Сергей Литовкин - Хуже всех (сборник)
Десятидневный запас провизии подошел к концу, но нас спасала выловленная рыба. Здесь здорово ловились угри. Парочки вполне хватало на коллективный обед. Заправлять нас продовольствием, кажется, вовсе и не собирались. Ведь пресной воды у нас еще было недели на две…
На двенадцатый день пришло штормовое предупреждение. Мы снялись с якоря и пошли на юго-запад. Немножко поштормило, да и побросало по волнам, но без существенных последствий. Только посуды немного побилось в буфетке, да временную антенну снесло с надстройки. С какой целью мы еще пару дней бороздили Средиземку на средних ходах – не знаю, но объектов и работы вовсе не прибавилось. Потом пришел штиль и мы увидели прямо по курсу разноцветную флотилию из надувных матрасов, мячей, буйков, поплавков, кругов и жилетиков. Короче говоря, шторм обчистил какой-то приличный итальянский пляж и принес к нам в открытое море свою добычу.
Во! – сказал командир, – спустить шлюпку!
Все сгрудились на шкафуте, желая повнимательнее рассмотреть выловленные богатства, но боцманята быстро оттаскивали все в куда-то в район командирской каюты. Только надувная лодка с мотором оставалась на палубе некоторое время. Да и ту вскоре уволокли, сняв с транцевой доски движок и выпустив из секций воздух.
Казалось, что теперь то, наконец, у нас появится куча волейбольных мячиков и снова можно поиграть в свое и собачье удовольствие – трое на трое, плюс пара хвостатых. Но все было и куда-то неожиданно исчезло.
– Коля, – спросил я у боцмана, – куда вы трофеи отволокли? Нам бы несколько мячиков не помешало…
– Все у командира в каюте. Там уж и повернуться некуда. Персональный гальюн забит под завязку.
– Может отдаст еще что-то?
– Вряд ли. Я у него детскую жилетку с цветочками для дочери попросил. Наорал с матюками, как на молодого.
* * *Мы вернулись на свою якорную стоянку у Крита и еще неделю торчали там в ожидании американского фрегата. Тот так и не появился. Три раза залетал фотографироваться знакомый «Альбатрос» и подходил старенький греческий сторожевик, тоже не представлявший для нас никакого интереса. Тем не менее, весь комплекс приборов по нему отстучали, как по настоящему супостату.
В волейбол нам больше поиграть так и не удалось. Даже помоху с замполитом подсылали к командиру, но тот краснел, ругался, но делиться ничем не стал. Щенки скучали и грызли тапки от тропической формы, утаскивая их у зазевавшихся матросов. Изредка шифровальщик, выбрав подветренную сторону, сажал Дика себе на колени и убеждал окружающих, что у щенка от чистоты породы стоят уши. Без ветра, правда, этот фокус не удавался. Висели лопухи, как и у дворянина Гафеля.
Потом нас заправили водой и провиантом и чуть, было не бросили на слежение за авианосцем «Форрестол». Потом вспомнили, что у нас парадный ход узлов десять и отпустили назад в главную базу Севастополь подобру-поздорову. Тем более, что на командира уже и приказ пришел об увольнении в запас по выслуге и с правом ношения формы.
* * *Выйдя на недельку, мы вернулись через меся в осеннюю слякоть, морось и дождь.
Когда пришвартовались у стенки и поставили сходни, то навстречу комбригу со свитой, поднимавшемуся на борт, юркнул Дик. Он, не осматриваясь на берегу, потрусил налево вдоль причала.
– Дик, – попытался остановить его шифровальщик.
– Гав, Гав! – позвал его Гафель, вскакивая на сходни и, тут же спрыгивая назад на палубу. Он отчаянно лаял и скулил, пока матросы его не утащили с юта в кубрик кормить консервами.
Дик так ни разу и не оглянувшись, исчез за постройками.
– Надеюсь, что он не выдаст наши шифры, – уныло пошутил боцман, – кораблю коне, бегут не только крысы.
Больше мы Дика не видели.
* * *Дома меня ждал прекрасный ужин и вся семья в сборе.
Кроме чемодана белья в стирку и фотографий я ничего, увы, не привез.
– Это командир, сказал я, показывая в центр группового фото нашего сборного экипажа.
– Какое хорошее лицо, – задумчиво произнесла теща.
Действительно, вышел там он здорово. Солидный такой и серьезный…
Как же его звали то?
