Борис Ласкин - Друзья и соседи
Я говорю:
— Спасибо, не курю, — а сам-то я, между прочим, курю с тридцать восьмого года.
Да. Ну, сидим, молчим. Этот товарищ спрашивает:
— С фронта?
— Да, — говорю, — с фронта.
— Откуда именно? Если не секрет?
Я говорю:
— С того самого.
— Наверно, из Германии?
— Да, — говорю, — оттуда, — а сам папироску достаю и закуриваю.
Тут он ухмыляется:
— А говорили, не курите.
А я говорю:
— Ничего. Курю. Иногда. В отдельных случаях.
Сидим молчим. Он опять вопрос задаёт:
— Как, — говорит, — там дела?
Я говорю:
— Там-то дела хорошие, а какие дела здесь? Вы случайно стихотворение не знаете «Жди меня»?
— Да, — говорит, — помню.
— Прекрасно, — говорю, — что вы это стихотворение помните. — Я говорю: — А вы знаете, что капитан Соколов уже три ордена имеет?
— Знаю, — говорит. — Мне Вера его письмо читала.
Я говорю:
— Ну, хорошо. — А сам чувствую, сильно волнуюсь.
А он вдруг говорит:
— Вы извините, но мне уходить пора.
А я говорю:
— Подождите. У меня поручение к Соколовой имеется, насчёт глаз. Что глаза покажут, что глаза расскажут. Вам ясно?
— Да, — говорит. — Нет, не ясно… Вы, — говорит, — успокойтесь. Отдыхайте.
Я ему говорю:
— Вы мне прямо скажите — женаты?
Он говорит:
— Нет ещё, только собираюсь.
Тут уж я на него зверем смотрю. А он на мои нашивки ранений уставился.
Я говорю:
— Что смотрите, а?
Не успел он ответить, слышу звонок, Он сразу встал. А я говорю:
— Садитесь, я сам открою!..
Иду. Открываю. В прихожей темно. Вдруг чувствую, целует меня женщина. Я назад подаюсь, а она говорит:
— Колюня, ты меня, наверное, ругаешь, что задержалась?
Тут я выхожу на свет. Смотрю — женщина молодая, и выражение лица у неё испуганное до последней степени.
— Ой, — говорит, — что это?.. Кто вы такой?..
Я в комнату прохожу, а женщина следом идёт. Тут я на техника-лейтенанта оглядываюсь. Вижу: он ей знаки делает — по голове своей пальцем постукивает, потом на меня показывает. Я говорю:
— Что за жесты, дорогой товарищ? — И к женщине обращаюсь: — Вас, кажется, Верой зовут?
— Да, — говорит, — Верой… А вы кто такой?
Я говорю:
— Я так… боевой товарищ капитана Соколова.
— Значит, вы оттуда?
— Да, мы в одной части.
— Ох как хорошо. Садитесь.
Я говорю:
— Ничего, я постою. Прокурор стоя обвинение говорит.
— Обвинение? Вы что же, военный прокурор? — спрашивает, а сама на этого, на Колю, оглядывается.
— Нет, — говорю. — По службе я не прокурор. Я по дружбе прокурор.
Она говорит:
— Извините, я вас не понимаю. — Говорит, а сама к технику-лейтенанту жмётся…
— Вот что, — говорю, — капитан Соколов мне так сказал: «Ты к ней приди и в глаза ей посмотри. Приедешь — расскажешь».
Тут я смотрю на неё. Лицо у неё испуганное. Глаза серые, большие, и брови тёмные вразлёт.
— Ну что, посмотрели?
— Посмотрел.
— Вот и хорошо. А вы письма не привезли?
Тут я строго ей говорю:
— От кого вы письма ждёте?
— От кого? От капитана Соколова. От Пети.
Я говорю:
— Он не Петя. Он Вася.
Она глаза ещё шире открывает:
— Вася? Какой Вася? У нас нет никакого Васи. У нас, — говорит, — с Колей, вот с ним, брат Петя. Капитан Пётр Соколов.
Я, конечно, падаю на стул и не своим голосом спрашиваю:
— Капитан Василий Соколов, лётчик?
— Нет, — говорит, — капитан Пётр Соколов, танкист.
Я говорю:
— Василий Соколов ваш супруг?
— Нет, — говорит, — Пётр Соколов мой брат, мой и Колин. А супруга у меня, — говорит, — пока ещё нет.
Тут я открываю рот и говорю:
— Товарищи, что же это у нас с вами получилось?
А сам книжку записную достаю. — Вот адрес: Москва, Полянка, 34.
А Вера спрашивает:
— Какая?..
Я говорю:
— Что какая?.. Москва — одна.
— Москва-то, — говорит, — одна, а Полянки две. Большая и Малая. Наша Большая.
Ну тут уж я не буду вам рассказывать, как мы этот вечер провели, это, знаете, очень длинный будет рассказ.
В общем, расстались мы по-хорошему, а когда прощались, мне Вера говорит:
— Вы Колю сильно напугали. Он думал, вы контуженый.
