Игорь Собецкий - Фишки нА стол !
Посидев немного в РУВД и не найдя ничего интересного, проверяющие решили: "А заедем-ка мы в 253-е отделение". Особую пикантность этому решению придавало то, что пути до отделения — ровно три минуты на машине. Как только инспекторы ступили за порог, Хусаинову сообщили по телефону радостную новость: "Инспекция из главка будет у тебя через три минуты! Давай!" Что именно давать, объяснять было некогда, да и незачем. Он кинулся в дежурную часть. Неположенные предметы, несмотря на их субъективную ценность, полетели прямо в форточку, лишние бумаги скрылись в карманах. Скомкав последнее заявление, Хусаинов увидел в окно, как инспекторская машина заруливает во двор отделения. В последний раз обводя взглядом дежурку — не забыл ли чего — начальник с ужасом заметил, что не убрал самый крупный из компрометирующих предметов. Прямо посреди дежурки безжизненно развалился на табурете опер Чекин. Внешний вид сыщика и в особенности исходящий от него запах не оставляли сомнений в причинах его неподвижности — опер был пьян в то самое место, которое Хусаинов уже не успевал прикрыть от высокой комиссии. Не слишком опытный начальник отделения на секунду растерялся, но тут послышался хлопок входной двери, впускающей страшных гостей, и решение моментально нашлось. Хусаинов подхватил под руки мычащего опера и с трудом запихнул его в "обезьянник".
— Сиди здесь, будешь задержанным, — злобно прошептал он Чекину и ринулся навстречу инспекции.
Внимательно оглядевшись и не заметив ничего предосудительного, проверяющий обратил внимание на "задержанного", который все еще размышлял над услышанным от начальника. Инспектирующий палец требовательно уперся в Чекина.
— Это задержанный за появление в общественном месте в нетрезвом состоянии, — пролепетал Хусаинов.
Чекин же тупо посмотрел на инспектора и неожиданно произнес:
— Зззаявляю, что мое здержание прзведено свершнно неправмерно!
Слегка обалдевший инспектор потребовал протокол и все полагающиеся документы на правонарушителя, но документов, естественно, не оказалось.
— А они меня еще и избили, — подал голос Чекин.
— Да что ты врешь-то! — возмущению Хусаинова не было предела. — Кто тебя трогал?!
В ответ задержанный опер, который, видимо, окончательно решил подвести начальника "под монастырь", закатал рукав и продемонстрировал здоровый синяк на плече.
Делом заинтересовалась особка, и могло кончиться совсем плохо, не вступись Валентинов, который взял Хусаинова обратно в 206-е отделение на должность зама по розыску.
Но сейчас страшные плакаты остались в дежурке. Место встречи было глубоко законспирировано на 14 этаже, и проверяющих можно было не опасаться. Все не без труда разместились за небольшим столиком, уставленным недоброхотными дарами местной закусочной, и Хусаинов провозгласил первый тост.
Когда стали пить "за дам", очень кстати завалился Иванов. С собою он привел белокурое создание, которое представил как Зою. Создание щебетало ангельским голоском и умопомрачительно взмахивало ресницами, однако водку трескало наравне с мужиками. Это особенно умилило старшину отделения Калашникова. Склонившись к Иванову, он восхищенно зашептал:
— Какая девочка! Наша? Откуда она?
— Из пресс-службы.
— Что-о-о?!! Она?
— Да.
— Не может быть!
— Точно тебе говорю.
— Вот эта?! И она — прессует? Надо же…
Пришлось объяснять, что пресс-служба и пресс-хата — это несколько разные вещи.
Закупка водочки была поручена старшине отделения. С этой непростой задачей он блестяще справился. Непростой — потому что подавляющее большинство продаваемой в комках водки не имело ничего общего с исконно русским напитком. В лучшем случае — разбавленный спирт, в худшем можно было нарваться и на отраву. Статистика несчастных случаев по городу убедительно свидетельствовала, что к покупке спиртного следует подходить предельно серьезно. И старшина подошел. Заявившись в комок, он первым делом предъявил удостоверение и попросил чего-нибудь крепкого, предупредив продавца, что они это будут пить. Сами. И если что… Продавец торопливо закивал и полез куда-то вглубь своих закромов. После десяти минут возни он извлек из недр несколько бутылок водки, по виду, точь-в-точь как на прилавке. И заявил, что на ЭТО дает гарантию.
