Джон Барт - Плавучая опера

- Подарок! Ну и дела. Значит, подарок? Вы мне, молодой человек, скажите, вы что задумали? Как по-вашему, мне-то что делать с этим?

- Да ровным счетом ничего, сэр, - бубню я. - Я же сказал: это подарок.

- Со мной такие штуки не пройдут, - начинает мне угрожать полковник. - Возьмите, не надо мне ваших денег. И не вздумайте опять присылать.

А на стол опять ничего не кладет.

- Никому и ничем я в жизни обязан не был! - сообщает мне полковник, слегка успокоившись. - И не собираюсь одалживаться.

- Да вы и не одалживаетесь, сэр, - стою я на своем.

- Ну да! А вообще, что вы там выдумали, не знаю, но лучше бросьте. Меня подкупить нельзя. Пусть спросят, почему дела мои неплохо идут, я любому скажу: потому что никому и ничем обязан не был.

- Я вовсе и не думал вас обязательствами связывать, сэр. Просто подарок вам сделал.

- Хочу вам маленький урок преподать, милый мой. - Полковник улыбнулся, словно мысль эта только что его осенила. - Я возьму половину ваших денег, а вы от меня взамен ничего не дождетесь, так-то вот.

- Вы должны взять все, - ответил я. - Подарки назад не беру.

- Хм. Да, юноша, вам еще многому предстоит научиться. Многому! Никогда не связывайте себя чувством, что вы кому-то обязаны.

- Не буду, сэр.

- Тяжелое нынче время, Эндрюс! - затараторил полковник. - Отвратительное. Заводы останавливаются. Кто же будет деньги на ветер швырять! Нет, вы что-то такое задумали. Верно говорю? А?

Я покачал головой:

- Вы ошибаетесь, сэр. Честное слово, ошибаетесь.

Неожиданно полковник поднялся, собираясь уйти, и с сигарой в зубах тяжелым взглядом окинул мой кабинет.

- Что же, хорошо, будет вам урок, юноша, - сказал он. - Еще просить станете, чтобы вернул.

- Не стану, сэр.

Он пошел к двери, но оглянулся, усмехаясь.

- Вы бы лучше из этих денег кой-какие папашины долги погасили, - наставительно сказал он и, удовлетворившись тем, как независимо со мною держался, ушел. Миссис Лейк, слышавшая прощальную реплику, рот разинула от удивления.

Спустя некоторое время пришло письмо.

"Уважаемый мистер Эндрюс! не сомневаюсь, что вы уже сожалеете о собственном капризе, по поводу которого мы беседовали на днях. Я, однако, человек слова и намерен твердо держаться того, что решил, - вам в назидание. Остаюсь и проч.

Генри У. Мортон".

"Уважаемый полковник Мортон! Я не испытываю никаких сожалений. То, о чем вы упомянули, вовсе не было с моей стороны капризом, и вы не должны чувствовать себя чем бы то ни было мне обязанным. Это был подарок, и только. Остаюсь и проч.

Тодд Эндрюс".

Прошел месяц, "Мортоновские чудесные томаты" затеяли судебный спор с какой-то небольшой пароходной конторой, которая на своих паромах перевозила банки полковничьего изготовления в Балтимор. Свидетельства были скорее в пользу пароходной конторы (дело получилось довольно путаное, и описывать его здесь я не буду), но в жизни полковника не было случая, чтобы он проиграл тяжбу, так что он решил, ни перед чем не останавливаясь, добиться по суду своего. Служащий "Чудесных томатов" позвонил мне с известием, что полковник желал бы поручить защиту своих интересов фирме "Эндрюс, Бишоп и Эндрюс".

- Прекрасно, - сказал я. - Я сейчас занят, но мистер Бишоп может это взять.

- Насколько я понял, полковник хочет, чтобы дело вели именно вы, - сказал служащий (Уингейт Коллинс его звали, он в компании, кажется, вице-президент), - да, совершенно точно. Он же при мне это говорил.

Но я отказался. Полковник нанял Чарли Паркса и в конце концов выиграл, подав в апелляционный суд.

Вскоре объявили забастовку водители "Мор-то-невских грузовиков", дочерней фирмы консервного треста, - полковник запретил их профсоюзу вступить в "Объединение промышленных организаций", и тогда глава профсоюза Норберт Эдкинс обратился к нам за юридической защитой. Джимми Эндрюс, только начавший у нас работать, так и сгорал от тоски по собственному делу, и мы с Бишопом не видели причин, отчего бы ему не поручить этот случай. Но тут вмешался Уингейт Коллинс.

- В общем, вот что, если говорить откровенно, - сообщил он, - полковник не хотел бы, чтобы в это дело впутывались его добрые знакомые. Откажитесь, а то ваша контора как бы без клиентов не осталась. Понимаете, к чему я веду?

- Перестаньте, Уингейт, - сказал я, улыбаясь. - Слишком часто в кино ходите.

