Марк Твен - Отрывочные наброски праздного путешественника
Капитан Брэс был терпеливый, приятный, неразговорчивый человек, с каким-то особенным трогательным выражением на загорелом лице. До сих пор это выражение было для нас загадкой, теперь история его нам все объяснила. Он восемнадцать раз ходил в Средиземное море, семь раз в Индию, раз к Арктическому полюсу и «между прочим» посетил все самые отдаленныя моря и океаны земного шара. Вот уже двенадцать лет, как он, по его словам, «осел» из-за семьи и перестал странствовать. И как вы думаете, что означало на языке добродушного бродяги это понятие «осесть и перестать странствовать»? Не что иное, как два пятимесячных путешествия в год, между Суринамом и Бостоном за грузом сахара и патоки.
Сегодня, между прочим, выяснилось, что на китоловных судах не водится докторов. Капитан присоединяет врачевание к своим многочисленным обязанностям. Он не только дает лекарство, но по собственному усмотрению вправляет вывихнутые и сломанные члены или отнимает и выдергивает их, если ампутация кажется ему более целесообразной. У него есть аптека, в которой лекарства не поименованы, а понумерованы; к аптеке приложена книжка с указаниями. В ней описываются болезни и симптомы и говорится: «Давайте через полчаса по 10 крупинок № 12, давайте через час по чайной ложке № 9» и т. п. Один из наших капитанов встретился как-то со шкипером в северной части Тихого океана. Он казался очень взволнованным и удивленным.
— В этой аптеке, — сказал он, — что-то перепутано. Один из моих людей заболел каким-то пустяком. Я посмотрел в книгу. Там сказано: «Дайте ему чайную ложку № 15». Посмотрел в аптеку, оказалось, что № 15 весь вышел. Я решил, что нужно составить смесь, равную этому числу, и дал малому 1/2 ложки № 8 и 1/2 ложки № 7 и пусть меня повесят, если это не убило его в четверть часа.
— В этой системе есть что-то такое, чего я не могу понять!
Много было забавных анекдотов о старом капитане Джонсе «Урагане», с Тихого океана, мир его праху! Двое или трое из присутствующих знали его, я особенно хорошо, так как совершил с ним четыре плавания. Это был замечательный человек. Родился он на корабле, начал жизнь на фор-кастеле, большую часть образования заимствовал от товарищей и постепенно дошел до капитанства. Из шестидесяти пяти лет он более пятидесяти провел на море, обошел все моря, осмотрел все земли и сохранил на себе отпечатки всех климатов. Понятно, что человек, проведший пятьдесят лет в море, ничего не знал о мире, кроме его поверхности, никаких мировых мыслей, никаких мировых знаний, кроме азбуки. Это выказывалось в необузданных порывах его невыработанного характера. Такой человек — нечто иное, как седой, бородатый ребенок. Таким именно и был старый Джонс Ураган, просто-на просто невинное, славное старое дитя. В спокойном настроении духа он был кроток и мил, как девушка, разгневавшись становился настоящим ураганом, так что его прозвище лишь слабо определяло его характер. В сражении он был страшен, отличаясь могучим строением и безграничным мужеством. Он был с ног до головы испещрен татуировками, сделанными красными и синими индийскими чернилами. Я был с ним, когда он зататуировал свое последнее свободное место. Это место приходилось вокруг его левого локтя; три дня он расхаживал по кораблю с обнаженным распухшим локтем, на котором, среди целого облака индийских чернил, красовалась яркая красная надпись: «Добродетель сама себя н'» (на полное слово не хватило места). Он был искренне и глубоко верующий человек и вместе с тем ругался, как торговка. Он считал брань вполне извинительной, так как матросы не поняли бы речи, не подправленной ею. Он был глубоким знатоком Библии, т. е. считал себя таким. Он верил в Библии всему, но доходил до веры собственным путем. Он принадлежал к передовой школе мыслителей и естественными законами объяснял все чудеса, подобно тем людям, которые называют шесть геологических эпох шестью днями творения и т. п. Сам того не подозревая, он представлял из себя жесточайшую сатиру на современных теологов. Само собою, что у такого человека всегда на-наготовемасса рассуждений и доказательств.
В одно плавание с капитаном ехал пастор, но он до тех пор не знал, что это пастор, пока не открыл ему этого список пассажиров. Ему очень понравился этот почтенный мистер Питерс и он много говорил с ним, рассказывая ему разные эпизоды и анекдоты из собственной жизни. Болтовня его прорезывалась яркою нитью несколько вольных выражений. Это освежающим образом действовало на ум человека, утомленного бледным однообразием бесцветных современных речей.
