Игорь Собецкий - Фишки нА стол !
Из подъехавшего "Москвича" выскочил почти квадратный человек в кожаной куртке. Квадратным он казался не из-за широких плеч, а, скорее, из-за маленького роста. Он сразу же направил на Кулинича пистолет и прокричал:
— Граждане расхитители, вы окружены! Бросайте оружие, суд учтет ваше содействие следствию!
Некто, сидевший с другой стороны "Москвича", сделал попытку претворить эту угрозу в жизнь, но дверца с его стороны не желала открываться. Видно было, как машина, поскрипывая, раскачивается из-за его усилий. Из остановившегося с другой стороны ослепительного "Мерседеса" одновременно вышли двое в форме ГАИ и по колено завязли в газоне. Один из гаишников, увязший сзади, вскинул автомат и передернул затвор.
— Не надо! — в один голос вскрикнули его напарник и Незлобин.
Кулиничу надоел цирк на дрожках. Он резко пригнул задержанных к земле и двумя пальцами достал ксиву.
— Двести шестое отделение милиции, старший оперуполномоченный Кулинич! Произвожу доставление задержанных.
— Фигово доставляешь! — рассмотрев ксиву, заметил кожаный, — вон у тебя один уже сбежал.
Шедший первым гаишник тем временем выкопался из газона и пытался крутить руки Незлобину, который старательно загораживался от него удостоверением. Кулинич сделал вид, что ничего не замечает.
Лихие налетчики на древнем "Москвиче" оказались сотрудниками "транспортного" отдела УБХСС. Для содейсвия им выделили экипаж автоинспекции. Старший из городских оперов убрал оружие и взялся за задержанного работягу:
— Где товар?
Тот мычал нечто нечленораздельное.
— На базе, в первом боксе, — ответил за него Кулинич.
Маленький торопливо покатился по направлению к гаражам. С расстояния он очень напоминал колобка, поблескивая лысиной в свете фар.
— Да, кстати, а что там было под брезентом, — спохватился Незлобин.
— Крокодил.
Замполит надулся:
— Ты не выеживайся! Я с тобой серьезно разговариваю.
— Я тоже серьезно. Там были пачки журнала "Крокодил".
Вернулся сияющий колобок и распорядился сегодняшнюю операцию считать удачной. Оказывается, они накрыли крупную партию "левого" тиража журнала. По поводу же упущенного грузовика Кулинич беспокоился напрасно: его надежно вела "семерка"[11].
В отделение не поехали. Опираясь на народную мудрость "Что не видно глазу, не огорчает желудка", бэхаэсники стали составлять бумаги на месте.
Пока другой сотрудник занимался составлением документов, Солодков, кругленький опер разговорился с Кулиничем.
Поведав о существе операции, пожаловавшись на бессонную ночь и на жуткий автотранспорт (выделили гаишный "Мерседес" и к нему будто в нагрузку "Москвич"-развалюху с хлопающими на ходу крыльями), Солодков сообщил недавнюю узковедомственную сенсацию.
Начальник московского управления БХСС пробил через высшее начальство очень смелый эксперимент. Именно эксперимент, а не операцию, поскольку целью было исследовательское любопытство и не более. После успешного завершения дела по выявлению и поимке с поличным расхитителей из числа служащих МГТС была предпринята следующая акция. На неделю из различных подразделений управления выделили нужное (достаточно большое) количество сотрудников и приставили по одному к каждому из инкассаторов телефонов-автоматов. Ровно неделю офицеры милиции ездили вместе с телефонистами, внимательно следя за их работой. Конечно, страшно нерационально использовать кадры таким способом, но уж больно любопытно было, какой выйдет результат. И результат вышел. И неслабый. За отчетную неделю собираемая с автоматов выручка возросла в 2 раза против среднего! За годы застоя в нашей экономической науке не проводилось равного по смелости эксперимента.
Коллеги расстались, сойдясь на мнении, что воровали, воруют и будут воровать. Бэхаэсники уехали на своей колымаге, а Кулинич с замполитом направились в контору, справедливо сочтя свою засаду оконченной. К удивлению своему, они застали дверь отделения незапертой, а дежурного — бодрствующим и необычно нервным.
— Что у вас случилось? — забеспокоился Кулинич.
— Звездец* случился, — лаконично доложил дежурный, кивнув на комнату для задержанных. Там на лавке лежал Муравьев, не подавая признаков жизни.
Склонившись над ним, Кулинич, однако, уловил знакомый запах и успокоился.
— На трупе признаков смерти не обнаружено, — процитировал он один из протоколов Шпагина. — А в чем проблема, Палыч?
Из дальнейшего рассказа выяснилось вот что.
