Леонид Лиходеев - Я и мой автомобиль
«Вот он к чему все это рассказывал, - разобралась наконец Нина Сергеевна. - Умно, ничего не скажешь».
Сорокин взял стакан, вздохнул, посмотрел на него, но не выпил, поставив снова.
- Прошу обратить внимание на то, как обвиняют мою подзащитную. Свидетели обвинения не представляют себе, что человек, сидящий за рулем, может быть невиновен. Они полагают, что тот, кто сел за руль, уже заранее поставил себя в предосудительное положение. С таким отсталым взглядом развивать автомобилизм чрезвычайно трудно. А вам известно, что развитие автомобилизма является одной из насущных задач нашего общества.
Сорокин знал, что нащупал пульс речи. Нина Сергеевна слушала с интересом, заседательницы тоже пригорюнились, чувствуя приятную складность адвокатских слов. Действительно, хочешь не хочешь, а задача такая имеется. Сорокин отпил наконец глоточек.
- Теперь рассмотрим дух показаний свидетелей защиты. Эти люди, разные по социальному положению, смотрят на автомобилизм совершенно иначе. Они полагают, что человек, севший за руль, не ставит себя ни в какое особое положение. Они считают, что человек за рулем и человек на пешеходной дорожке должны быть поставлены в равные условия перед законом. Мы можем скорбеть о жертве. Но мы должны понимать, что в условиях современного общества светофоры стоят для всех - и для пешеходов, каковым был этот несчастный старик, и для дисциплинированных водителей, каковой является моя подзащитная, и для тех, кто до сих пор обладает кучерской психологией, как это произошло в случае с автомобилем, закрывшим обзор и послужившим истинной причиной трагедии. Я думаю, что не скажу ничего нового, если отмечу, что автомобилизм - это та самая часть общественного бытия, в которой нет ни кучеров, ни зевак, ни лошадей, ни ослов, а есть одни люди, поставленные в равные условия ответственности за свои деяния...
Теперь Нина Сергеевна ждала, чем он закончит. Конечно, речь была убедительной. Сорокин, как всегда, чувствовал главный момент. Его речь в защиту развития автомобилизма отвечала требованиям дня. Он был, конечно, большой политик. И несмотря на то, что перешел в адвокаты, продолжал отстаивать государственные интересы как прокурор.
- Товарищи судьи! Невиновность моей подзащитной настолько очевидна, что просить о снисхождении значило бы не доверять суду, объясняя то, что ему известно. Мы находимся на пути к Большому Автомобилю с большой буквы. Другого пути у нас все равно нет. Большой Автомобиль у нас все равно будет, он уже вырисовывается, он уже движется на конвейере... Ему нужна Большая Автомобильная Дорога, украшенная доброжелательностью, пониманием и высокой ответственностью всех граждан перед правопорядком на этой Дороге с большой буквы!..
Сорокин сел, мельком взглянул на суд и опытным взглядом определил: «Год исправительных работ». Но он ошибся и на этот раз.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Яковлев сидел в «козлике», терпеливо дожидаясь. У него было много дел до вечера, а Сорокин все не шел.
Сорокин ошибся.
Нина Сергеевна была поставлена перед задачей нетрудной и приятной. Аргументация адвоката по поводу недоказанности состава преступления была, как ей казалось, достаточно убедительной. Она успела продумать ее, несмотря на то, что адвокат отвлекал ее интересной и содержательной речью. Однако освободить просто так эту молодую женщину Нина Сергеевна не могла. Нельзя, чтобы человек, сбивший другого человека, остался без наказания. Такое решение суда выглядело бы чуть ли не как поощрение. Этак все начнут сбивать пешеходов гораздо охотнее. Нет, конечно, оставить обвиняемую без наказания нельзя. Но и наказать нужно так, чтобы прекратить дело. Надо так осудить, чтобы осужденная не жаловалась. Осудить полюбовно. Потому что, если она станет жаловаться да в инстанциях отменят приговор, у Нины Сергеевны окажется неприятный крючок в послужном списке, что ей, как молодому работнику, совсем ни к чему. А при таком адвокате, как Сорокин, подобные крючки случались.
Исходя из вышеизложенного, суд вынес приговор - год условно. Это устраивало всех. Волки были сыты, овцы были целы. Сименюк тряхнула желтыми кудрями, прокурор сглотнул слюну, Сорокин победительно осмотрел суд.
Сорокин собрал бумаги, вышел и увидел Яковлева. Кивнул ему: «Здрасьте» - и пошел домой. Яковлев остановил его:
- Владимир Андреич, садись, отвезу...
- Неохота мне с тобой ездить, - сказал Сорокин. Яковлев не ответил, но почувствовал, что Сорокин поедет... И действительно, Сорокин нехотя влез к нему в машину.
- Я хочу знать, - сказал Сорокин, положив папку на колени и держась за перекладину на щитке «козлика», - я хочу знать: соображал ты, что делаешь, или не соображал?
