Сергей Боровский - Уроки переносятся на завтра
На деле приговор оказался ещё более суровым. Если монгол задерживался вечером чуть дольше положенного, дверь перед ним не раскрывалась вообще. Он стучал и плакал, но бессердечные его соседи по комнате дрыхли и не реагировали на шум. В конце концов, он и вовсе перестал появляться. Так, иногда забегал помыть полы.
Лёд, неожиданно сковавший их отношения, не могли растопить ни страх перед деканатом за самоуправство, ни по случайности найденная гитара, которую вырвали с боем, слегка постаревшую, но всё такую же благозвучную.
Иногда за монголом заходили по старой памяти его друзья. Им туманно отвечали, что-то вроде «в душ пошёл» или «задерживается».
В ту счастливую ночь, когда Атхуяка пустили на собственную кровать, он прекрасно выспался. И даже более того — утром его не прогнали по обыкновению за двери. Серега куда-то ушёл со своим товарищем, Лёха продолжал нежиться в постели, Атилла со Шнырем, как вы помните, раздевали в карты Алика, и Атхуяк решил использовать предоставившуюся возможность для экспресс-ревизии комнаты.
В шифоньере его ждало настоящее потрясение.
Вам, избалованным жителям современных мегаполисов, конечно, не понять чувств настоящего воина, берущего в руки оружие. Вам не ощутить той притягательной силы, исходящей от смертоносной стали, и ласковые поглаживания инструмента не вызывают у вас сильнейшего душевного трепета.
Что делает здесь, среди рваных тряпок и клопов, это произведение искусства? Чем заслужило оно такое к себе отношение?
Атхуяк аккуратно завернул находку в обрывок простыни и, млея сердцем, вышел из комнаты.
Сначала он спрятал своё сокровище на чердаке. Приподняв слой стекловаты, он легко уложил под него свёрток, присыпал обрывками картонных коробок. Но клад не давал ему покоя. Ему показалось, что место это — не достаточно надёжное. И он перепрятал оружие в прачечной, откуда, в свою очередь, перенёс в подвал. Как показали дальнейшие события, его опасения имели под собой основания.
Измучавшись, Атхуяк решился на крайний шаг — он вынес оружие за пределы общаги. Поехал на вокзал и сдал его в камеру хранения. Ну а уж оттуда логически правильный шаг вытекал сам собой — он купил билет до Улан-Батора и отбыл на Родину, ибо только там он мог гарантировать сохранность приобретения и право обладания им.
Бдительные советские пограничники сняли его с поезда вместе с поклажей на станции Наушки и поместили в изолятор временного содержания. Там он просидел до тех пор, пока за ним не прибыли из Монгольского консульства.
Опытным чекистам ничего не стоило связаться по своим каналам и понять, откуда дровишки, так что всякий налёт мистики с этого деле был окончательно снят.
Глава 45. На нарах
Комната, куда временно поместили Шныря и Атиллу, проветривалась плохо, но недостаток этот с лихвой компенсировался тусклым её освещением. Друзья лежали на твердоватых поверхностях и вели неспешную беседу.
- Хорошо здесь, - произнес Атилла. - Спокойно.
- Да, - поддержал его друг. - Сыровато только немного.
- Это ничего. Зато в уборную не нужно переться через весь коридор.
- Что есть, то есть. - Шнырь облизал языком десны и широко зевнул. - И кормят, наверное, получше, чем в «Бухе».
- Дай то Бог!
- Кстати, пора бы им уже чего-нибудь принести. Второй час сидим.
- Третий.
- Тем более. Постучать в дверь, разве что?
- А бить не будут?
- Как можно! Сейчас не царские времена на дворе. И, слава Богу, не война.
- Да. Твоя правда.
- Ну, да ладно. Подождем ещё немного.
Они помолчали.
- За ребят переживаю, - озаботился вдруг Атилла. - Как бы им не попало из-за нас. Под горячую руку.
- Разберутся, - успокоил его Шнырь. - Свидетелей опросят, составят картину происшествия. В школе КГБ их знаешь как натаскивают на истину. Настоящие спецы в своём деле!
- Да, наверное, ты прав. А я — просто старый меланхолик.
- Не то слово. Зануда и нытик!
Они опять поохали и покряхтели, ворочаясь на деревянных лежаках.
- А ещё у меня всё никак не выходит из головы прочитанное, - продолжил Атилла.
- В смысле?
Здоровяк приподнялся на локтях и продекламировал по памяти:
«Есть хлеб – будет и песня. Не зря так говорится. Хлеб всегда был важнейшим продуктом, мерилом всех ценностей. И в наш век великих научно-технических достижений он составляет первооснову жизни народов. Люди вырвались в космос, покоряют реки, моря, океаны, добывают нефть и газ в глубинах земли, овладели энергией атома, а хлеб остается хлебом. Особое, трепетное, святое отношение к хлебу присуще гражданам страны с колосьями в гербе...»
