Владлен Качанов - Директор департамента
— Да, старина, — протянул он, саркастически ухмыляясь, — вы отстали от жизни лет на двести, проведенных вдали от земных реалий. Нынче вам бы несдобровать в наших Штатах, поставивших благородную цель: уничтожить коммунизм любой ценой. Лучше, чтоб наши дети умерли сейчас, продолжая верить в бога, чем чтобы они выросли при коммунизме и когда-нибудь умерли, уже не веря в бога.
Услышав слова председателя, Джефферсон изменился в лице.
— Вы ошибаетесь, мистер, — твердо сказал он, вложив в слово «мистер» столько презрения, что Макслотер поежился. — Забота о жизни и счастье людей, а не об их уничтожении является первой и единственно' законной целью хорошего правительства. Мир — это то состояние, которое больше всего улучшает поведение и мораль людей, обеспечивает процветание и счастье человечества.
Дни пребывания в председательском кресле подорвали нервную систему Макслотера. Он все чаще стал терять элементарную выдержку, характерную для среднекультурного человека XX века. Вот и сейчас, позабыв всякие ссылки на параграфы и пункты Правил внутренней безопасности, он начал выплевывать вместе со слюной ядовитые слова:
— В ад! В ад, ко всем чертям! Коммуниста Джефферсона! И всех остальных! Кто там на очереди? Вильям Шекспир? Туда же! Шопен? Аристотель? Эйнштейн? Все одного поля ягоды — бунтовщики и коммунисты! Всех лишить и изгнать! А в комиссию вызвать лицо, несущее прямую ответственность за засорение райских кущ толпами революционеров, — главного апостола Петра. Завтра же!
В тот момент, когда американец изрыгал проклятья на головы бунтовщиков, его облик изменился до неузнаваемости. За столом кривлялся наш далекий предок. Какой-нибудь неандерталец. Или даже питекантроп. Во всяком случае, на современного цивилизованного человека он не походил нисколько.
24
НАСТУПИЛО ЗАВТРА.
К штаб-квартире Вселенского департамента расследований один за другим прибывали члены грозного трибунала. Здание оцепили усиленные патрули ангелов-хранителей общественного порядка. Они преграждали путь настырным иммигрантам, пытавшимся проникнуть в зал, чтобы стать свидетелями невиданного в раю события: суда над самим главным апостолом. Ангелы-хранители легко пресекли эти попытки. Никто из посторонних не попал на закрытое заседание комиссии.
Стрелки солнечных часов приближались к девяти. Макслотер, Макиавелли, Торквемада и Носке заняли свои места. Тьер задерживался. Вот-вот должен был появиться подследственный Петр.
Наконец, широко распахнулись двери и в зал. ворвался запыхавшийся — нет, не Петр, а его посыльный и доверенное лицо архангел Михаил. Он протянул председателю свернутый в трубку первосортный пергамент, перевязанный муаровой ленточкой с сургучной печатью глазного апостола. Макслотер, чуя неладное, второпях сломал печать, развернул пергамент — и посинел от злости. В записке он прочел: «УХОЖУ В ПОДПОЛЬЕ. БУДЬТЕ ВЫ ПРОКЛЯТЫ. ПЕТР».
Реакция председателя была молниеносной и бурной.
— Испугался! Струсил! — зашипел он негромким осипшим голосом. — Он знает, чья кошка мясо съела.
Мы помним, о чем он болтал в своем первом соборном послании: «Уклоняйся от зла и делай добро, ищи мира и стремись к нему». Это же чистейшая коммунистическая пропаганда мирного сосуществования и разрядки международной напряженности! Я не удивлюсь, если Петр окажется тайным членом Всемирного Совета Мира. Секретарь!
Ангел-хранитель мгновенно вскочил с места.
— Зачитайте нам, как там дальше у Петра говорится?
Секретарь вытащил откуда-то из-под стола толстую книгу в красивом кожаном переплете и стал читать:
— Более же всего имейте усердную любовь друг к другу, потому что любовь покрывает множество грехов; будьте Страннолюбивы друг ко другу без ропота; служите друг другу, каждый тем даром, какой получил, как добрые домостроители многоразличной благодати Божией.
— Достаточно! — Макслотер жестом усадил ангела-секретаря на место и обратился к членам постоянной комиссии: — Как вам нравится эта всепрощенческая философия? «Любовь покрывает множество грехов»! Нет, уважаемый мистер Петр, вы не дождетесь от меня усердной любви к дьявольским заговорщикам, врагам нашего образа жизни.
