Виктор Шендерович - Книги: Все тексты
Многие, как и я, видели это на экране телевизора. Премьер, судя по всему, действительно не знал о привезенном в его резиденцию двойнике — по крайней мере, когда увидел того рядом с собой за столом, реакция была поразительной. Мы с Пичулом сошлись на том, что сыграть это невозможно, таких актеров нет. Отхохотавшись, Виктор Степанович несколько раз принимался говорить что-то судьбоносное, но не выдерживал и начинал хохотать снова. Как ребенок, он теребил своего двойника за рукав, спрашивал у него «ты чего мордатый такой?»… Потом, впрочем, признался: похож.
Многие обижались на меня за те или иные шутки — но одна обида стоит особняком.
…Одна из самых качественных наших программ вышла в начале января 1996-го, вскоре после безоговорочной победы коммунистов на парламентских выборах. (Вообще, я заметил, к «Куклам» вполне применимо мао-дзедуновское «чем хуже, тем лучше» — самые хорошие передачи появлялись в самые плохие для страны дни: после Буденовска, после победы коммунистов на парламентских выборах, между первым и вторым туром президентских; в дни, когда начались теракты на улицах Москвы. И наоборот — в периоды политического затишья мы порою сбивались на общие места, начинали играть на интонациях… Что поделать, в каком-то смысле мы — политические стервятники, питаемся политической падалью; как бы мы работали в какой-нибудь цивилизованной стране — вообще страшно подумать…)
Так вот, — в начале 96-го призрак Зюганова, въезжающего в Кремль, начал приобретать реальные очертания. Ситуация казалась довольно безнадежной, и не из-за Зюганова даже (как подтвердила практика, он и его команда — люди, к счастью, малоталантливые) — безнадежной она казалась из-за чудовищной практики действующей власти.
Народу так осточертели правящие воры и циники, что он, как показала зима 95-го, готов был променять их хоть на черта — и отморозить палец на зло батьке, снова посадив себе на шею коммунистов.
Хорошая память не относится к числу достоинств российского народа, и нам показалось «чрезвычайно своевременным» напомнить электорату, что это такое — житье под коммунистами…
Программа называлась — «Воспоминание о будущем». Действие происходило в России, в двухтысячном году, через четыре года после победы Зюганова. Прибалтика, разумеется, снова была оккупирована, в продуктовом магазине сплоченными рядами стояли пачки соли и банки томатов, изо всех репродукторов пел Кобзон… А резиновый Егор с резиновым же Григорием трудились, разумеется, на лесоповале. И пиля бревно, вспоминали коллег-демократов — кто где. И была там у меня такая опасная шутка, что, мол, Боровой с Новодворской бежали, переодевшись в женское платье…
После эфира программы прошло не больше недели, когда у меня в квартире раздался звонок.
— Алло! — сказал неподражаемый голос. — Господин Шендерович? Это Новодворская.
Я похолодел, потому что сразу понял, о чем пойдет речь.
— Виктор, — торжественно произнесла Валерия Ильинична. — В своей программе вы нанесли мне страшное оскорбление…
Возразить было нечего. Самое ужасное заключалось в том, что Новодворская была права. Шутка написалась сама, в последний момент, и я даже не удосужился проанализировать ее: просто хмыкнул — и запулил в текст. Внутренний контролер, обязанный проверять всякую остроту на этичность, видимо, отлучился из моих мозгов в ту злосчастную минуту…
Я начал извиняться; наизвинявшись, сказал, что готов немедленно сделать это публично, письменно, там, где она скажет… Новодворская терпеливо выслушала весь этот мой щенячий лепет и докончила свою мысль.
— Виктор, — сказала она, — неужели вы не знаете, что в уставе нашей партии записан категорический отказ от эмиграции?
Валерия Ильинична Новодворская — святая. И сдохнуть мне на этом месте, если я сейчас шучу.
— А что это, — спрашивают меня, — там в титрах не ваша фамилия?
— Это потому, — честно отвечаю я, — что не мой сценарий.
За три года резиновые уродцы так приросли к моей фамилии, что теперь мне приходится регулярно выслушивать слова благодарности или критики за работу моих нынешних коллег.
Сегодняшние «Куклы» делаются новой командой авторов и режиссеров — под тем же, впрочем, художественным руководством. (Василий Григорьев в настоящее время живет в Москве, запуская новые телепроекты — и я бы посоветовал Международному Валютному Фонду обратить на это внимание. Смелее, господа, не стоит быть осторожнее Базиля!)
