Джером Джером - Досужие размышления досужего человека
Еще немного, и я бы его одернул.
На следующее утро в половине восьмого мы с Минни были на станции. Я называю ее Минни не потому, что мы с ней на короткой ноге, просто забыл фамилию. С тех пор как мы виделись в последний раз, минуло десять лет.
Она была хорошенькой девушкой, а когда смеялась, карие глаза туманили слезинки. Ее тетушка не провожала нас, сославшись на головную боль; впрочем, ей хватило сил заверить меня на прощание, что она полностью мне доверяет.
Старый кассир заметил наше приближение за полмили, о чем не преминул поведать кучеру, который, в свою очередь, довел сей любопытный факт до сведения пассажиров. Наше появление встретили гробовым молчанием, которое прервал кучер, дунувший в рожок. Звук вышел не слишком благозвучный. Кучер явно вложил в него душу, но ему не хватило дыхания. Очевидно, малый только учился дудеть и не обрел пока истинного мастерства.
Нежданно-негаданно мы с Минни оказались в центре внимания. Кассир помог девушке выйти из экипажа. На миг я испугался, что он хочет поцеловать ей руку. В ответ на мое приветствие кучер ухмыльнулся. Ухмылялись пассажиры, горничная и официант, стоявшие на пороге гостиницы, ухмылялись во весь рот. Я отвел Минни в сторонку и прошептал:
– С нами что-то не так, посмотри, все вокруг ухмыляются.
Она обошла вокруг меня, я обошел вокруг нее, но мы не заметили ничего предосудительного.
– Я все устроил, – объявил кассир. – Молодые люди сядут на козлах сбоку, получится пятеро на скамье. Вы ведь не против потесниться?
Кассир подмигнул кучеру, кучер подмигнул пассажирам, пассажиры принялись усиленно подмигивать друг другу. При этом все покатывались от хохота. Двух гостиничных горничных била истерика, и им пришлось цепляться друг за дружку, чтобы не упасть. Наверняка это был самый веселый дилижанс из тех, что курсируют между Линдхерстом и Вентором.
Мы сели, и я как раз придумывал остроту, чтобы разрядить атмосферу, как к дилижансу подошла тучная дама и пожелала узнать, где ее место.
Кассир показал на середину скамьи.
– Нам пришлось усадить на скамью пятерых, – добавил он.
– Пятеро тут не поместятся, – возразила тучная дама.
Пятеро таких, как она, – несомненно, четверо пассажиров средней комплекции плюс один вроде нее – вполне, хоть и не без труда.
– Если хотите, можете занять место сзади.
– Еще чего! – возмутилась дама. – Я заказала билет в понедельник, и вы обещали мне, что место будет спереди.
– Я могу сесть сзади, мне все равно, – предложил я.
– А вы не рыпайтесь, молодой человек, – сурово произнес кассир, – я сам все улажу.
– Позвольте, я сяду сзади, – сказала Минни, порываясь встать. – Обожаю там ездить.
Вместо ответа кассир силой усадил Минни на скамью.
– Итак, мамаша, определитесь, куда вы хотите сесть? – вопросил он тучную пассажирку. – Спереди или сзади?
– А почему бы не исполнить их желание? – спросила тучная дама, тыча ридикюлем в меня и Минни. – Вы же слышали, они оба любят задние места.
Кучер встал с козел, расправил плечи и отчеканил:
– Или вы сядете сзади, или скатертью дорога. Я пятнадцать лет вожу дилижанс по этой дороге и ни разу не позволил семейной паре ехать раздельно!
Его выступление вызвало горячее одобрение слушателей. Тучная дама, осознав, что мешает счастью молодой четы, удалилась на заднее сиденье, щелкнул хлыст, и мы покатили.
Так вот в чем заключалась разгадка странного поведения наших попутчиков! Мы были в местности, славящейся романтическими пейзажами, в разгар брачного сезона. Две из трех пар, посещающих эти края в июне, оказывались молодоженами, третья только собиралась связать себя узами брака. Куда ж отправиться на медовый месяц, если не на остров Уайт! Наша одежда и багаж производили впечатление новых, даже зонтики, как назло, были с иголочки, а если сложить наши годы, то нам никак не могло быть больше тридцати семи. Конечно, мы молодожены!
Должен признать, на мою долю редко выпадали такие скверные дни. Что до Минни, то, как впоследствии поведала мне ее тетушка, она путешествие пережила с трудом. В ту пору Минни обручилась с молодым священником и была предана ему всей душой, я же сходил с ума по одной милашке по имени Сесилия. Моя возлюбленная жила с матерью в Хэмпстеде. Я ничего не имел против ее местожительства, но до сих пор вспоминаю, как спускался с холма от Черч-роу к Суисс-коттедж-стейшн. Такие вещи не забываются, особенно когда ботинки, в которых вы проходили весь день, нестерпимо жмут, а дорога идет с холма, и вам приходится все время переносить вес с пятки на пальцы. Впрочем, с Сесилией у нас ничего не вышло, так что оставим эту тему.
Наши попутчики, люди простые и безыскусные, всю дорогу отпускали в наш адрес шуточки, впрочем, вполне невинные – будь мы с Минни и впрямь женаты. Я надеялся, что Минни пропускает их мимо ушей, и, кажется, ей хватило ума так и поступить.
