Аркадий Арканов - Jackpot подкрался незаметно
Четверо молодых коротко стриженных парней в камуфляжной форме, раздвигая собравшихся, приволокли скромный презент и поставили его у изголовья гроба. Вдова разрыдалась, и кто-то помахал перед ее носом ваткой с нашатырем… В этот момент к гробу приблизился тощий мужчина с бритой головой и глазами слегка навыкате. В руках его была телекамера, объектив которой держался на длинном основании, напоминавшем слоновый хобот.
— Уважаемый, а вы какую компанию представляете? — тихо спросил Рапсод Мургабович.
— Хорошую, — ответил тощий, не глядя на него.
— Городскую?
— И не только… Мы с покойным знали друг друга. Верно, Алеко Никитич?
Тощий внимательно посмотрел в лицо покойника и сам себе ответил: Верно…
Затем пошли слова прощания. Говорил почвенник Дынин, отмечая вклад усопшего в дело утверждения почвенной литературы в обстановке нравственной бездуховности и политической безответственности.
Выступил бывший завотделом поэзии бывшего журнала «Поле-полюшко» Свищ. Ни прошедшие годы, ни экономические нововведения не повлияли на его сюсюкающую манеру говорить.
— Еще при жизни нашего незабвенного Алекушки, — запричитал Свищ, — я сочинил ему эпитафию. Сегодня я считаю своим долгом ее зачитать… «Дорогой ты наш Алеко! Ты ушел. Прощай, прощай. Ты дорогу человеку на том свете освещай! Слава не пройдет земная. Так прописано в судьбе — скоро Глория родная, знаю я, придет к тебе!»… Дорогая Глориюшка! Долгих вам лет жизни всем нам на радость…
Потом зачитали телеграмму из Лондона от Нади, Леонида и Машеньки.
Последнее слово отчеканил Н.Р.:
— По своей жизни Алеко Никитич сделал много ответственных шагов, и ни один шаг он не совершил прежде, чем не взвесив все обстоятельства, чтобы не оступиться. И раз он решил уйти из жизни, значит, так надо. Значит, время пришло. А нам с вами ничего не остается, кроме как продолжать разрубать этот гордый узел добра и зла…
…Когда приехали и пришли на кладбище, заморосил дождь, и запасливые защелкали и зашуршали зонтами. Вовец и Колбаско по дороге скинулись на бутылку «Гжелки» и, стоя на краю свежевырытой могилы, налили по пластмассовому стаканчику.
— Помянем, — деловито шепнул Колбаско и, морщась и борясь с рвотным рефлексом, в четыре глотка опорожнил стаканчик. А так как пьянел он, как говорят врачи, «на кончике иглы», то обвел ошалелым взглядом собравшихся, нелепо взмахнул руками, ноги его разъехались на скользкой глине, и он рухнул в могилу, вызвав у всех общий «а-ах!!». Два землекопа вытащили его из могилы и прислонили к соседней ограде, бормочущего: «На старые дрожжи взяло…»
— Что ж это вы, Колбаско, поперед батьки в пекло лезете? — сказал тощий, повернув в его сторону объектив на хоботе. — Не время еще…
— Да он всех переживет, — язвительно хихикнул Вовец. — Где Пушкин, так? Где Чайковский? Где Ломоносов-Лавуазье, так? А он жив! Он и нас с вами переживет!
— Вас, возможно, и переживет, — спокойно заметил тощий…
Когда могильщики насыпали и подровняли лопатами могильный холмик, Рапсод Мургабович прокричал:
— Все, у кого пригласительные билеты, милости прошу на поминки в ресторан «У ангела».
Вовец выронил из рук пластмассовый стаканчик.
— У тебя есть пригласительный билет? — угрожающе спросил он у Колбаско.
— И так протыримся, — вякнул Колбаско.
Вовец дико завращал глазами и зашипел:
— В гробу я видел эти поминки! Белого коня пришлют! В именном конверте! Иначе ноги моей больше не будет на их похоронах!..
Постепенно кладбище опустело, а к могиле подошли два бомжеватого вида человека. Пожилой мужчина в некогда адидасовском спортивном костюме и не менее пожилая женщина в некогда кроссовках и в некогда вязаной вытянувшейся кофте. В руках у них были авоськи с пустыми бутылками, а на спинах — трухлявые, некогда брезентовые рюкзаки с торчащими сквозь дыры такими же пустыми бутылками. Женщина положила на холмик полуувядшую каллу, а мужчина деловито собрал с могилы все розы и связал из них вполне приличный букет вынутой из кармана бечевкой.
