Олесь Бузина - Верните женщинам гаремы
И где-то там, в кабинете его квартиры, в верхнем ящике стола лежит экземпляр защищенной докторской «Творчество Пушкина как целостная система»…
— Это пошло! — сказал дьявол и посмотрел Арефьеву в удивленные глаза. — Так уже было. Это для меня неинтересно! Сделка не состоится! — и взял шляпу, поморщившись досадно.
Переключатель в комнате щелкнул, и то, что произошло, исчезло начисто, не оставшись даже сном. Пустая комната. Темнота. Пять минут первого ночи[2].
Из цикла «Приключения Пилота»Рождественская мулатка
К вечеру в шоколадной полутьме почему-то особенно хочется мулатку. Впрочем, с не меньшим энтузиазмом ее хочется и утром, когда тело превращается в гагаринскую ракету, способную послать заряд юной спермы на Марс. И в обед. И в цветном порнографическом сне с плавучим колониальным борделем, водруженным прямо посреди озера Виктория, в мутных волнах которого плещутся голые африканские русалки.
К такому выводу пришли мы на Рождество 2001 года, сидя в ночном клубе «Белая гвардия». Мы — это Барон, Корнет и я, Пилот, — трое самых развратных (и на данный момент самых одиноких) романтиков в мировой истории.
— Сволочи… Что сделали со страной! — зло процедил Корнет, самый молодой из нас, поежившись в тесноватом белогвардейском мундире, которые выдавали прямо на входе. — Сначала уничтожили дворянство, потом интеллигенцию, а теперь еще и вывезли за границу всех стоящих славянских баб, так что даже мне, потомственному расисту, ни о чем не думается, кроме как завалить под пальмой эту самую голенастую мулатку!
— Стыдитесь, мон шер! — возразил Барон. — Расовые предрассудки не красят борца за белую идею. Мы просто обязаны совокупляться с темнокожими самками до тех пор, пока окончательно не растворим их цвет в нашем могучем нордическом потомстве!
— Истинно христианская мысль! — присоединился к этому спичу и я, гордо носящий свое наследственное прозвище Пилота (в годы Великой Отечественной мой дедушка, советский ас, завалил 58 немецких стервятников, а теперь его внук с тем же фамильным восторгом продолжал валить в постель хорошеньких девочек, невзирая на их национальную принадлежность).
— Предлагаю срочно отправиться в Рио-де-Жанейро! — провозгласил Барон, похотливо шевеля усами. — Именно там мулатки водятся в немыслимых концентрациях!
— Да, да! — поддержал его я. — По моим подсчетам, там их около двух с половиной миллионов — причем все с выбритыми голодными лобками и справками от венеролога.
— Ну, уж этим не обольщайтесь, — съязвил скептик Корнет. — Справки — поддельные, по семь крузейро штука, а пезды раздолбаны местной шпаной до дыр, как донбасские шахты.
— Это ужасно, — заметил я. — Предпочитаю аккуратные, по-солдатски коротко стриженные пезды, не издающие в ебле неприличных звуков, вроде икоты или похрюкивания*. Путешествие отменяется!
(* Автор предупреждает, что является принципиальным противником матерщины, но в данном случае без нее не обойтись.)
Все тут же согласились, закивав безупречными проборами, ибо куда приятнее повстречаться с эскадроном пьяных махновцев, чем с неизвестной науке новой породой лобковой вши, разводимой организмом какой-нибудь любвеобильной меценатки.
— Современную даму, вообще, можно употреблять только в тот трудноуловимый момент, когда она еще жива, а флора в ней уже мертва! — назидательно изрек Корнет.
Однако мысль о мулатке не оставляла наши обремененные сексуальными фантазиями светлые головы. Хотя вокруг так и шныряли юные белокожие создания, стремящиеся приобщиться к вершинам духовного разврата. Нужно заметить, что «Белая гвардия» — действительно высокоэлитарный клуб. Особь женского пола, желающая проникнуть сюда, должна как минимум знать пару иностранных языков и иметь на руках диплом, свидетельствующий, что она гарантированно достигает оргазма. Правила эти, естественно, разрабатывали мы как постоянные члены клуба, справедливо полагая, что женщина, являясь единственно полезным для мужского организма наркотиком, обязана быть патентованно высокого качества. В последнее время на особых тайных собраниях даже дебатировался вопрос, чтобы допускать в святая святых только поэтесс, но, в связи с неудовлетворительными внешними данными последних, идея был отвергнута как самодурство.
