Пэлем Вудхауз - Сэм стремительный
Мистер Моллой смотрел на блюстителей порядка несколько под другим углом, но тактично умолчал об этом, чтобы не обидеть своего собеседника.
— Благотворительнорганизациямнойпомянутая, — продолжал полицейский, вновь зажмурившись, — полицейский сиротский приют, для которого мне — в числе нескольких других — поручено продавать билеты на ежегодный концерт такового, имеющий состояться в зале «Оддфеллоуз» на Огильви-стрит шестнадцатого текущего. Билеты, каковые могут быть куплены в любом количестве или числе, включают пятишиллинговый билет, трехшиллинговый билет, двухшиллинговый билет, одношиллинговый билет и шестипенсовый билет. — Он открыл глаза. — Могу ли я иметь удовольствие продать вам и вашей достопочтенной супруге пару по пять шиллингов?
— Если, мистер Шоттер, мне будет дозволено привоскупить мой личный совет, то я решительным образом рекомендовал бы эту покупку. Превосходнейшее и заслуживающее всяческой поддержки благотворительное мероприятие.
Последние слова принадлежали джентльмену в костюме духовного лица, который возник неизвестно откуда и встал рядом с полицейским. Услышав его голос, Елей испытал некоторое облегчение, так как секунду назад, увидев вторую темную фигуру, внезапно материализовавшуюся на верхней ступеньке крыльца, он испугался, что от трудов праведных у него начало двоиться в глазах.
— Полагаю, я имею удовольствие говорить с мистером Шоттером? — продолжал новоприбывший. У него было орлиное лицо с парой проницательнейших глаз, и на жуткий миг Елею почудилось, что перед ним Шерлок Холмс. — Я только что принял этот приход и совершаю предварительный его обход для первого знакомства с моими прихожанами. Мистер Корнелиус, агент по недвижимости, весьма любезно снабдил меня списком фамилий. Разрешите представиться. Преподобный Обри Джернингем.
Как было тонко замечено, мир мало знает своих величайших людей. Это имя преисполнило бы Кей Деррик жгучего восторга, но на Елея Моллоя оно не произвело ни малейшего впечатления. Читал он мало, а когда все-таки выбирал минуту для чтения, то предпочитал что-нибудь полегче и поза-бористее, чем «Существует ли ад?».
— Как делишки? — угрюмо поздоровался он.
— И сколько пятишиллинговых билетов могу я продать вам и вашей достопочтенной супруге? — осведомился полицейский. Уважение к духовенству заставило его хранить молчание во время вышеизложенного разговора, но теперь он словно бы намекал, что дело есть дело.
— Превосходнейшее благотворительное начинание, — сказал преподобный Обри, проскальзывая мимо Елея, несмотря на слабые попытки страдальца воспрепятствовать ему. — И, насколько я понял, в концерте примут участие несколько прекрасных артистов. Верно, констебль?
— Да, сэр, совершенно верно. В первой части программы констебль Первис исполнит «Святой Град»… нет, вру, «Уснув над Пучиной»; констебль Джукс изобразит многих всем вам знакомых сценических знаменитостей; инспектор Оукшотт покажет фокусы; констебль…
— Превосходное вечернее развлечение, короче говоря, — сказал преподобный Обри. — Возможно, следует упомянуть, что председательствовать буду я.
— А председательствовать будет священник прихода, — сказал полицейский, не упустив случая добавить еще один соблазн. — Так сколько же пятишиллинговых билетов могу я продать вам и вашей достопочтенной супруге, сэр?
Елей, подобно Шимпу, был бережливым человеком. Но, помимо такого расхода, все его существо противилось тому, что — пусть даже косвенно — способствовало поддержке полиции. Тем не менее он понял, что спасения нет, и решил лишь попытаться спасти хотя бы крохи.
— Дайте один, — сказал он, и казалось, слова эти были выдраны у него клещами.
— Всего один? — разочарованно переспросил полицейский. — А как же ваша достопочтенная супруга?
— Я не женат.
— А ваша сестра?
— У меня нет сестры.
— Ну а если в клубе вы повстречаете кого-нибудь из друзей и он изъявит желание пойти с вами?
— Дайте один! — сказал Елей.
Полицейский дал ему один билет, взял деньги, произнес несколько прочувствованных слов благодарности и удалился. Елей вернулся в дом и был неприятно потрясен, обнаружив, что священник проник туда раньше него.
— Весьма достойное благотворительное мероприятие, — сказал тот.
Елей уныло уставился на него. Как избавляются от приходских священников? Кроме любимой панацеи своей молодой жены — размахнуться и дать ему по кумполу, — Елей ничего придумать не мог.
— Вы давно проживаете в Вэлли-Филдз, мистер Шоттер? — Нет.