— Прощай, Алеко, и прости, — пробормотал мужчина. — Ты — уже, а нам еще жить надо…
И они поспешили к выходу…
…Пока Ригонда сдавала тару в супермаркете «Полная чаша», Индей Гордеевич успел у Дворца бракосочетаний им. Жанны д'Арк толкнуть за три сотни букет роз опаздывавшему на церемонию какому-то свидетелю со стороны какого-то жениха…
IV
Каждое утро вертикально расположенные извилины Бестиева приходят в движение и подают импульсы, которые немедленно трансформируются в вопросы. Вопросы эти доминируют в зависимости от погоды. В солнечные дни Бестиев пытается понять сущность конфликта между косовскими албанцами и сербами. Ведь если Косово — албанская территория, то при чем тут сербы? А если Косово — сербская территория, то при чем тут албанцы?
Если албанец убил серба на сербской территории, то он не прав. Если серб убил албанца на албанской территории, то он тоже не прав. А если серб убил албанца на сербской территории? Что тогда? Тогда серб прав в том случае, если албанец проник на сербскую территорию с целью убить серба на его же территории. А если албанец — турист или он пришел на сербскую территорию, чтобы убить на этой территории своего же албанца? Серб вправе убить албанца, если застукал свою жену с албанцем на сербской территории. По крайней мере, ясна мотивация. Но если жена серба, которую он застукал на сербской территории с албанцем, сама является албанкой? Ведь не стал бы серб убивать серба, если бы застукал его со своей женой-албанкой на албанской территории! Тем более албанец не стал бы убивать албанца, если бы застукал его с женой серба где-нибудь в Черногории… Так же как и жена серба не стала бы убивать албанца на территории Боснии, если бы застукала его там с другим албанцем…
Странная логика… Птичка насрала на кошку. Кошка насрала мне в тапочек. Я выбрасываю оба тапочка в помойку, хотя они ни в чем не виноваты. Особенно второй тапочек… Вот они, безжалостные реалии на рубеже тысячелетий — все срут друг на друга, а виноваты сербы и албанцы! Хотя все очень просто: ведь если Косово — албанская территория, то при чем тут сербы? А если Косово — сербская территория, то при чем тут албанцы?..
На этом круг замыкается, импульсы пропадают, вертикальные извилины застывают, и Бестиев рвет недописанное письмо в Организацию Объединенных Наций с собственными предложениями по урегулированию Балканского кризиса…
V
На следующий день после похорон Алеко Никитича в Изумрудном зале «РАПСОД-ХОЛДИНГ-ЦЕНТРА» состоялась долгожданная, заранее разрекламированная общегородская тусовка в честь трехлетия совместной мухославско-австралийской компании «Акбар».
Идея создания «Акбара» за четыре года до этого праздника пришла в голову директору мухославского животноводческого совхоза Фариду Соломоновичу Билялетдинеру, который поделился ею с Рапсодом Мургабовичем. Идея Рапсоду показалась очень креативной, и через два месяца Фарид Соломонович Билялетдинер был найден в подъезде своего дома с трижды простреленной татарско-еврейской головой. А еще через десять месяцев прошла пышная презентация новой компании с загадочным логотипом «Акбар».
Во вступительном слове глава компании от мухославской стороны Рапсод Мургабович Тбилисян представил главу компании от австралийской стороны — некоего господина Бедейкера, с которым Тбилисяна связывала «крэпкая многовэковая мужская дружба»…
В тот же день мухославская общественность узнала, что скрывается за этой аббревиатурой с исламским колоритом «Акбар» — Австралийская Кондиционная Баранина.
Со следующего дня истосковавшиеся по баранине мухославцы и жители окрестных городов, сел и деревень стали покупать ее на всех рынках и во всех супермаркетах с единственной маркировкой «Акбар»…
За что же поплатился гениальный евро-татарин своей трижды простреленной головой? Об этом спустя год после презентации ляпнул в газете «Накося!» племянник убитого. Всем производителям бараньего мяса в мухославском округе заткнули рты приличными по местным понятиям денежными кляпами. За это производители перестали поставлять баранье мясо на мухославский рынок, создав дефицит… Определенная структура скупала по дешевке всю баранину и отправляла в Австралию. По накладным баранина проходила как художественная литература для истосковавшейся по родному слову русской эмиграции. Местная таможня давала добро, за что и получала добро. А через полгода, вылежав в австралийских холодильниках, баранина поступала на российские рынки с маркировкой «Акбар» — Австралийская Кондиционная Баранина. По тройной цене…
История эта, красочно изложенная племянником, вызвала большой шум. А спустя два дня после шума племянник был найден в подъезде своего дома с трижды простреленной головой… После этого дальнейший шум прекратился. Правда, была еще одна, скорее всего неосознанная попытка принизить достоинства «Акбара». На обеде в честь поступления дочери Рапсода Мургабовича Дездемоны в Оксфордский университет один приглашенный из Санкт-Петербурга чиновник сказал, что, по его мнению, наша баранина ничуть не уступает австралийской и надо дать ей дорогу на российский рынок…
