Михаил Жванецкий - Собрание произведений. Шестидесятые. Том 1

Наша мама всегда стирала, а мы всегда ходили гряз-

ные… И какой гвалт… Пятеро хотят писать, один хочет

селедку. Какие книжки, какие тетрадки?.. Я ещё полу-

чил очень удачное образование, я чинил примуса. Ты

слышишь, Юзик, головки, пистоны, насосы, я знаю,

главное — это керосин, чтоб он горел… Моя вся жена

пропахла керосином. Нас нельзя было позвать в гости:

они от нас имели аромат… Собаки падали в обморок.

Ты не знаешь, что такое примус. Вся Одесса качала по

утрам и вечерам, и ревела, и взрывалась.

Я тоже был отчаянным, я имел троих, и они вырос-

ли. Старший стал военным, утонул в Керченском про-

ливе в первые дни войны. Младший окончил политех-

нический, уехал в Новосибирск, твоя тетя закончила

консерваторию, сидит в Москве… Все разъехались, все

ищут счастья. Только мы остались на месте… Ты зна-

ешь, Юзик, я так смотрю и думаю, что я такого сделал

особенного?.. Так я тебе скажу что. Ничего… Все вло-

жил в детей. Стакан молока — дети. Кусочек яблочка —

дети. Ложка сахара — дети. Твой папа был слабый

мальчик, ему нужны были витамины. А твоей тете ну-

жен был приличный инструмент — она в консервато-

рии. Так всю жизнь. Вы маленькие — мы переживаем,

что вы болеете. Вы старше — мы переживаем, что вы

плохо кушаете. Потом вы устраиваете нам попадание

в институт — мы ночи не спим. Потом вы женитесь —

с нами такое творится, моим врагам…

Что надо сказать дяде? Ну!.. Здра… Ну!.. Здра… Ох,

я ему напомню, так он всю жизнь будет помнить. Ну!..

Здра… Такой буц здоровый, четыре года скоро.

Отдай девочке мячик. Отдай, солнышко. Ухаживай

за ними. Все равно они отдают нам больше, если они

хорошие. Все равно они отдают нам все, если они золо-

тые. Твоя бабушка была и ударник, и застрельщик,

и я знаю кто?.. А дети на ней, весь дом на ней. Я ей го-

ворю: «Соня, перестань уже… Перестань! Дети все уст-

роены, мы на пенсии. Перестань, Соня, поспи до вось-

ми. Поедем к детям. Дети за нами будут ухаживать».

И мы сели на колеса и поехали в Новосибирск, где

твой папа кандидат, а мама аспирант. Все математики, все

в очках, а кто будет варить обед?.. И я вижу, моя Соня сти-

рает, а я выкручиваю. Она моет полы, я стою в очередях.

Кое-как поставили этих кандидатов на ноги. По-

ехали к дочке. Уже Москва, уже скрипачка, уже все

удобства. И что я вижу?.. Соня стирает, я выкручи-

ваю. Соня варит, я стою в очередях.

Поставили на ноги скрипачей, сняли у них с шеи де-

тей, вернулись домой. Дома отдохнем. Летом у моря.

Мы на пенсии. Дети съедутся, будут ухаживать. Съеха-

лись дети… Что я вижу, Юзик?.. Соня стирает, я выкру-

чиваю. Она варит, я тяну с базара кошелки — лошади

оборачиваются. Дети должны отдохнуть. У детей один

только месяц. Так мы не пойдем на море. Я не помню,

когда я был на пляже. Лет десять назад. Случайно. Не-

важно. Мы отпляжили свое.

Что нам надо, Юзик?.. Чтоб у детей наших было не-

множко больше счастья, чем у нас. Чтоб ты уже попал

в институт и удачно женился: есть такие жены — моим

врагам, ты же знаешь. И чтобы у тебя были хорошие дети,

и чтобы они попали в институт и удачно женились, и что-

бы у них были свои дети, тоже хорошие и тоже способные.

А мы будем ездить и не будем говорить о болячках. Пото-

му что у кого их нет, и еще не хватает об это говорить.

И будем смотреть на наших внуков, и радоваться,

и потихоньку уходить… А все это называется очень

просто — хорошая старость.

Правда, Юзик?.. Ты же все понимаешь. Ну, дай ручку

дедушке, дай, золотко. Мы уже идем. Бабушка нас ждет.