Командировочка
– Тьфу, на тебя!.. – услышал я неожиданно в тамбуре вагона и тут же автоматически попытался утереться, чувствуя некоторую оторопь от подзабытого уже выражения. Так я и не привык к этому южнорусскому словесному проявлению дружеских чувств, расшифровать которое довольно трудно по причине высокого эмоционального накала и обильного смыслового наполнения, но можно очень грубо представить в виде:
– Ты отлично выглядишь, рад тебя видеть и, дабы не сглазить, плюю через плечо на скопившихся там бесов…
Я вгляделся и узнал отставного мичмана Рябко, не утерявшего «на гражданке» ни округлости фигуры, ни румянца щек. Так и хотелось поместить его фотографию на баночку с детским питанием.
– Боря! – обрадовался я сослуживцу, обняв его за плечи, – И на тебя, дорогой, ТЬФУ раз двадцать… Где ты, что поделываешь?….
Оказалось, что причалил он капитально в том самом городе, куда я ехал в командировку и, будучи знатоком баталерного дела, успел уже завоевать авторитет в хозяйственных лабиринтах районной администрации.
– Никакого порядка у шпаков, – сетовал он, – только на нас, на флотских, все и держится.
Я, в свою очередь, тоже пожаловался Боре на начальство, кинувшее меня в командировку в эту тьму-таракань. И это на третий день по прибытии с многомесячной боевой службы. И не дав привыкнуть к земле, нормальным людям и странным созданиям противного полу.
– Есть в Ваших местах какой-то почтовый ящик в смысле закрытого НИИ. Знаешь такой?
– Конечно. У меня куча знакомого народа там работает…
– Так я испытания их новой аппаратуры провел в море. Протоколы сваял, таблицы нарисовал, но все – коту под хвост.
– Почему это?
– А номера инвентарные на блоке и на бумагах к нему не сходятся! Убывали-то в моря, как всегда, впопыхах. Ящик привезли за час до отхода. Еле успели расписаться, да печати поставить. Видать, что-то и прошляпили. Вернулись. Надо обратно технику отгружать, а цифири не те…
– Ну и хрен с ними.
– Хорошо бы, да все железки грифованные. На секретном учете. Вот, особист уже кругами забегал. Чует во мне внутреннего врага… Теперь еду разбираться.
– Да, кстати, а ты чего это в форму вырядился? В таком виде на предприятие не пустят. Ты им все легендирование угробишь. Чего делать военному моряку на фабрике детских кроваток.
– Некогда было переодеваться. Предписание сунули и на вокзал.
– Ладно, – сказал Боря, – что-нибудь придумаем.
* * *Поезд прибыл на место уже ближе к вечеру и я, оказавшись от предложенного Борей гостеприимства, направился в ближайшую гостиницу с приветливым названием «Родина».
Дорога пешком заняла не более получаса. Этого времени вполне хватило моему приятелю, чтоб позвонить кой-куда и договориться о моем размещении.
В холле гостиницы толпилось несколько десятков человек. Они возбужденно обсуждали нюансы своего проживания в номерах, группируясь в пары, тройки и более полновесные компании.
– О! – воскликнула одна из деви, увидев меня, – Морячок с портфельчиком. Я беру его к себе в комнату.
– Расскажи мне про шторм и качку, – бросилась другая мне навстречу, протягивая руки.
Мне удалось увернуться, ляпнув что-то о мертвом штиле и порванных парусах.
– Приехал на гастроли областной театр и забронировал все номера, – сказала хмурая дежурная администраторша, – но для друга Бориса Всеволодовича мы что-нибудь изыщем.
– Так это актрисы у вас тут выступают! – понял я, оценив качество представления.
Пока дежурная водила пальцем по строчкам своего журнала, я старался донести до ее понимания мысль о том, что нуждаюсь в длительном, глубоком сне и, в отличие от обычных командировочных, не ищу приключений. При этом она недоверчиво покачивала головой и с явными сомнениями несколько раз на меня внимательно посмотрела.
– Хорошо, – произнесла она, наконец, – ступайте в двадцать пятый. Это двухместный номер. Там уже один такой гражданин поселился, который покоя желает…
В комнате под номером двадцать пять я застал пожилого актера, без излишней театральности устроившегося в пижаме поверх одеяла. Мы познакомились. Звали моего соседа Петром Петровичем и он производил самое благоприятное впечатление старого домашнего увальня. Пока я устраивался на ночлег, несколько раз надрывался телефон. На звонки отвечал мой сосед, ласково увещевая кого-то на другом конце провода.
– Что, милая? – сочувствовал он со сценическим придыханием, – Очень хочется?
– Смотрите-ка, – обращался он уже ко мне после каждого звонка, – сколько девушек хотят скрасить наш холостятский вечерок.
Вскоре пришел друг Борис с бутылкой и закуской. Петр Петрович составил нам компанию, и мы поужинали, вспоминая наши флотские случаи и всякие театральные истории. Культурно посидели.