Теперь вы видите, — председатель вновь настойчиво обращался к членам комиссии, — что поведение главного апостола объясняется не простой халатностью, а предумышленным предательским потворствованием агентам иностранной державы. Надеюсь, вы со мной согласны. — В голосе Макслотера зазвучали металлические нотки.
Райские судьи оказались в глупейшем положении. Они безумно боялись, согласившись с расследованием святого Петра, навлечь на себя гнев всевышнего. Трудно было усомниться в том, что шеф не останется безучастным к судьбе своего бывшего доверенного в райском саду. С другой стороны, противоречить Макслотеру представлялось не менее, если не более опасным — он мог послать к черту в буквальном смысле слова.
Макиавелли осторожно попытался высказать сомнения, охватившие членов комиссии.
— Извольте заметить, монсиньор председатель, — с трудом выдавил он из себя, — что красивые слова об усердной любви друг к другу я бы рекомендовал читать в контексте с его же призывом к наказанию тех, которые презирают начальство, дерзки, своевольны и не страшатся злословить высших. «Слуги, — поучал Петр, — со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым». Его проповеди помогают держать чернь в страхе и беспрекословном повиновении.
Увы, когда Макслотер «заводился», никакие логические доводы не могли изменить его решение. Он лишь повышал голос и обогащал свою речь четырехбуквенными словами [9]. К тому же в последние дни директор департамента успел кардинально изменить свое мнение о Макиавелли. Покопавшись в райских архивах и не поленившись посетить богатейшую вселенскую библиотеку, он обнаружил, что этот философствующий средневековый итальянец ведет и всегда вел двойную игру. Его труды написаны в манере откровенных советов тиранам — но только для того, чтобы лучше разоблачить жестокость и беспринципность «сильных мира сего». Великий мистификатор, маскируясь под друга и наставника государей, на самом деле утверждал, что народ, жаждущий свободы, достаточно смелый и решительный, чтобы бороться за нее, в состоянии свергнуть любую тираническую власть.
Чем же этот двурушник лучше Джефферсона или то го же Руссо, который считал Макиавелли «порядочным человеком и добрым гражданином»? Нет, не случайно хитрющий итальянец пытался выгородить на допросе своего французского друга-заговорщика под предлогом «справедливости». Совершенно очевидно, что Макиавелли — опаснейший участник заговора, внедрившийся во Вселенский департамент расследований и комиссию по делам иммигрантов по заданию своих руководителей. К счастью, и этот втершийся в его доверие агент разоблачен благодаря проницательности и выдающимся аналитическим способностям его, Макслотера.
Все это председатель высказал вслух, внимательно наблюдая за реакцией своих коллег. Торквемада и Носке боязливо, но согласно кивали головами, а Макиавелли, хотя и был потрясен выдвинутым против него обвинением, оправдываться не стал. По-видимому, решил, что это бесполезное занятие все равно ни к чему не приведет — директор департамента не менял своих решений. Не торопясь, будто нехотя, итальянец поднялся из-за стола, повернулся к председательствующему и неожиданно для всех… скупо улыбнулся.
— Сегодня ночью я видел сон, — медленно проговорил он, обращаясь к Макслотеру. — И во сне — редкое скопление бедных, оборванных, изможденных, умирающих людей. Мне объяснили, что это были души рая. Потом эти души исчезли, и мне явилось множество лиц благородной внешности в королевских одеяниях, которые степенно дискутировали о государстве. Среди них я узнал Аристотеля, Платона, Цицерона, Спинозу, других знаменитых мыслителей. На мой вопрос, кто эти пришельцы, мне ответили, что это грешники ада. Потом исчезли и эти души, и меня спросили, с кем я хотел бы быть. И я ответил, что скорей предпочту пойти в ад, толковать о государстве с благородными душами, чем быть в раю с нищими духом.
Члены комиссии, на коих еще не пал гнев председателя, втянули головы в плечи, ожидая его бурной реакции на оскорбительное высказывание поверженного итальянца. Но Макслотер был не похож на себя.
— Вот и идите, куда предпочитаете, — буркнул он, думая о чем-то другом и заметно нервничая.
Когда Макиавелли покидал зал, сопровождаемый инспектором Норманом, в дверях появился запыхавшийся Тьер, опоздавший на заседание на добрых полчаса. Ни на кого не глядя, он подошел к председателю и, замешкавшись, стал очень старательно крутить пуговицу на собственном сюртуке.