Яковлев молча засопел.
- Да отъезжай ты от суда, чудило! Не хватает, чтобы меня увидели в твоей машине...
- Пускай видят, - сказал Яковлев, включая мотор, - мы не воровали...
- А что же мы делали, если не воровали?
Машина стронулась. Яковлев молча доехал до угла, свернул, покосился на Сорокина.
- Не воровали, и все тут...
- Слушай, - вздохнул Сорокин, - ты знал, что я буду адвокатом?
- Ну, не знал...
- Ну - знал или ну - не знал?
Яковлев ехал, думая. Он не знал, что адвокатом будет Сорокин. Адвокат закурил. Вытаскивая папиросы из правого кармана, он качнулся влево, толкнув Яковлева плечом. Яковлев словно очнулся.
- Я зла не хотел...
- Дубина ты все-таки, - ласково сказал Сорокин. - Ты вроде только что родился... Ты что, суда не нюхал? Что это тебе, кружок театральной самодеятельности?
- Я не виноват был... Я за правду сидел...
- За правду! Так я тебе должен сказать, что сегодня ты себе заработал совершенно честно ровно год тюрьмы за лжесвидетельство!
Яковлев взглянул удивленно: неужели, мол, заработал? Но Сорокин засмеялся:
- Ну, рассказывай, как все это произошло. Что тебе Крот посулил? Стройматериалы? Электрооборудование? Чем он тебя, дурака, взял?
Яковлев хотел было возразить - какой, мол, Крот, - но не возразил. Раскусил его Владимир Андреевич сразу, лучше не отмахиваться.
- Меня добрые люди попросили...
- Это Крот - добрый человек?! Да он же сволочь!
- А ты почем знаешь? - возразил Яковлев.- Подъемник достал, туф армянский достал... Все по закону...
- Туф армянский! Сам ты туф армянский! Потому он и сволочь. Он же все это кино представил так, что даже я не раскусил сразу.
Яковлев улыбнулся:
- Видишь, и ты...
Сорокин распалился:
- Ему эту бабенцию вытащить надо было - он на все пошел, в фонды полез, тебя запутал, законы нарушил.
- Законы...- проворчал Яковлев, останавливаясь перед светофором и выключая передачу. - Законы... У меня один закон: чтобы людям хорошо жилось... И весь закон... Что же я худого делаю? Хочу общество обогатить? Ну, пока еще приходится крутиться... Так не для себя же я кручусь... А люди хотят помочь, связи имеют - почему от добра отворачиваться?
- Зеленый свет, - сказал Сорокин.
За «козликом» раздался нетерпеливый короткий сигнал: Яковлев закрыл кому-то дорогу. Он вскинулся и поехал, рассуждая:
- Надо жить по общественной пользе. По выгоде. Но не для себя, а для общества...
- Это ты мне уже говорил. И про жалость и про выгоду. Хочешь ты, Иван Ефимыч, жить по выгоде, а живешь по жалости. Ты и те «виллисы» жалел, и лес жалел, и эту чертовку пожалел... Ты только себя не жалел...
Яковлев осторожно объехал длинный прицеп.
- Почему ж она чертовка? У ней дети есть, муж...
- Потому что такая баба, если начнет торопиться, отца родного собьет! Это же - во!
Сорокин сжал кулак, показал Ивану Ефимовичу.
- А куда ей торопиться! - вяло возразил Яковлев.
- Она эту жизнь крутит как шарманку, играет на ней что хочет!..- выпалил Сорокин.- Поверни в следующий переулок... Выгода! Ты думаешь, что ищешь выгоды для общества, а на самом деле проявляешь одну жалость! Безлесные районы пожалел - в тюрьму попал, эту бабу пожалел - в подставные свидетели пошел... Тебе не выгода от земли нужна, тебе просто жалко ее, ты и крутишься, как в проруби... Останови возле того дома...
Машина послушно остановилась, чиркнув колесом по бровке. Сорокин открыл дверцу.
- Ты хоть знаешь, в какое положение меня поставил?
- Чего - положение?.. Дело выиграно...
- Слушай... Я же не знаю свидетелей... Я играю вслепую... Я же не знаю, кого мне подсунут... Почему ты меня не пожалел?
- Тебя? - Яковлев подумал.- Тебя - другое дело. Ты свой... Свои - сочтемся и без закона... Я, если бы знал, что ты адвокат, еще, смелее пошел бы... Все же свой, неужели же... Того...
- Да тебя же свой Васька заложил! Свой же! С одного котелка кашу ели!
Яковлев удивился:
- Ну и что? Бывает... Совести, значит, не хватило... А ты, Андреич, вроде бы и не рад, что эта баба на свободе?
Сорокин засмеялся:
- Есть же закон, понимаешь? За-кон! Если закон станет над людьми, всем будет выгодно и никого жалеть не придется... Каждый получит, что ему следует. Это же и есть справедливость! Туф армянский!