- А вы бы лучше без шуточек, - говорит. - Все у вас будет отлично, только с забастовщиками связываться не надо. Уж скажу вам по старой дружбе, "Мэтсон и Паркс" последнее время полковника подводить стали, так он не прочь к другим юристам дела свои перевести, чтобы официально представляли "Чудесные томаты". А значит, фирма эта увеличит свой доход тысяч на шесть, если не на восемь. Вы ему, полковнику то есть, особенно нравитесь, Тодд, точно вам говорю. Считает, что из вас большой толк получится. И я что хотите ставлю, он вашу фирму выберет, если только забастовщиков подальше пошлете. Ну что, трудно вам, что ли, - а он вчера прямо так и сказал, я сам слышал, только пусть это между нами останется.

- Кажется, Джиму это дело передали, - сказал я. - Вы с ним побеседуйте, Уингейт.

- Побеседовал уже, - фыркнул в ответ Уингейт. - Говорит, он готов за профсоюз вступиться, но вообще-то пусть вы с Гарри решаете. А Гарри сказал, ему все равно.

- Мне тоже, - говорю.

- Ну, так, значит, идиоты вы все, прошу прощения за откровенность. - Уингейт был теперь искренен. - Уж не знаю, как полковнику и сказать, огорчится он сильно.

Но, видимо, ничего, пережил. Когда делом занялся суд, Джимми консультировал профсоюз, а "Мэтсон и Парке", ближайшие наши соседи, представляли компанию. В конце концов приняли решение, вменявшее профсоюзу в обязанность оставаться "независимым", а водителей заставили из профсоюзной кассы возместить стоимость шести грузовиков, поврежденных во время беспорядков.

В течение следующего года с небольшим полковник сам или через своих вице-президентов раз десять предлагал мне поручения. Я от всех них отказывался, если предполагалось, что дело надо вести мне самому (дела были самые банальные, хотя с денежной стороны выгодные), какие-то он отдал на сторону, другие, довольно неохотно впрочем, предоставил мистеру Бишопу. Всякий раз, как мы встречались на улице (пешком он редко ходил), полковник хлопал меня по плечу, тряс руку, приглашал зайти пообедать или прогуляться с ним на его яхте, предлагал помочь, если надумаю вступить в Кембриджский яхт-клуб, в "Клуб Лосей", в "Ротари", в масонскую ложу, в клуб ветеранов (полковник там ведал приемом) или в загородный клуб (поскольку я время от времени развлекался гольфом, в этом клубе я уже состоял). Все эти приглашения и предложения я вежливо отклонял. Полковник возмущался, чуть не пыхтя от ярости.

Другие деловые предложения поступали от "Мортоновских чудесных томатов".

- Прямо скажу, - слышал я от Уингейта Коллинса, - в жизни таких идиотов не встречал. Что вы против нас затаили? Мы вам такие возможности даем, в жизни больше не будет. Вам что, деньги девать некуда? Послушайте, Тоди, честное слово, у полковника просто в заднице свербит из-за этих тысяч, которые вы ему послали, - ну ни с того ни с сего, понимаете? Я ему говорю: что хотите, он же идиот, только и всего, я же давно его знаю, не то что вы. А он понимать отказывается. А в заднице у него свербит, потому как, видите, не желает он кому-то себя обязанным чувствовать. То-то вот. Ну возьмите дельце-то, хоть одно из всех, какие мы предлагаем, ради меня возьмите, мне с ним куда легче управляться станет.

- Фирма эти предложения не отклонит, - напоминаю ему. - А лично мне они неинтересны.

- Тьфу ты, ведь он-то не подарок ответный вам делает, - возмущался Уингейт. - Просто хочет вас нанять, как всякий другой захотеть мог бы. Какого рожна вы его из себя вывести стараетесь? Никогда не видел, чтобы он так ярился.

- Глупо себя ведет, - отвечал я. - Он же знает, что мне ничем не обязан. Сам мне об этом написал, не поленился.

И Уингейт еще раз откровенно мне сообщает, что я редкостный идиот.

А по городу слушок пополз (думаю, Уингейт постарался или миссис Лейк, а может, Джимми) про те пять тысяч; кто полюбопытнее, ко мне с расспросами приставать начали.

- Подарок, - говорю и плечами пожимаю. Но все равно чуть не каждый встречный на меня как на ненормального смотрел, то-то им радость, что подтверждение нашлось. Приятели сообщили, что кое-кто из кредиторов отца сильно недоволен был, только пять тысяч эти мои по закону, а не отцовские, так что сделать ничего не могли, как ни ворчали. А циники все гадали, что это я за штуку учудить собрался.

На Рождество полковник прислал мне ящик шотландского виски "Харви", шофер его привез. Через два дня получил полковник этот ящик обратно, посыльный из "Кембриджских перевозок" доставил, и тут опять является ко мне Мортон собственной персоной.