Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 29. Семен Альтов - Семен Теодорович Альтов
— Да что я такого противозаконного сделал? — шептал Петр Сергеевич, ощупывая голову. — Хотел посидеть сам с собой у камина!
— Значит, так, — улыбнулся Тутышкин. — Стену заделать, чтобы камином тут и не пахло. Плиту в течение суток вернуть покойному! И скажите спасибо, что не сдали в милицию! Помните: в доме этом живете вы не один!
Пришлось Петру Сергеевичу звонить гробовщику-облицовщику. Тот долго смеялся, но все-таки согласился за пятьдесят долларов увезти плиту на ее законное место.
Голицын поехал вместе с плитой, которая стала ему дорога как память о камине.
Могила покойного Голицына давно не посещалась, заросла, везде мусор. Печальное зрелище.
Голицын навел на могилке порядок. Убрал мусор, песочку подсыпал, оградкой обнес, серебрянкой покрасил. Сколотил скамеечку. Посадил цветы. Славное получилось местечко.
Петр Сергеевич часто приходил на могилку, садился на скамеечку и чувствовал, что вокруг все свои. Спасибо князю Голицыну! Оставил в наследство кусочек земли два метра на полтора.
Обходя владения, Жоржик держался так гордо, будто княжеская голубая кровь текла если не в нем, то где-то рядом.
Выродок
— А сколько стоит эта шапка?
— Сто пятьдесят.
— А в том магазине такая же триста пятьдесят.
— Не торгуйтесь. Эта последняя.
— Но почему в том магазине дороже, чем у вас? Шапка хуже? Или мех другой?
— На ярлыке написано: сто пятьдесят, и я не продам и на рубль дороже!
— Ничего не понимаю. Вроде нормальная меховая шапка, а стоит дешевле. Из кого она? Чей мех?
— Государственный.
— Понимаю. Зверя самого как зовут?
— Вам-то что? Нравится — берите! Надоели! «Почему дешевле, какой зверь?» Выродок!
— Кто?
— Шапка из меха выродка. Понятно?
— Ах это выродок… так вот он какой! То-то, я вижу, знакомое что-то… А в жизни на кого похож?
— На выродка и похож. Говорят, помесь выдры с диким кабаном.
— Так он, собственно, что… хрюкает или плавает?
— Плывет и хрюкает. Копыта, плавники, крылья, хвост. Такого куда ни кинь — выживет! Ну что вы! Выродковые шапки на экспорт идут.
— А что ж они, такого зверя сами не могут вывести?
— Нет. Для выродка нужны определенные условия. Они только у нас.
— А им слабо создать условия получше?
— А ему надо чтоб похуже. В хороших условиях выродок не размножается, гибнет. А когда все плохо, он только сил набирается, мех густеет.
— Героический зверь!
— А вы думали? В поисках корма по горам лазит, ныряет, по болоту на брюхе сколько хошь проползает. Пищи нет, так он камень грызть может! Нефть усваивает! При этом мочится чистым бензином!
— Ай да ученые! Кого вывели!
— А вы думали! Вот здесь написано: пуленепробиваемый, противоударный.
— В смысле бьешь, а ему хоть бы что?
— А что ему сделается? Вот идете вы в этой шапке, дали вам по башке — вас нет, а шапке хоть бы что! Выродок!
— А мордашка симпатичная?
— Когда поест — да. Зато приручается быстро. Из рук ест.
— Что ест?
— А что дадут. Прямо из рук. А как все съест, за руку принимается, ручная зверюшка!
— А отчего волос жесткий и не гнется совсем?
— У него все время мех дыбом.
— Почему дыбом?
— Жизнь у него такая!
— А размножается как?
— Размножается делением.
— И что он делит?
— Что есть, то и делит. Найдут корку или кость и делят, рвут друг друга на части!
— Нет, я спросил, как они размножаются?
— Я вам говорю: делением! При дележке они друг дружку рвут и их больше становится. Как у ящерицы. Ей хвост оторвешь, у нее опять вырастает. И у выродка. Хвост оторвут, а через полчаса хвост до целого выродка вырастает. И так любой орган.
— Ничего себе! То есть чем меньше того, чего делить, тем их больше становится?!
— Я ж говорю: ценный зверек! Берете шапку? Последняя! Вон народ уже косится. Начнут делить — разорвут.
— Можно примерю? Ну как?
— Натяните поглубже. Чего она над головой зависает?
— Да волосы чертовы, как ни укладываю, все время дыбом! Жизнь, сами знаете…
Пернатый
Перед сном на балконе как-то раз зазевался — шарах по морде ни с того ни с сего! Да еще врываются в рот и трепещут!
Вот вам свобода слова! Сказать не успел, уже рот затыкают да в темноте еще не поймешь чем!
Кляп пожевал — отбивается! И на вкус вроде птичка сырая, в смысле живая, но породу языком не определишь. А вдруг дятел?
Мало соседей сверху, тараканов на кухне, так еще дятел во рту! Все удобства!
Языком выталкиваю, руками — ни в какую. Мало того, что без стука в чужой рот лезут, так еще переночевать норовят.
Ложкой и вилкой вытолкал! В темноте так и не разобрал — кого!
Тьфу! Зубы чищу, оттуда перья да пух!
Утром на балкон вышел в тапочках, зубы стиснул, не дай бог снова зевну… И тут «вжик» и «вжик»! Птичка надо ртом кружит! Досиделась голыми лапами на проводах, умом тронулась, забыла, где дом родной! С моим ртом перепутала.
А птичка, скажу вам, странной наружности на свету оказалась. Не дятел и не совсем воробей, хотя морда нахальная, но перышки в иностранную крапинку. А если колибри?!
Пальцем вверх тычу: «Птицы под крышей живут, идиотка!» — говорю ей сквозь зубы, не со зла, а чтоб в рот не прошмыгнула на полуслове. А птаха в лицо тычется и пищит жалостно, как сирота. Я ее тапкой.
Внизу под балконом толпа собралась, скандируют: «Оставьте птичку в покое! Шовинист!»
У нас как: сначала забьют насмерть, а после начнут разбираться за что.
Я рот открыл, объяснить: «Я не против пернатых, я — за». И тут птаха меж зубов фить! У левой щеки улеглась и затихла.
Общественность успокоилась, разошлась.
А я с колибрей во рту на балконе остался.
Как поступить? Не принять дружественную нам перелетную птичку? Учитывая международную обстановку, выход один: раз птица просит политического убежища — дай! Уж одну пичужку у себя во рту каждый принять может.
Поначалу тяжело приходилось. Если кто с птицей во рту ночевал, знает: на тот бок не ложись — придавишь. Рот не закрывай — задохнется. Храпанешь — пугается, в небо крыльями бьет.
В Библии сказано: надо ближнему помогать. А мы друг дружку проглотить пыжимся. Птичка — червячка. Зверюшка — птичку. Человек — человечка. А бог велел как:
