Сергей Шапурко - Два миллиона (сборник)
Спасение кокаина
Федор Феликсович, отец студентки Маши, усадил вяло сопротивлявшихся Колю и Славика в машину. Сумку девушки положили в багажник. Увидев это, друзья погрустнели еще больше.
– Как Москва? Больше французы не нападали? – повздыхав, завел непринужденную беседу Николай.
– Давненько вы, получается, в столице не бывали. Где довелось попутешествовать? – спросил в свою очередь милицейский генерал.
– В основном, в тропиках, – хмуро ответил Славик.
Черная «Волга» на бешенной скорости летела в Москву. Маша дремала на заднем сидении, а Коля и Славик перекидывались фразами с Федором Федоровичем. Шофер чему-то своему улыбался и жал на газ.
– Чем в свободное от разъездов время занимаетесь, молодежь?
– Если без протокола, чисто между нами, то наркотики и алмазы контрабандой возим, – зло сказал Славик. Неудачи последнего времени здорово вывели его из себя.
– Ха-ха-ха! Ну и как, много заработали?
– Мало.
– А чего ж так?
– Человек в форме стал на пути, – грустно сказал Коля.
Федор Феликсович, думая, что с ним шутят, весело смеялся. Не до юмора было отчаянным наркокурьерам – могло так случиться, что они не только останутся ни с чем, но и срок приличный отхватят.
Славик, сидевший сзади и хмуро слушавший бестолковую беседу Коли и генерала, вдруг увидел маленькие ножницы, лежащие в коробке между водительским и пассажирским сидениями. Он незаметно их взял и передал Николаю. Тот все понял без слов.
На ближайшем светофоре Славик нагнулся вперед и начал о чем то расспрашивать шофера. Коля тихо приоткрыл дверь и со всей силы вогнал ножницы в заднее колесо. После этого закрыл дверь и отдал инструмент Славику, который так же незаметно положил ножницы на место.
Через пару минут машину сильно занесло. Водитель остановил ее на обочине и вышел посмотреть, что случилось. Слегка поматерившись, он открыл багажник и достал запаску. Схватка за кокаин вступила в решающую стадию. Пока шофер возился с колесом, Коля вышел из «Волги», якобы для того, чтобы размять затекшие ноги. Беззаботно насвистывая, он обошел автомобиль и, оказавшись возле открытого багажника, ловко вскрыл сумку и переправил пакеты с наркотиками себе за пазуху. Потяжелевший, но весьма довольный, он плюхнулся на заднее сидение и показал Славику большой палец.
Водитель закончил работу, вытер ветошью руки, и компания продолжила свой путь.
Через полчаса повеселевшие друзья покинули автомобиль, попрощавшись с Федором Феликсовичем и заспанной Машей. Войдя в подъезд, они громко крикнули «Ура!» и пошли будить Виктора Степановича.
Тот их появлению очень обрадовался. В квартире сразу все ожило и пришло в движение. Хозяин суетился на кухне с чайником, Коля оккупировал ванную комнату, а Славик прятал за шкаф наркотики и в полглаза смотрел телевизор.
Позже явился Алоизыч. Он был грустен. Новые знания о своем здоровье, полученные на таможне, явно расстроили его.
– Ничего, Серега, не грусти. Будут деньги, будет и здоровье, – подбодрил его Славик.
А Виктор Степанович растерянно думал о метаморфозах природы, в частности о том, как алмазы превращаются в кокаин.
Наркобарон
Порошок, чудом уцелевший на лихих поворотах сюжета, требовал реализации.
– Проше простого, – сказал Виктор Степанович, – у меня знакомый наркобарон есть.
– Я тебя умоляю, Степаныч! Откуда у тебя такие связи? – не поверил Николай.
– Я его еще по комсомолу знаю.
– Ого! Интересные факты открываются! Вот если бы журналюги пронюхали. «Бывший молодежный вожак травит тинэйджеров наркотиками!» «Раньше цыгане были комсомольцами, теперь они – наркодилеры!»
– И вовсе он не цыган. Вернее, не был цыганом раньше. Отвечал в ЦК ВЛКСМ за Продовольственную программу. Потом, после перестройки, покрасил волосы в черный цвет, загорел в солярии, вставил серьгу в ухо и пошел в цыганские наркобароны.
– А живет где? В кибитке, с табором?
– Узко мыслишь, Николай. В благоустроенной пятикомнатной квартире. Может себе позволить.
– Охрана есть?
– А зачем ему она? С милицией он дружит, бандитам платит.
– Тогда веди к нему, дядя. Будем порошок на деньги менять.
Если бы жизнь не подтолкнула Николая к сомнительным аферам, и он не стал бы мошенником, то, возможно, из него вышел бы неплохой дирижер сводного оркестра – командовать людьми он любил и умел.
Квартира наркобарона находилась на другом конце столицы и ехать решили на такси. Виктор Степанович от визита отказался, ограничившись лишь сообщением адреса.
– А если он нас не впустит? – засомневался Николай.
– У него там домофон. Скажите ему, что принесли товар, сумму, которую хотите за него, и он сам спустится.
– И откуда ты, Степаныч, все это знаешь? – удивился Николай.
Тот скромно промолчал.
С трудом найдя нужный подъезд, Коля и Славик обсудили спонтанно возникший план. Когда стратегия и тактика приобрели законченный смысл, Николай нажал кнопку домофона.
Динамик так долго молчал, что друзья успели усомниться в правильности не только адреса, но и своих действий.
Но все же в микрофоне что-то крякнуло, потом треснуло, затем противно запищал зуммер и наконец-то послышался голос:
– Говорите, вас слушают.
– Есть отличный порошок. Хотелось бы обменять на хрустящие. Лучше, конечно, на грины.
– Рекомендации есть?
– Сколько угодно.
– Сумма?
– Пятьдесят тонн.
– Ждите, я спущусь.
Ожидать пришлось долго. Уже и первые сумерки легкой вуалью накрыли двор, и работный люд потянулся домой со своих в конец обанкроченных фабрик, а наркобарон все не появлялся.
Коля, вначале переминавшийся с ноги на ногу от нетерпения, под конец уже гарцевал по двору, как необъезженный мустанг.
В конце концов, он не выдержал и забежал в подъезд вместе с очередным входившим жильцом.
– Я к маме, кефиру передать, – сообщил он подозрительно смотревшему на него гражданину и зачем-то похлопал по карману.
Возле лифта многое прояснилось. Оказалось, что полтора часа назад выключили свет, и в кабине остался человек. Когда дали электричество, лифт продолжал стоять. У Коли не было сомнений, что застрявший и есть липовый цыганский барон.
Решение упало на Колю сразу же. Он побежал на пятый этаж, туда, где, собственно, кабина и остановилась.
Там с помощью цепких пальцев он, насколько это было возможно, раздвинул створки двери и увидел в щель весьма колоритного типа.
Тип, узрев луч света, а затем и Колю, очень обрадовался, словно Живцов был вовсе не Живцов, а Христос– спаситель.
– Гражданин, помогите мне. Я вас хорошо отблагодарю.
– Грамоту что ли выпишешь? Нет, отец родной, мне эти атрибуты прошлого ни к чему. Я по другому вопросу. Ждал вас у подъезда два часа и вот.
– Так это вы с товаром?
– Кто же еще? Кроме нас тут никого нет. И, видите ли, я очень спешу. Нужно успеть на вокзал, пока танки не перекрыли Садовое кольцо. Так что давайте совершим сделку, пока нет посторонних. Вот товар. Покажите деньги.
Лже-цыган опрометчиво достал наличность и был тут же наказан. Неуловимым движением (тут, как нельзя больше, пригодилась боксерская практика) Николай просунул в щель руку и выхватил деньги у драгдиллера. Все произошло так неожиданно и быстро, что чавел некоторое время еще ощущал небольшую тяжесть на ладони, как будто деньги продолжали оставаться в руке. Створки двери захлопнулись, а с ними и надежда на то, что все это был не сон.
Коля же водопадом скатился по лестнице и выскочил на улицу. Там он подхватил Славика, и они скрылись в темноте ближайшего сквера.
Партия НПЛР
Человек, застигнутый на своем жизненном пути ураганом перемен, землетрясеньем революции и наводненьем свершений резко меняется и внешне, и внутренне.
Он теряет свои привычки, перестает регулярно питаться, забывает друзей, не навещает подруг. Те вещи, о которых он никогда не задумывался, вдруг оказываются для него сверхважными. Его начинает интересовать, что сказал на съезде доселе неизвестный Даргай или, допустим, Цинель. Он начинает постигать законодательство Занзибара и Политэкономию. Самиздат, от которого он раньше с презрением отворачивался, теперь стал его Библией. Из-за бесконечных споров его голос из бархатного делается хриплым. Он уже давно забросил свою работу в НИИ, поскольку «есть дела поважнее». Он ходит на все митинги и ревниво смотрит на тех, кто кричит лозунги громче него. Он ругает всех и вся, но не платит за проезд в трамвае. Он поносит мэра и «всю его шайку», но обертку от мороженного кидает не в урну, а где удобно. Он грубит издерганной жене и кричит, что «она ничего не понимает!», но кормить семью ему уже некогда.