Кадровые перемены в «Куклах» произошли не вдруг, и им есть вполне материальные объяснения: Василий Пичул, кажется, нашел деньги на новый фильм (тьфу-тьфу-тьфу!) и собирается запускаться, Александр Левин с телекомпанией «Дикси» создал программу «Национальный интерес» и готовит еще несколько проектов… Я работаю на том же канале и все в том же еженедельном режиме — моя новая авторская программа называется «Итого».
Я не писал сценарии для «Кукол» целых три месяца, прежде чем ностальгия и цеховые соображения взяли свое. Трехлетие программы я снова встретил в рядах ее трудового коллектива. И все же…
Некоторое время назад всех нас начало посещать ощущение исчерпанности сюжета — не сюжетных возможностей программы, а нашей собственной, внутренней драматургии.
Когда летом 94-го мы собирались в «Дикси» и придумывали первые, довольно примитивные сюжеты для нескольких случайно изготовленных кукол, нами двигало любопытство и, не в последнюю очередь, материальный интерес.
Когда своей коллективной волей мы преодолели вышестоящую опаску, и в программе появились первые резиновые лица страны; когда зимой 95-го началась война в Чечне, проведя кровавую черту между всеми нами и властью, — в нашей профессиональной работе появился нравственный смысл.
В месяцы уголовного преследования наша работа была одновременно долгом и счастьем. Волей случая мы оказались на острие общественной жизни; может быть, я покажусь высокопарным, но мы знали, что говорим нечто, чего не имеют возможности высказать миллионы людей; что выполняем какую-то очень важную терапевтическую работу, помогая хотя бы немного сбрасывать через смех огромное социальное напряжение тех дней.
Это было лучшее время программы «Куклы», и одно из самых счастливых в моей жизни. Я знал, зачем живу.
Потом, как-то незаметно, мы стали признанной и демонстративно ласкаемой программой; привычным субботним блюдом; частью пейзажа. К этому оказалось трудно привыкнуть. Мы снимали программу за программой и могли бы благополучно состариться за этим занятием.
Но это уже вопрос заработка, а не судьбы.
Мне и моим товарищам повезло: мы приложили руку к новому и веселому делу. Было приятно слышать от знакомых и незнакомых людей, что у нас получается смешно; лестно попадать в рейтинги и получать престижные премии; но дороже всего этого для меня слова, приватно сказанные мне одним известным шестидесятником. Он сказал: кажется, вы несколько расширили российские представления о свободе.
Дай-то Бог.
А что до известности, которую принесли нам «Куклы» — что ж, известность вещь приятная… до известной степени. Недавно при выходе из московской пирожковой меня настиг и крепко схватил за рукав неизвестный мне молодой человек. Он радостно ткнул меня в плечо узловатым пальцем и прокричал:
— Вы — Шендерович!
Я кивнул, обреченно улыбнулся и приготовился слушать комплименты. Все это, как выяснилось, я сделал совершенно напрасно: немедленно по опознании молодой человек потерял ко мне всякий интерес и, повернувшись, крикнул приятелю, сидевшему тут же, за столом:
— Это он, я выиграл! Гони червонец!
Культурные люди
Памяти Михаила Зощенко
Народ теперь не тот, что при коммунистах. Он из мрака, можно сказать, вышел. Культурный уровень у него теперь другой, и сознание, об чём говорить, сильно изменилось. Примером чему следующая поучительная история.
Как-то под Рождество — а может, не под Рождество, а на День Конституции, дьявол его знает! — в общем, как-то зимой пошел я по надобности в «Металлоремонт». У меня ключи потерялись, вот я и хотел других наделать, чтобы больше в дверь не колотиться. Соседи у нас нервные стали в процессе реформ, в наружную дверь замок засобачили и запирают. Боятся людей. Зимой с мусорным ведром в одной рубашке на минутку выскочишь — и прыгаешь потом на холодке, как блоха какая-нибудь, пока не сжалятся.
Прямо сказать, плохо без ключей. Ну я и выпросил у соседа. Он сказал: я хотя и опасаюсь давать вам свой ключ, потому что человек вы довольно ненадёжный, но на полдня — нате.
А в «Металлоремонте» сидит в будке бодрый гражданин с напильником. Давайте, говорит, вашу железку, я её сейчас в два счета. И правда, очень скоро высовывает он мне через своё окошечко совершенно готовые ключи. Пользуйтесь, говорит, на здоровье, гражданин, по «полштуки» с вас за железку, заходите ещё.