- Толстой?
- Бери выше.
- Горький?
- Выше.
- Ну, даже не знаю...
- Сдаёшься?
Шнырь кивнул, и Атилла повторил последние пару строк с интонациями бывшего генсека.
- Не может быть!
- Может. Ильич был истинным самородком. Вот ещё послушай.
Атилла разорвал подкладку на телогрейке и выудил оттуда клочок бумаги, сложенный вчетверо.
- Библиотечную книгу испортил, - укорил его Шнырь.
- Это как раз тот самый случай, когда средства оправдываются поставленной целью.
«Главная задача одиннадцатой пятилетки состоит в обеспечении дальнейшего роста благосостояния советских людей на основе устойчивого, поступательного развития народного хозяйства, ускорения научно-технического прогресса и перевода экономики на интенсивный путь развития, более рационального использования производственного потенциала страны, всемерной экономии всех видов ресурсов и улучшения качества работы».
- Сильная вещь! - одобрил Шнырь.
- Так и я про то же.
- Нет, правда, когда слышишь подобные слова, внутри прямо что-то подымается и куда-то зовёт.
- Хочется взять в руки лопату, - подхватил Атилла. - И копать, пока есть силы.
- В такие минуты, - не отставал от него Шнырь. - Я говорю себе: у нас получится! Должно получиться! Иначе — грош нам всем цена!
- Точно!
Атилла даже вскочил на ноги и прошёлся взад-вперед от возбуждения.
- Всё! Решено! Как только выйдем отсюда, начинаю новую жизнь. С преступным миром покончено раз и навсегда.
- Да, друг мой! Ты вернёшься к себе в НИИ, а я поступлю в Мариинский театр.
- Никаких НИИ! - отмёл предложение Атилла. - Пойду работать лектором-пропагандистом в обком Партии.
- А возьмут? С твоими судимостями-то?
- Не знаю, но я буду стараться. Приложу все усилия. А пока давай на стене эту цитату нацарапаем?
- Чем?
- Гвоздём.
- Где ты его возьмёшь?
- Как где?! Постучим в дверь, попросим у дежурного.
Взмокший от пота солдатик стянул с себя наушники и осоловело посмотрел в глаза начальнику.
- Не могу больше, товарищ майор! Голова — будто стекла толчёного насыпали. Слова все знакомые, а в смысл никак не складываются. О чём они говорят?
- Для тебя они стараются, деревня. Профессионалы. А ну-ка, давай-ка их ко мне. Посмотрим, как они там запоют.
Глава 46. Чистосердечное
Майор подвесил паузу, делая вид, что рассматривает паспорта задержанных. По закону жанра шелест казённой бумаги, перелистываемой начальственным пальцем, должен вселять в обвиняемых животный ужас. Двое абмалов-конвойных расположились возле каждого из них, готовые к любым неожиданностям. Но арестанты смиренно сидели на стульчиках с херувимскими выражениями на лицах. Похоже, первоначальные предположения майора оправдывались, и перед ним сидели достойные противники. Ну что же, тем интересней получится игра.
- Спиридон Владимирович, значит? - уточнил он и аккуратно положил паспорт перед Шнырем.
- Без базара! - отозвался тот.
- А вы — Владимир Иванович? - Документ лёг и перед Атиллой тоже.
- Он самый, - подтвердил гигант.
Майор иронично посмотрел на клоунов, каковых в его кабинете побывало предостаточно за его продолжительную карьеру.
- Одно удовольствие наблюдать за вами, - признался он. - Словно сидишь на хорошем спектакле с известными актерами.
- Стараемся, - подыграл ему Шнырь.
И тогда следователь кинул пробный шар.
- All right, gentlemen. I have a suggestion. Why won’t we cut this crap and start talking business*? - огорошил он присутствующих чистейшим английским.
* Ладно, господа. У меня предложение. Почему бы нам не опустить эту чушь и не перейти к делу?
- Зис из э вери гуд саджещен, - отозвался Атилла, обнаруживая одновременно и знание предмета, и ужасное произношение. – Ит из э плеже ту ду э бизнес виз ю*.
* Очень хорошее предложение. С удовольствием займемся с вами делами.
Трюк, если и удался, то только наполовину, и майор продолжил по-русски:
- Возможно, вы не в курсе, господа, но мы за вами наблюдаем уже довольно-таки давно.
Удивление, отразившееся на лицах уголовников, получилось таким неподдельным и мощным, что майор решил не смотреть на них лишний раз без надобности — ещё, чего доброго, верить им начнешь.
