О. Генри - Шестёрки-семёрки (сборник)
Некоторое время он бродил по передним шикарных отелей с чувством полного удовлетворения. Красивые женщины, воркующие, как голубки, но украшенные перьями райских птиц, проходя, задевали его своими платьями. Их сопровождали изящные кавалеры, галантные и услужливые. А сердце Корни колотилось, как у сэра Ланселота, потому что зеркало говорило ему, когда он проходил мимо:
«Корни, голубчик, между ними нет ни одного, который был бы элегантнее тебя. А ты погоняешь ломовых лошадей, тогда как они задают фасон, бывают в картинных галереях и имеют все, что только есть лучшего в стране».
Зеркало говорило правду. Мистер Корни Бранниган усвоил себе наружный лоск, если и не усвоил ничего иного. Продолжительное и внимательное наблюдение вежливого общества привило ему манеры, изящный вид и — что было труднее всего! — выдержанность и непринужденность.
Время от времени Корни удавалось заводить в отелях разговоры и краткие знакомства с солидными, если не знатными, посетителями. Со многими из них он обменялся карточками и полученные карточки тщательно хранил, надеясь впоследствии воспользоваться ими. Выйдя из вестибюля отеля, Корни с праздным видом бродил по улицам, останавливался у входа в театр и заходил в фешенебельные рестораны, как бы разыскивая знакомого. Он редко бывал посетителем этих мест, уподобляясь не пчеле, прилетевшей собирать мед, но бабочке, сверкающей крыльями среди цветов, в чашечках которых не содержалось для нее сладкого сока. Его жалованье было недостаточно, чтобы дать ему нечто большее, чем внешний вид джентльмена. Корни Бранниган охотно отдал бы свою правую руку, только бы быть одним из тех созданий, которым он так ловко подражал.
Однажды ночью с ним случилось следующее.
Насладившись прелестью часового шатания по главнейшим отелям на Бродвее, он перешел в театральный квартал. Кучера кебов окликали его, видя в нем пассажира, что доставляло ему тщеславное удовольствие. Томные взгляды были обращены на него, как на источник омаров и упоительной шипучки. Эти заигрывания и бессознательные комплименты Корни глотал, как манну, и надеялся, что Билли, его лошадь, утром будет меньше хромать на левую переднюю ногу.
Под купой молочно-белых электрических шаров Корни остановился для того, чтобы полюбоваться блеском своих низко вырезанных лаковых ботинок. В угловом здании помещалось претенциозное кафе. Оттуда вышла парочка, — дама в белом, прозрачном, как паутина, платье с накинутым на него, точно туманная дымка, кружевным манто, и мужчина, высокий, безукоризненный, самоуверенный — слишком самоуверенный. Они двинулись к краю тротуара и остановились. Глаза Корни, всегда ищущие примера в поведении щеголей, искоса следили за ними.
— Экипажа нет, — сказала дама, — вы приказали ему дожидаться?
— Я заказал его к половине десятого, — ответил франт. — Он сейчас будет.
Знакомая нотка в голосе дамы привлекла особое внимание Корни. Она звенела в тоне, хорошо ему известном. Мягкий электрический свет падал на ее лицо. Для сестер по горю нет определенных кварталов. В указателе книги разбитых сердец вы увидите, что Бродвей следует очень близко за Бауэри. Лицо этой леди было печально, и голос ее звучал также жалобно. Они ждали экипажа, Корни тоже ждал, потому что был на улице и никогда не терял случая проследить за поведением джентльменов.
— Джек, — сказала дама, — не сердитесь. Я сделала сегодня все, что могла, чтобы угодить вам. Зачем вы так поступаете со мной?
— О, вы ангел, — ответил мужчина. — Известна женская манера во всем винить мужчину.
— Я не виню вас, я стараюсь сделать вас счастливым…
— Вы беретесь за это весьма странным образом!
— Вы без всякой причины были неласковы со мной весь вечер.
— О, причины нет никакой, кроме того, что вы надоели мне.
Корни вынул портфельчик для визитных карточек и пересмотрел свою коллекцию. Он выбрал одну, на которой было написано: «Мистер Уайт, Кенсингтон, Лондон». Эту карточку он получил от туриста в отеле «Король Эдвард». Корни подошел к джентльмену и подал ему карточку с самым корректным видом.
— Могу я спросить, чему я обязан этой честью? — спросил спутник леди.
Корни Бранниган обычно следовал весьма мудрому правилу: мало говорить во время своих подражаний багдадскому калифу Он, никогда не слышав, верил в изречение лорда Честерфильда: «Носи черный фрак и держи язык за зубами». Но сейчас от него спрашивалось и требовалось слово.