Впрочем, как любил говорить Барон, человек слаб, а член его силен. В тот самый момент, когда мы окончательно решили встретить Новый год не иначе как в приятном обществе хорошо воспитанной мулатки (хотя бы одной на троих), перед нашим столиком остановилось хрупкое обольстительное существо лет семнадцати, явно совсем недавно получившее от властей лицензию на сексуальный отстрел. Скромно уставившись на свой обнаженный по последней моде пупок, оно томно вздыхало, пытаясь обратить на себя внимание Корнета, отличающегося, надо признать, завидным, хоть и отрицательным обаянием.
— Что вам угодно? — строго спросил Корнет.
— Вас, — пролепетало существо, хлопнув фиалковыми глазами.
— К сожалению, сегодня я дал небесам обет переспать только с мулаткой.
Существо еще раз хлопнуло ресницами и вдохновенно промолвило:
— Но неужели вы способны отказать в тайных желаниях невинной девушке, готовой ради ваших странных прихотей вываляться в какао с ног до головы и завить свои золотистые волосы в отвратительные кудряшки?
— Нет, против такой самоотверженности я не могу устоять! — взревел Корнет, рывком сдирая с себя мундир, и тут же удалился в кабинет в сопровождении коварной соблазнительницы.
Не успели мы с Бароном даже обменяться осуждающими взглядами, как из толпы перевозбужденных девиц вынырнуло еще одно существо, блестя разгоряченным смуглым телом с выпирающими отовсюду формами, едва прикрытыми кислотными лоскутками. Внешний вид похотливицы явно говорил о том, что она принадлежит к новейшему, взращенному в атлетических лабораториях культуристскому типу, способному вдохновлять мужчин не только бюстом и бедрами, но и женственными мышцами.
Мне уже не раз приходилось контактировать с подобными экземплярами, но Барон, человек куда более занятой, сталкивался с девой-шварценеггером впервые. А потому, едва только эта демоница в мускульной плоти потерлась трицепсом о его вздымающуюся грудь, Барон вскочил и удалился в соседний кабинет, откуда тут же начали доноситься мерные сотрясающие удары, как бы от работающего атлетического тренажера.
Таким образом, возвышенный план рухнул, едва столкнувшись с грубой действительностью. Согрешив единожды, мои друзья уже не заботились о своей репутации честных людей, превратив остаток вечера в разнузданную вакханалию. Едва кончив, они тут же обменялись девицами, а потом присоединили к ним еще с полдюжины блондинок, брюнеток и рыжих всех оттенков кожи, свойственных белой расе, заглушив в конце концов шумом оргии отчаянно отругивавшуюся музыку из танц-зала. И только я продолжал скромно потягивать свой мультивитамин в твердой уверенности, что не стоит прогибаться под изменчивый мир.
Из этого состояния меня не вывели даже весьма безвкусные остроты Корнета, заявлявшего прямо из полуотворенной двери кабинета, что сегодня я так и не нарисую ни одной отметки о победе на фюзеляже своего истребителя. Я посоветовал ему вытереть лужу спермы, выкатившуюся за порог, и был прав, ибо ровно в полпервого, когда топливные баки моих товарищей были окончательно опустошены всевозможными излишествами, настал час моего боевого вылета.
Она вошла прямо из промозглой зимней тьмы, как красивое дикое животное, случайно затесавшееся в загон для домашнего скота. Ее длинные ноги слегка заплетались, сверкая леопардовыми переливами облипающих брюк со специальным разрезом для оперативного совокупления в паху, а полуобнаженные груди покачивались, как буйки на волне.
Чернокожие боги настолько явно благоволили мне, что я не удивился бы, узнав, что закончу свои дни диктатором какой-нибудь Центрально-Африканской империи, готовой трижды в день отдавать мне на заклание своих самых развратных дочерей.
Темнокожая дева уселась мне прямо на колени, обдавая жизнеутверждающим теплом страстного зада, не оставляющего никаких сомнений в возвышенном градусе ее чувств.
— Делайте со мной все, что хотите, — прошептала она.
— Но я должен быть уверен, что вам это ВСЕ понравится…
— Мне уже нравится, — прозвучало откликом на мою руку, проникшую ей между ног.
— Я очень циничен…
— Обожаю циничных: у них никогда не бывает проблем с потенцией.
— Но я буду вас очень жестоко колониально угнетать!
— Угнетайте, сколько угодно — именно это я люблю больше всего.
— И при этом вы должны быть так же чисты, как Наташа Ростова.