Не помню, где мы остановились на обед, но ягненок в мятном соусе пришелся по вкусу всей компании, за исключением меня, Минни и тучной дамы, так и не смирившейся с потерей места. Относительно моего поведения мнения сочувствующих разделились.
– Какой-то он надутый, – поделилась одна дама с мужем своим наблюдением. – Мог бы и приобнять ее разок.
Юная официантка проявила большую сдержанность.
– А мне нравится, что он не лезет к ней с телячьими нежностями, – заявила она буфетчику. – Терпеть не могу, когда милуются у всех на глазах.
Никто из них даже не подумал понизить голос, словно мы были двумя попугайчиками в клетке, отчего-то не желающими развлекать толпу своими фокусами.
Интересно, как ведут себя в подобных ситуациях настоящие новобрачные? Наверняка, устав от назойливости окружающих, устраивают показательную демонстрацию, чтобы попутчики поскорее от них отвязались.
На пароходе легче не стало. Минни умоляла меня объявить во всеуслышание, что мы не муж и жена. Но как я мог исполнить ее желание? Попросить капитана вызвать всех пассажиров на палубу и обратиться к ним с речью? Тогда Минни заявила, что больше не вынесет издевательств, и в слезах удалилась в дамский салон. Ее расстроенный вид зрители сразу же приписали моей холодности. Один болван уселся напротив меня, грозно раздвинул ноги и укоризненно покачал головой.
– Ступайте вниз, юноша, и приголубьте бедняжку. Послушайте старого опытного человека: всего-то и нужно, что обнять ее покрепче и признаться в вечной любви!
Живут же на свете такие идиоты!
– Да чтоб ты удавился со своими советами! – вскричал я с таким пылом, что от неожиданности болван чуть не свалился в воду. Спасли его лишь клетки с птицей у борта: сегодня явно был не мой день.
В Райде кондуктор с нечеловеческим трудом раздобыл для нас отдельное купе. Я вручил ему шиллинг за труды, не пожалел бы и полсоверена, если б он запихнул к нам в купе еще восьмерых пассажиров. Тогда любопытствующие не заглядывали бы к нам в окно на каждой станции.
В Уэнтноре я сдал Минни с рук на руки ее отцу и первым же поездом вернулся в Лондон. Я больше не мог ее видеть; полагаю, она ощущала то же самое. В следующий раз мы встретились за неделю до ее свадьбы.
– Где вы намерены провести медовый месяц? – спросил я. – В Нью-Форесте?
– Где угодно, – ответила она, – только не на острове Уайт.
Однажды зимним субботним вечером я наблюдал любопытную сценку на Уайтфилд-стрит, напротив Тоттенхем-Корт-роуд. Весьма неплохо одетая, хоть и изрядно растрепанная дамочка вылетела из паба. Она была пьяна и вне себя от ярости. Полицейский предложил ей не задерживаться и идти своей дорогой, на что подвыпившая красотка осведомилась, знает ли бобби, как следует обращаться к леди, и пообещала пожаловаться своему кузену, лорд-канцлеру.
– К нему мы сейчас и отправимся, – не растерялся полицейский. – Идите со мной.
И взял пьянчужку за руку.
Она отпрянула и едва не растянулась на тротуаре. Чтобы удержать женщину на ногах, полицейский схватил ее обеими руками за талию. Она вцепилась ему в шею, и парочка несколько раз повернулась вокруг своей оси. И тут, как нельзя кстати, шарманка на углу заиграла вальс.
– Кавалеры, приглашайте дам! – выкрикнул какой-то шутник. Толпа грянула хохотом.
Я смеялся вместе со всеми – ситуация и впрямь вышла забавная, а на физиономии полицейского застыла гримаса, достойная гравюры Хогарта. Внезапно я заметил под фонарем девочку, на ее лице читался такой ужас, что мне невольно захотелось утешить ее.
– Не бойся, это просто пьянчужка, полицейский ее не обидит.
– Ах, сэр, это моя мать.
Наши шутки всегда кого-то ранят. Человек, севший на гвоздь, не станет участвовать в общем веселье.
© Перевод М. Клеветенко
О вмешательстве в чужие дела
Однажды погожим сентябрьским утром я прогуливался по Стрэнду.
Я люблю осенний Лондон с его сияющими белыми мостовыми и безупречной прямизной улиц. Люблю прохладные аллеи в утренних парках и мягкие сумерки в гулких переулках. В июне метрдотели торопливы и нелюбезны, в августе, признав во мне завсегдатая, предлагают столик у окна и щедрой рукой наливают вино. И моя глупая ревность утихает. Захочу прокатиться после ужина на омнибусе, подышать ночной свежестью – без давки поднимусь по ступенькам и займу место, не заботясь тем, что отнимаю его у раздраженной матери семейства, еле стоящей на ногах от усталости. Захочу посетить театр – нигде меня не встретит табличка «Все билеты проданы». В сезон столица, словно суетливая домохозяйка, озабоченная приемом гостей, забывает о нас, своих обитателях. Комнаты переполнены, слуги сбиваются с ног, пища готовится на скорую руку. Величавая матрона утрачивает лоск, превращаясь в крикливую и бойкую кухарку. Но вот гости разъехались, и она вновь становится собой – той, кого мы, ее преданные дети, привыкли любить.