Дай ручку. Чтоб ты не знал, что я видел… Чтоб ты был

здоров! Юзик, дедушка не может быстро, не забывай…

О воспитании

Для А. Райкина

Нет, нет, нет! Кто что ни говори, а прежнее воспита-

ние не то что нынешнее… Все эти бонны, гувернантки,

пансионы — они свое дело делали. Я и сына воспитывал

в таком же духе: «Саша, мальчик мой, не забывай прави-

ла доброго тона, не бойся лишний раз сказать спасибо

своему начальству. Уступи дорогу… кому следует, открой

двери… нужному человеку. Делай людям добро, и люди

для тебя кое-что сделают. Будь благодарным, Саша. Ма-

рия Васильевна столько лет тебя обучала, привези ей

подарок. У тебя экзамены на носу: "Примите, многоува-

жаемая Мария Васильевна, папа передает вам привет!"»

Ну что мне делать с сыном? Я помню, в наше время

во время экзаменов мы списывали друг у друга… Вы же

помните, мы же все списывали! Нет, мой сын сидит, мор-

щит лоб, он что-то сочиняет. Один. Я ему шепчу: «Саша,

я договорился, учитель отвернется. Саша, не теряй вре-

мени, не волнуй папу!» Он мне ответил: не жестикули-

руй за стеклом, не мешай мне думать! Сейчас он доду-

мался, его посылают в такую глушь — один медведь на

сто квадратных километров. Я ему шепчу: «Саша, подо-

жди! Саша, не подписывай! Не торопись. Я еду в инсти-

тут. Подожди, Саша, не торопись!»

Я примчался — он уже подписал! Когда я узнал, что

его посылают в колхоз «Рассвет», — у меня стало тем-

но в глазах! Сейчас он мерзнет в своем «Рассвете». Им

забыли дрова выделить… Я помню, в наше время мы

воровали уголь на железной дороге, вы же помните, мы

все воровали! Мы крали в лесу дрова. Мы же крали, вы

же помните. Я ему говорю: «Саша, воруй и ты, Саша,

кради, иначе замерзнешь!» Он мерзнет, он принципи-

альный! Откуда в наших детях такое, чего нам не по-

нять? Неужели мы так постарели?

Нет, кто что ни говори, а прежнее воспитание…

Гувернеры… Гувернантки…

Копаться в мусоре не стыдно, мальчик. Стыдно

быть от этого счастливым.

— Как проехать к центру?

— Очень просто.

И ушел.

Лучшее средство против неразделенной любви —

неизлечимый понос.

Я понимаю, как трудно составлять пятилетние пла-

ны, добиваться их выполнения. Но почему они так бы-

стро летят?!

И еще я думаю: почему с переездом в другой город

у тебя не появляются друзья? Вот и сорок. Вот и сорок

восемь. И люди вокруг, и есть умнее тех, прежних, и уж

куда образованней. Что ж там такое в том далеком дет-

стве? Почему ты с ними можешь молчать?! Почему те-

бе не нужно платить ему вниманием, талантом, услу-

гой? Мы же тогда их не выбирали.

Видимо, все надо захватить с собой смолоду. Потом

раздавать, а приобретать поздно.

Я придумал телефон, который не пропускает сквер-

ные новости. Он молчит уже две недели… Ага, вот

и звонок: что вы говорите, куда вы меня приглашаете?

Черт! Опять надо настраивать. Он не понял, какое это

приглашение, вот ужас.

Сколько нужно при капитализме денег, столько при

социализме — знакомых.

А вы пробовали принять слабительное одновремен-

но со снотворным? Очень интересный эффект.

Когда наутро я открыл дверь из моей комнаты на

балкон, два голубя сдохли. Хотя я им кричал: «Отой-

дитя»!

Жизнь человека — миг, но сколько неприятностей.

Для вас, женщины

Для А. Райкина

Я не знаю, как для вас, но для меня Восьмое марта

второй день рождения. Я холостяк. Не старый. Мне во-

семнадцать до семнадцатого года плюс пятьдесят один

минус подоходные плюс бездетность. Я по профессии

бухгалтер. Итого мне… шестьдесят девять с копейками.

Все друзья хотят меня женить, потому что люди не

выносят, когда кому-нибудь хорошо. Но я не спешу.

Шестьдесят девять — время еще есть. С моим возрас-

том, о котором я сказал выше, с моими данными, о ко-

торых я скажу ниже, я мог бы женить на себе весь балет

Большого театра, но я не тороплюсь.

Мне говорят:

— Слушай, Сигизмунд, для тебя есть девушка в Таш-

кенте, стройная, как козочка, ароматная, как персик.

— В Ташкенте. Улица Навои, шестьдесят пять, вход

со двора, налево, отдельная квартира с отцом?