— Да, — говорю, — теперь я понимаю, почему он на мои нашивки смотрел.
В общем, посмеялись мы, и Вера говорит:
— Вот какие в жизни забавные бывают совпадения.
— Да, — говорю.
— А я, — говорит, — вас ещё поцеловала.
— Ничего, — говорю, — поцелуй за мной. Возвратимся с победой — я вам его верну. Раз он ваш, зачем он мне?..
А она говорит:
— Обязательно.
— Что обязательно?
— Обязательно, — говорит, — возвращайтесь с победой. — Говорит, а у самой глаза смеются.
Расстались мы, нашёл я Малую Полянку, жену капитана Соколова нашёл. Обрадовалась она. Я привет ей передал и в глаза посмотрел. Хорошие глаза у неё, синие. Но лично мне больше серые нравятся.
Вот какая была история. Так что, если вам не трудно будет, вы это моё письмецо Вере Соколовой передайте. Адрес на конверте. Только Полянки не перепутайте.
Их в Москве две. Большая и Малая.
«Боевая подруга»
Днём в госпиталь пришла почта. Медсестра Олечка выбрала несколько писем, адресованных раненым её палаты, и печально покачала головой. Письма пришли почти всем: и старшине Фалееву, и старшему сержанту Горохову, и сержанту Фёдору Пастухову. Опять не было письма Егору Фоменко.
Олечка отнесла почту в палату. Младший сержант Фоменко сидел у окна с книгой и молча смотрел на товарищей, жадно читавших письма.
— Опять мимо, сестрица?
— Ничего, — ласково сказала Олечка, — вам ещё напишут.
— Возможно, — сказал Фоменко.
Он встал и, опираясь на палку, вышел в сад. Пастухов проводил его взглядом.
— Сколько времени Фоменко без письма. Это ж ненормальное положение, честное слово.
— Чего ж тут ненормального? — рассудительно сказал Фалеев. — Может, ему получать не от кого.
— Вы смотрите, ребята, какая вещь, — сказал Пастухов. — Мы все выздоравливающие, так?.. Помнишь, Фалеев, что врач говорил? Нормальная психика и хорошее настроение — они тоже раны залечивают, не хуже любой мази.
— Правильно, — отозвался Горохов. — Психотерапия.
— Вот именно.
Пастухов закрыл дверь и перешёл на шёпот:
— Ребята, у меня такая мысль. Давайте сочиним письмо Фоменко. Вроде пишет ему — незнакомка. Высказывает восторг и любовь. Желает встреч и так далее. Егор письмо получит, так?.. Сразу у человека радость. Безусловно, он ответ ей напишет…
— Ну и что? — спросил Фалеев.
— Что «ну и что»?.. У Фоменки, возможно, наметится психотерапия — и он вскорости станет весёлый и здоровый. Неси бумагу, Горохов. Сейчас составим письмо.
Через полчаса аккуратным почерком старшины Фалеева было написано короткое послание.
«Дорогой и пока что мне неизвестный Егор!
Очень извиняюсь, что отрываю вас от медицинского лечения. Не так давно я прочитала заметку в центральной газете про ваш исключительный боевой подвиг, как вы ворвались в траншею и в рукопашной схватке положили четырёх захватчиков.
Этот замечательный боевой эпизод является прекрасным моментом в вашей молодой жизни. Я имею желание быть с вами знакомой, чтобы моя сильная девичья любовь была намечена для вас. Чтобы мы, конечно, встретились и, если не будет возражений, жили в дальнейшем совместной счастливой жизнью.
Желаю вам скорейшего выздоровления. Адрес свой я пока не сообщаю, но впоследствии возможно, что и сообщу.
А пока желаю всего хорошего. Крепко вас целую.
С приветом. Неизвестная девушка».
Прочитав письмо вслух, Пастухов стал мастерить конверт.
— Замечательное письмо, — сказал он, улыбаясь. — Егору будет полное удовольствие, что его крепко целуют и так далее…
— Письмо правильное, — подтвердил Фалеев, — но всё же здесь кое-чего не хватает.
— Адреса, что ли?.. Это не обязательно, — сказал Пастухов. — Без адреса даже лучше. Тут налицо загадка.
— Загадка — это хорошо, — сказал Фалеев, — но для такого письма ещё фотокарточка требуется, а на фотокарточке красивое женское лицо. Тогда полная терапия будет.
— Где же её взять, фотокарточку? И так неплохо.
— Нет, — сказал Фалеев, — без фотокарточки это так, пустой номер.
Пастухов на мгновение задумался, затем достал из кармана пижамы маленькую фотографическую карточку. На карточке была изображена милая круглолицая девушка.
— Это кто ж такая? — спросил Фалеев.
— Даша, — сказал Пастухов и вздохнул. — Моя невеста. Хорошая девушка.
— Слушай-ка, Пастухов. Положи фотокарточку в конверт, — сказал Фалеев. — Всё равно это письмо дальше госпиталя не уйдёт. Как вся эта шутка распутается, ты её у Фоменки обратно возьмёшь и всё будет в порядке.
