Милослав Швандрлик - Черные бароны или мы служили при Чепичке
Старший лейтенант Гулак сделал несколько неуверенных шагов. Его пухлые щёки ни с того стали приобретать лёгкий зеленоватый оттенок. Прожорливый лейтенант глядел на повара с крайним недоверием.
— Лебеда! — взорвался он, наконец, — Свинья вы кучерявая, что вы в этот чёртов гуляш кладёте? Признавайтесь!
И в этот раз ушёл, даже не попробовав знаменитое фирменное блюдо.
В тот день старшему лейтенанту Гулаку пришлось перенести ещё один удар.
Во двор замка въехала машина с провиантом, за рулём сидел пижонски одетый штатский. Гулак, как раз употребляющий персональную отбивную, выскочил из столовой и приказал группе солдат следовать за ним. Ему надо было принять у шофёра груз.
— Привет, Пепик! — раздалось из кабины, — Как дела, худышка! О, да у тебя три звездочки, ну поздравляю! Теперь каждому балбесу дают лампасы! Пепик, эдак ты скоро в генералы выйдешь!
Старший лейтенант нахмурился, злобно смерил взглядом шофёра, затем группу злорадно улыбающихся солдат, и ледяным голосом произнёс:
— Товарищ, вы меня с кем‑то перепутали! Я не припоминаю, чтобы когда‑либо с вами встречался!
— Да брось, Пепик! — расхохотался шофёр, — Вспомни! Я ведь Верпанек! Вер–па–нек! Мы с тобой рядом сидели, ботинки драили! Мастер тебя порол шпандырем[24], потому что ты ленивый был, как свинья! Ну, ясное дело, теперь‑то ты получше устроился!
Старший лейтенант надулся, как индюк, и что‑то пробормотал, но отпираться уже не решался. Наблюдающие за сценой солдаты веселились вовсю, и не особо это скрывали. Наконец, терпение у Гулака лопнуло.
— Вы, фраеры, — заверещал он на скалящихся бойцов, — Вы, негодные, вонючие фраеры! Вы думаете я тут для смеха? Я вам, засранцам, устрою, я вам так заверну гайки, что пузыри из носа пойдут! Интеллигенты! С сегодняшнего дня я вами займусь, подлецы! Мерзавцы!
Этот всплеск эмоций исчерпал его силы, потому что одышка у него достигла такой стадии, что её вызывало любое отклонение от нормы. Но с другой стороны, он слегка успокоился, снова обратился к солдатам сказал почти ласково:
— Товарищи! Надо осознавать, что провокаторы не сидят сложа руки! Наш товарищ президент, товарищи, вообще был плотником!
— Махачек! — закричал старший лейтенант Гулак, — Столовая должна сверкать, как зеркало! Сверкает?
— Не сверкает, — честно ответил доктор.
— А почему не сверкает, свинья вы ленивая? — рявкнул офицер, — Почему здесь, как в хлеву?
— Мне никогда не представлялось случая посетить хлев, — усмехнулся Махачек, — поэтому у меня нет воможности сравнивать. Но столовую я подмёл.
— Подмёл! — оскалился Гулак, — Это что работа, повозить метлой по полу? Ваша обязанность, Махачек, эту столовую как следует отдраить, ясно?
— Ясно, — ответил доктор, — но должен с глубоким сожалением сообщить вам, что неизвестный злоумышленник похитил все тряпки.
— Не врите мне! — разозлился лейтенант, — Кому надо красть ваши тряпки? Вы их, небось, куда нибудь спрятали, чтобы уклониться от исполнения своих обязанностей! Но со мной этот номер не пройдёт! Ну уж нет!
Тут он расставил ноги пошире и завопил во всё горло:
— Хохман! Рядовой Хохман, ко мне!
Дежурный по кухне рядовой Хохман подошёл к лейтенанту.
— Хохман, — сказал Гулак, — у Махачека кто‑то украл все тряпки, и он, бедняга, не может помыть пол. Сбегайте на склад и принесите две тряпки!
— Есть! — ответил Хохман. — Но для этого, товарищ старший лейтенант, нужна бумажка. Иначе складские мне ничего не выдадут!
Лейтенант помрачнел. Ему было лень заниматься любым делом, а писать он просто ненавидел.
— Ну ладно, — пробурчал он, подумав, — сделаю вам бумажку!
Выдрав из блокнота листок, он с трудом, корявыми буквами вывел:«Нужно 2 тряпке»и протянул листок дежурному:
— Достаточно этого, Хохман? По–моему, здесь всё чётко и ясно.
— Конечно, — отозвался тот, — только, с вашего позволения, товарищ старший лейтенант, в слове»тряпки»на конце должно быть»и».
Лейтенант задумался.
— А знаете, вы, пожалуй, правы, Хохман, — сказал он, поразмыслив, — Теперь и я припоминаю, что»тряпки» — слово–исключение. Я уже пару лет как закончил школу и все эти штучки из головы повылетали. Давайте сюда, я поправлю.