Однажды капитан спросил:
— Питерс, читали вы когда-нибудь Библию?
— Ну, да.
— Не часто, должно быть, судя по тону, с которым вы это говорите. Завяжите-ка эту привычку мертвым узлом раз навсегда и увидите, что будете вознаграждены. Не отчаивайтесь, все будет зависеть от верной точки зрения. Сначала вы ничего не поймете, но мало по малу все начнет выясняться, и тогда вы уж не захотите расстаться с нею даже для того, чтобы поесть.
— Да, говорят, что это так.
— Да оно так и есть. Нет книги, которая могла бы сравниться с ней. Она выше всех книг, Питерс. В ней много зацепок, которые очень трудно обнять умом сразу. Над ними надо остановиться, обдумать их, и, когда вы, наконец, добираетесь до сути, все становится ясным, как день.
— И чудеса тоже, капитан?
— Да, сэр, и чудеса тоже, все до единого. Возьмем, например, историю с языческими жрецами. Неправда ли, можно встать в тупик?
— Гм… я не знаю, но…
— Да уж признайтесь, что так, вы становитесь в тупик. Ну, я не удивляюсь этому. Вы не настолько опытны, чтобы справиться с подобными вещами, и естественно, что для вас они слишком недоступны. Хотите я объясню вам эту штуку и покажу, каким образом можно дойти до понимания всего этого?
— Конечно, капитан, если это вас не затруднит.
— С большим удовольствием. Во-первых, я, видите-ли, читал и читал, думал и думал до тех пор, пока, наконец, не понял, что за люди жили в те старинные библейские времена, и после этого все стало ясно и легко объяснимо. Ну-с, так вот каким путем я добрался до сути с Исааком и с жрецами Ваала [1]. Среди обыкновенных людей того времени были люди чрезвычайно проницательные, к числу которых принадлежал и Исаак. У Исаака были свои недостатки, даже очень много, я совсем не намерен оправдывать Исаака. Он сыграл славную штуку с жрецами Ваала и достаточно оправдан тем злом, которое они ему сделали. Нет, я только хочу сказать, что тут не было никакого чуда, и сейчас так ясно докажу вам это, что вы и сами убедитесь.
«Дело в том, что для пророков времена становились все труднее и труднее, для пророков, подобных Исааку, я разумею. Во всем народе было четыреста пятьдесят языческих жрецов и только один пресвитерианец, если только можно считать Исаака пресвитерианцем, а я признаю, что он был пресвитерианцем, но это к делу не идет. Понятно, что языческие пророки захватили все ремесло в свои руки. Исаак был очень огорчен этим, это я признаю. Прежде всего он был человек и, без сомнения, начал бродить по стране, забросив земледелие, но это было бесполезно; его оппозиция ни к чему не привела. Мало-по малу дело приняло отчаянный оборот. Исаак начал придумывать, как бы ему выпутаться из беды. И что же он придумал? Он начал распускать всевозможные слухи про враждебную сторону, говорил, что те делают то-то и то-то и т. д., ничего определенного, но совершенно достаточно для того, чтобы бесшумно подорвать их репутацию. Слухи разнеслись повсюду и, наконец, дошли до царя. Царь спросил Исаака, что он хочет доказать своими наговорами? Исаак отвечал: „О, ничего особенного, только спроси их, могут ли они низвести с неба огонь на жертвенник? Это, может быть, пустяки, ваше величество, но в состоянии ли они это сделать, вот в чем суть“. Царь очень встревожился и послал за жрецами. Те небрежно отвечали, что если у него жертвенник готов, то и они готовы, и прибавили даже, что не дурно бы ему было застраховать его заранее.
„На следующее утро собрались все сыны Израилевы и все родители их и другие народы. По одной стороне жертвенника стояла огромная толпа языческих жрецов, по другой прохаживался взад и вперед в терпеливом ожидании один Исаак. Когда пришло время, Исаак был спокоен и равнодушен и сказал тем, чтобы, они начинали. Они все четыреста пятьдесят столпились вокруг жертвенника и начали молиться, возлагая надежды на своих богов и трудясь изо всех сил. Молились они час, молились два, три, молились до самого полудня — и все напрасно: ни одной искорки не послали им боги. Они были опозорены перед целым народом и вполне заслужили это. Что же после этого может сделать один человек? Покориться? Неправда ли? Конечно. Что же сделал Исаак? Он начал обличать жрецов, как только мог. Он говорил: „Вы недостаточно громко молились, ваши боги заснули или пошли гулять!..“ и т. п. Я уж не помню подлинных слов. Заметьте, что я не защищаю Исаака: у него были свои недостатки.