Муравьев был сегодня посылаем в ЭКО[12] за каким-то документом, который никому нафиг был не нужен, но от наличия которого в деле зависели сроки следствия. От соблюдения сроков следствия — "слоны и бананы" от начальства. Вернулся он ни с чем. В ЭКО тянули старую песню "зайдите завтра". Услыхав о неудаче, Валентинов пристыдил молодого сотрудника.
— Чего же ты, Сергей Николаевич? Тебе что, даже простого дела доверить нельзя? Знаешь же, как для всех нас это важно… Ну и что, что не хотят? Ты же парень крепкий, Афганистан прошел, не можешь, что ли, с бюрократами справиться, натиск проявить?! Давай, короче, отправляйся снова. Что хочешь делай, но бумагу из них вытряси. Иначе я буду в ВАС сильно разочарован.
Переход на "вы" означал серьезность намерений Валентинова. Сергей, видимо, внял начальнику. С решительным видом он развернулся и зашагал к выходу.
Возвратился он поздно вечером, даже, скорее, ночью с нужным документом и пьяный в дым. С трудом доползя до дежурной части, он проворочал непослушным языком примерно следующее:
— Все, конец*! Выбил-таки я, блин*, из них! Троих на фиг* пристрелить пришлось — тогда зашевелились.
С этими словами он рухнул на скамейку в "обезьяннике" и заснул сном героя.
Услыхав такие речи, Валентинов занервничал — а не натворил ли спьяну его подчиненный серьезных делов. Конечно, вряд ли могло действительно дойти до расстрела саботажников на месте именем революции, но все же… На всякий случай начальник вытянул у спящего табельное оружие и… Валентинова прошиб холодный пот. От пистолета несло пороховой гарью, а в магазине не хватало четырех патронов!
Дрожащей рукою он набрал номер ЭКО и спросил у дежурного:
— Мой Муравьев… у вас там… натворил что-то?
— А то! — отозвался взволнованный голос. — Натворил, и еще как! Трое лежат!
"Конец! Вот это действительно конец*! Уголовное дело, прокуратура, звездопад с погон, тюрьма. Натворили!!!"
Трубка выскальзывала из вспотевших пальцев.
— И… что?.. Как они… серьезно?
— Конечно. Надрались в стельку. До утра, по меньшей мере, из строя выведены. Если вы мне будете из-за каждой дурацкой бумажки спаивать сотрудников…
Трубка выпала у Валентинова и грохнулась об аппарат.
Чуть позже Муравьев, поднятый с ложа необычайно суровым способом, заглянул в глаза начальника и увидал в них что-то настолько ужасное, что моментально протрезвел. Стрелял он, как выяснилось, утром в тире и оружие просто не вычистил. А бумагу выбил из коллег, основательно "проставившись", да так, что сам едва дотянул потом до конторы, а что при этом болтал — уже и не помнит.
Валентинов вторично облился потом, на этот раз с облегчением, присел на скамейку и бессильно прошептал Муравьеву:
— Ну… ты… даешь…
Сергей ничего не понял.
Кулинич решил сейчас не нервировать начальника докладом о происшествии на автобазе. Пройдя в кабинет, он сел писать рапорт, но долго не мог сосредоточиться — его преследовали кошмары наяву, в которых он представал то на месте Муравьева, перестрелявшего чужой отдел, то на месте начальника, которому предстоит за все отвечать. Но потом взял себя в руки, ибо составление документов не терпит рассеянности, и ошибки здесь бывают чреваты много большими неприятностями, чем даже необоснованное применение оружия. Месяц назад из районного ОУРа выперли сережкиного друга Леху Зотова. Тот погорел именно на документах. Рапорт на имя начальника отдела полковника Зуева Леха печатал в спешке и при этом допустил непростительную опечатку — прямо в фамилии полковника. Как известно, буквы "З" и "Х" находятся на клавиатуре рядом…
Покончив с рапортом, Сергей запер его в сейф и задумался, стоит ли попробовать сейчас поспать.
Сейф Кулинича являлся предметом его особой гордости перед коллегами и считался достопримечательностью отделения. Кроме обычного дверного замка в дверце сейфа имелась задвижка, закрываемая ИЗНУТРИ. Сергей шутил, что в этом сейфе он мог бы пережидать инспекторские проверки.
Вообще, проверки работы отделения являлись главным ночным кошмаром для всех сотрудников, который, в отличие от добропорядочного кошмара, не растворялся с пробуждением, а неуклонно сбывался с периодичностью примерно раз в месяц. Проверяющие норовили прибыть в отделение внезапно. И это им часто удавалось. Не потому, конечно, что в управлении или главке не находилось порядочных сорудников предупредить коллег, а потому что инспектора зачастую сами не представляли, что они собираются делать сегодня. Мысль заехать произвести проверку могла придти им в голову совершенно неожиданно для них самих.