Водка оказалась действительно качественной. Но подействовала на всех по-разному. Иванов, например, впал в пессимизм. С горечью в голосе он толковал старшине:
— В восемьдесят седьмом прокуратура неожиданно взяла все хозяйственные дела и… Представляешь: все до одного — "за отсутствием состава", "за отсутствием состава"… Амнистировали всех подчистую, все хозяйственные статьи. Указание из ЦК… Падлы… Мы тогда только Рамизова засадили. Год работали, представляешь! У него одного золота на двести тридцать тыщ изъяли. Через полгода возвращается — мне в лицо смеется, сука. И в должности восстановили!.. Всех, понимаешь, без разбора… Не было у нас хозяйственных преступлений, понимаешь, все менты поганые придумали…
Калашников уважительно выслушивал излияния опера, время от времени сочувственно кивая.
Кулинич — напротив, воспрял духом. Обнявшись с пресс-дивой, они на пару горланили привезенные из Главка частушки:
Вот идет БХСС
Водка, бабы, деньги есть.
Вечно пьян и вечно хмур
Вслед за ним плетется УР.
А за ним идут ГАИ
Эти пьют не на свои.
И последним — прокурор.
Среди них он главный вор.
— Спой что-нибудь нормальное! — у Муравьева, видимо, проснулось и запротестовало его эстетическое чувство потомственного интеллигента.
— Действительно, — поддержал кто-то из присутствующих. — Давай че-нибудь наше.
Ко всеобщему одобрению Кулинич затянул "Мурку".
Как ни странно, но среди личного состава бытовали, на первый взгляд, довольно странные музыкальные пристрастия. "Наша служба и опасна, и трудна" никогда не пели, хотя слушали с удовольствием. Наиболее популярны были такие вещи как "Мурка", "Гоп-стоп" и, конечно же, знаменитая "Таганка". Раздумывая над причинами таких предпочтений, Кулинич сначала подумал, что вкусы формируются по принципу "с кем поведешься…". Но он чувствовал, что ребята как бы вкладывают в блатные песни иной смысл, и те звучат совсем не по-блатному. Атмосфера, что ли, иная. Вроде костюма пирата на маскараде — из воплощенного зла получается шутка.
Музыка, кажется, вернула Иванову жизненный оптимизм. Отбросив свое похоронное настроение, он протянул руку за гитарой:
— Ну-ка, дай-ка. Я тут на днях классную вещь слышал. Не знаю, кто написал, но — наш человек, точно. За душу берет.
Он посерьезнел, настроил инструмент и в наступившей тишине зазвучали аккорды в темпе марша.
Карабин — на плечо.
Слезы — к чертовой матери.
Будет нам горячо
В жаром пышущем кратере.
Мы прочешем весь лес
Как породу старатели.
Натворим мы чудес
Батальоном карателей!
Войте, волки, в лесах,
В затаенных местах!
От фуражек зеленых
Зарябило в глазах!
Вы подохнете скоро
Без могил, без крестов.
Мы — собачая свора
В двадцать тысяч штыков.
Егерями войдем
В лес в околышах синих.
Хутора обольем
И землянки бензином.
Мы прочешем листву,
Перемесим мы глину,
Расстреляем Литву,
Разопнем Украину!
Впереди — темнота,
А в руках — автоматы.
Позади нас — война,
Буковина, Карпаты…
Сантименты — потом!
В то, что делаю, верю я!
Помни: в сорок шестом
Нас послал сюда Берия.
Сантименты — потом!
Смерть идет неизбежно.
Снова в бой, но зато
Наше все побережье.
Мы прочешем листву,
Перемесим мы глину,
Расстреляем Литву,
Как тогда Буковину.[13]Выслушав благодарности и пообещав всем желающим потом записать слова, исполнитель снова заметно погрустнел.
Задумчиво рассматривая свой захватанный стакан, Иванов заметил старшине:
— Между прочим, стаканы надо мыть с обеих сторон.
— Во-во! — поддержал Кулинич. — Изнутри тоже!
Еще раз неприязненно покосившись на стакан, Иванов встал и прихватив сколько смог посуды, направился в умывальник. Плеск воды был перекрыт неприличным звуком со стороны Шпагина. Рация у него в папке издала нечто среднее между автоматной очередью и предсмертным хрипом.
— Достала уже! — он попытался извлечь аккумулятор, но безуспешно. Выключатель же отломался уже давно.
Рация хрюкнула и вполне членораздельно произнесла: "…одтверди прием!".
Сладив с техникой, Шпагин вновь вооружился бутылкой, но стаканов на столе не было. Как по заказу, за спиной скрипнула дверь.
— Давай посуду, — и участковый протянул руку!
— Не дам! — грозно рявнул зашедший в комнату Валентинов. — Вот вы чем занимаетесь! И это на месте происшествия! В служебное время!