— Никакой джентльмен, — сказал Корни, — не стал бы так разговаривать с леди. Стыдно, Вилли. Если она даже ваша жена, все же вам следует больше уважать свой наряд и не отталкивать ее таким образом. Может быть, это не мое дело, но все равно: вы, по моему мнению, совершенно не правы.
Спутник леди дал более элегантно выраженный, но дерзкий ответ. Корни, пользуясь своим лексиконом ломового извозчика, отвечал, насколько мог, вежливыми фразами. Затем дипломатические сношения прервались.
Последовала краткая, но оживленная стычка другим, не словесным, оружием, из которой Корни легко вышел победителем.
Подъехала карета, управляемая запоздавшим и взволнованным кучером.
— Не откроете ли вы мне дверцу? — спросила леди.
Корни помог ей войти и снял шляпу. Спутник ее начал подниматься с тротуара.
— Прошу извинения, м-ам, если это ваш муж, — сказал Корни.
— Он не мой муж, — сказала леди. — Может быть, он… но теперь уже нет надежды, чтобы это случилось. Поезжайте домой, Майкель. Если вам приятно, примите это и мою благодарность.
Три красные розы были брошены из окна кареты в руку Корни. Он схватил их, а также и руку, на одно мгновение, а затем карета умчалась. Корни поднял шляпу своего врага и начал счищать пыль с его одежды.
— Пойдемте, — сказал Корни, взяв его за руку.
Бывший соперник был еще немного оглушен полученными ударами. Корни осторожно довел его до салуна, через три двери.
— Виски! — сказал Корни. — Для меня и моего друга!
— Вы — странный малый, — сказал бывший спутник леди. — Сперва вы колотите человека, а затем стараетесь привести его в себя.
— Вы — мой лучший друг! — восторженно произнес Корни. — Вы не понимаете? Так слушайте. Вы открыли мне глаза. Я долгое время разыгрывал джентльмена, воображая, что у меня только тряпки его, и ничего больше. Скажите: вы ведь барин, не правда ли? Вы вращаетесь среди этого класса. Я — нет. Но я открыл одну вещь. Я джентльмен, и теперь я твердо знаю это. Что вам угодно выпить?
Брильянт богини Кали
Перевод Зин. Львовского.
Первоначальная статья, касающаяся брильянтов богини Кали, была вручена заведующему отделом городской хроники. Он улыбнулся и подержал ее мгновение над корзиной для мусора. Затем, положив статью обратно на письменный стол, он сказал:
— Попробуйте поговорить с сотрудниками воскресного приложения, они, может быть, и сделают что-нибудь из этого.
Воскресный редактор просмотрел статью и промычал:
— Гм!
Затем он послал за репортером и преподал ему пространные указания.
— Вы можете побывать у генерала Людло, — сказал он, — и составить из этого рассказ. Истории о брильянтах вообще дрянь, но этот достаточно крупен, чтобы его нашла уборщица завернутым в газету под линолеумом и засунутым в прихожей. Прежде всего узнайте, нет ли у генерала дочери, которая собиралась бы поступить на сцену. Если нет, то можете писать рассказ. Поместите выписки о Кохиноре и о коллекции Д. П. Моргана и всуньте картинки Кимберлийских рудников и Барни Барнато. Дополните сравнительной таблицей стоимости брильянтов, радия и телячьих котлет со времени мясной забастовки, и пусть все это займет полстраницы.
На следующий день репортер принес свой рассказ. Воскресный редактор пробежал глазами по строкам.
— Гм! — снова процедил он.
На этот раз рукопись почти без колебаний отправилась в мусорную корзину.
У репортера немного сжались губы, но, когда я часом позже пришел поговорить с ним об этом, он посвистывал не громко, но с довольным видом.
— Я не сержусь на старика, — сказал он великодушно. — Не сержусь за то, что он выбросил мою статью. Действительно, она могла показаться странной. Но случилось именно так, как я написал. Послушайте, отчего бы вам не выудить рассказа из корзины и не пустить его в дело? Он не хуже всей той чепухи, которую вы пишете.
Я принял комплимент. Если вы станете читать дальше, то познакомитесь с фактами, касающимися брильянта богини Кали, за верность которых ручается один из самых надежных репортеров.
Генерал Марцелус Б. Людло живет в одном из разрушающихся почтенных старых домов из красного кирпича на одной из Двадцатых улиц Запада. Генерал — член старой нью-йоркской семьи, которая к рекламам не прибегает. Он — путешественник по рождению, джентльмен по вкусам, миллионер по милости неба и знаток драгоценных камней по роду занятий.