— Надеюсь, мы будем часто видеться?
— А? — глухо произнес Елей.
— Первейший долг священника, на мой взгляд… Мистер Моллой не имел никакого понятия о том, в чем
состоит первейший долг священника, и узнать это ему суждено не было. Ибо в этот миг сверху донесся звонкий музыкальный женский голос:
— Ду-у-усик!
Мистер Моллой содрогнулся. Содрогнулся и преподобный Обри Джернингем.
— Я в спальне, сахарный зайчик. Давай сюда! Аскетическое лицо преподобного Обри побагровело.
— Насколько я понял, вы сказали, что не женаты, мистер Шоттер, — произнес он металлическим голосом.
— Нет… а… э…
Он встретился взглядом с преподобным мистером Обри. Так мог бы выглядеть Шерлок Холмс, поймай он доктора Ватсона на попытке украсть его часы.
— Нет… я… а… э…
Не всякому человеку дано поступить правильно в трудных обстоятельствах. К сожалению, приходится констатировать, что мистер Моллой допустил тут непростительный промах. Изобразив жутковатое подмигивание, он выставил указательный палец правой руки и с тошнотворной игривостью ткнул им своего посетителя между третьим и четвертым ребром.
— Ну, вы знаете, как это бывает, — просипел он.
Преподобный Обри Джернингем содрогнулся от макушки до пяток. Он выпрямился во весь рост и смерил Елея взглядом. Палец причинил ему значительную физическую боль, однако боль духовная была много сильнее.
— Да, я знаю, как это бывает, — отчеканил он.
— Бывалый человек, — с облегчением сказал Елей.
— Всего хорошего, мистер Шоттер, — сказал преподобный Обри.
Входная дверь с грохотом захлопнулась. На верхней площадке лестницы появилась Долли.
— Чего ты там торчишь? — спросила она.
— Потому что хочу лечь, — ответил Елей, тяжело дыша.
— Ты это о чем?
— Я хочу отдохнуть. Мне нужно отдохнуть, и я отдохну! Долли спустилась в прихожую:
— У тебя просто вымотанный вид, милый!
— Вот именно вымотанный. Если я не расслаблюсь на пару минут, тебе придется вызвать «скорую помощь».
— Пожалуй, я и сама переведу дух. Пыльное это занятие — искать. Выйду подышу воздухом в саду… А что, сейчас еще кто-то заходил?
— Угу.
— Ух ты! У них тут будто своих домов нет, верно? Ну, я вернусь через минуту, дусик. У задней стены вроде бы теплица. Самое место, где старик Фингласс мог припрятать тырку.
Преподобный Обри Джернингем пересек полосу песка, которая служила подъездной дорогой и «Мон-Репо» и «Сан-Рафаэлю», и поднялся на крыльцо мистера Ренна. Он все еще содрогался.
— Мистер Ренн? — осведомился он у элегантно одетого молодого человека, который открыл дверь.
Мистер Брэддок покачал головой.
Уже во второй раз за последние пять минут его приняли за владельца «Сан-Рафаэля», ибо пока священник двигался по Берберри-роуд вниз, полицейский начал снизу и продвинулся вверх.
— Сожалею, — сказал он. — Мистера Ренна нет дома.
— Я зайду и подожду, — сказал преподобный Обри.
— Всеконечно, — сказал мистер Брэддок.
Он проводил посетителя в гостиную, испытывая, хотя и в меньшей степени, то же смущение, которое этот святой человек вызвал у Елея Моллоя. О приходских священниках он знал мало и понятия не имел, как поддерживать разговор.
— Чашку чая?
— Нет, благодарю вас.
— Боюсь, — виновато сказал мистер Брэддок, — я не знаю, где они хранят виски.
— Я воздерживаюсь от спиртных напитков.
Беседа не клеилась. Его новый знакомый действовал на Уиллоуби Брэддока все более угнетающе. Никак не встреча двух родственных душ. И что-то его свербило, или мистер Брэддок очень и очень ошибался.
— Вы же священник, верно, и все такое прочее? — спросил он после затянувшейся паузы.
— Да. Я преподобный Обри Джернингем. Я только что принял этот приход.
— А? Симпатичное местечко.
— Где все ласкает взоры, — сказал преподобный Обри, — и мерзок человек лишь.
Вновь наступило молчание. Мистер Брэддок рылся в уме, ища, что бы такое сказать, и обнаружил, что понятия не имеет, о чем болтают между собой духовные лица.
Он хотел было спросить своего гостя, почему епископы носят на шляпах что-то вроде шнурков для ботинок — тайна, всегда его интриговавшая, — но затем решил, что тот может подумать, будто у него выведывают профессиональные секреты, и оскорбится.