Набрав воздуха, как перед жимом стокилограммовой штанги, и сопя над каждой буквой, он написал:«2 тряпки палавые. Ст. л–т Гулак»Хохман, на этот раз не сказав ни слова, отправился на склад.
— А вы, Махачек, — вновь обратился лейтенант к доктору, — будете драить, чтобы и от вас обществу была какая‑то польза! Я вам удивляюсь, почему вы о себе не задумаетесь?
— Куда сегодня пойдем закинуть удочку? — спросил Цимль в одних из солнечных воскресных дней. Его голос звучал неуверенно, поскольку члены команды»ПДА Удар», к которым он обращался, имели прямо‑таки катастрофический недостаток финансов, как это всегда бывало за пару дней до получки.
— Куда пойдём? — повторил Вонявка и приготовился смачно ответить, но потом лишь махнул рукой и громко зевнул.
— На объектах такой проблемы нет, — проворчал Вртишка, — Там посылки и пиво течёт рекой!
— И ром тоже, — мечтательно сказал Влачиха, — Врезать бы сейчас десяток пльзенских, да к каждому ещё по рюмке, вот это да…
— Но там, господа, ещё и работать приходится! — возразил Кефалин, — Со всех сил вкалывать! А как я по вам вижу, вам этого особо не хочется!
— У меня ни гроша нету, — сказал Вонявка кисло, — а в Двóрцах танцы. Внутрь можно было бы пролезть через сортир, а потом что? Болтаться там весь вечер насухую, это мне не пойдёт…
— Разве что нашёл бы девку, которая бы за тебя платила, — сладко произнёс Цимль, — Такой светский лев, как я, всегда найдёт возможность!
— Ты, Преступная Башка, не подначивай! — пробрюзжал Вонявка, — Я за тобой уже девять месяцев наблюдаю, как ты закидываешь удочки, но что‑то ничего дельного до сих пор не клюнуло!
— Зато как клюнет, — пообещал Цимль, — так ты треснешь от зависти!
— Господа, — снова отозвался Кефалин, — а что вы скажете на то, чтобы сегодня отправиться в Жинковы?
Компания задумалась. До Жинков было больше часа ходьбы, и каких‑то особых развлечений там ожидать не стоило. Но там был большой пруд, в котором можно было искупаться, а в тамошний замок как раз сегодня прибыла новая партия курортников и курортниц по профсоюзной линии.
— В этом что‑то есть, — рассудил Цимль, — Если приехали какие‑нибудь красивые девчонки, то мы бы могли воспользоваться случаем.
Остальные также были склонны принять предложение Кефалина, и пришли к убеждению, что без денег солдату лучше побыть на лоне природы, чем на танцплощадке. И все отправились в Жинков.
Дорогу они скрашивали надеждами о стройных, прелестных и волнующих профсоюзных активистках, которые наверняка пожелают на курорте закусить удила. Но реальность, увы, не оправдала их надежд. Перед замком прогуливались толстые папаши с супругами, и если тут и были какие‑либо девушки, то они значительно отличались от представлений Цимля и остальных. К тому же среди отдыхающих царило скованное настроение. За несколько часов до того они проводили общее знакомство, на котором каждый представлялся всем остальным, и где произошёл инцидент на классовой почве. Бывший ломницкий торговец Йина (который, как известно, находился под покровительством святого Антонина) уже пять лет честно работал пекарем на социалистическом предприятии, и в связи с тем, что демонстрировал высокие показатели, был награждён путёвкой на курорт. Он приехал со всей семьёй в Жинковы, не подозревая, что его приезд развяжет идеологические страсти. Едва он представился прочим отдыхающим, как со стула вскочил партработник Хлепоун.«Я не стану жить под одной крышей с капиталистическим живодёром, который притеснял рабочий класс!» — закричал он, — «Я протестую против того, чтобы подобные пиявки имели право отдыхать на курортах, и если немедленно не будут приняты меры, я буду жаловаться в вышестоящие инстанции! Я не стану дышать одним воздухом с теми, кто наживался на наших мозолях, сосал нашу кровь и приказывал по нам стрелять!»
Пан Йина робко попытался объяснить, что к расстрелам он не имеет отношения, поскольку он просто пек ломницкие сухари, а теперь уже пятый год значительно перевыполняет план, но Хлепоун объявил, что не желает выслушивать империалистическую пропаганду. Так что пускай пан Йина убирается из общества, в которое пробрался благодаря своему коварству, а не то узнает, что такое железный рабочий кулак!
Полчаса спустя семейство Йины уехало обратно в Ломницы–над–Попелкой, но общую атмосферу это не разрядило. Отдыхающие были замкнуты и испуганы, только товарищ Хлепоун довольно насвистывал мелодии из массовых песен.
В такой ситуации солдаты с Зелёной Горы вряд ли могли бы показаться в Жинковах светом в окошке. Цимль, впрочем, начал заигрывать с одной рыжеволосой комсомолкой, но делал это скорее для того, чтобы не пострадала его репутация неотразимого соблазнителя. Большинство солдат разделись до трусов и попрыгали в воду, что, хоть и было приятно, но не давало ответа на вопрос, как быть с воскресным вечером. А тот неумолимо близился.
