Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 46. Александр Иванов - Александр Александрович Иванов

я сам себе. Я крепенький орешек.

___

Не смейтесь! Не впадайте в этот грех.

Не кролик я, не мышь, не кот ангорский.

Я убедился в том, что я — орех.

Не грецкий, не кокосовый — Сикорский!

Приятно говорить с самим собой,

впитать себя в себя, подобно губке.

Вселенная открыта пред тобой,

когда пофилософствуешь в скорлупке,

когда порассуждаешь о мирах

без видимых физических усилий…

Но временами наползает страх —

боюсь, как бы меня не раскусили.

Как я стал поэтом (Борис СЛУЦКИЙ)

Я в поэзию шел как?

Я в поэзию шел так.

___

Вдруг почувствовал в пальцах жжение,

а иначе говоря — зуд.

Мысли приняли выражение

и, как войска,

пришли в движение,

я лежу, а они ползут.

Оказывается, есть порядок

в расположении строф и строк.

Стих не должен быть гладок.

Вот так. Самый сок.

Если следовать биографии,

то я

ошибочно должен был

стать учителем географии,

хотя педагогику не любил.

Писал на войне и после войны —

рядовой литературного воинства —

 строки неодинаковой длины

и неодинакового достоинства.

К чему ведет излишняя фронда?

Можно остаться членом Литфонда.

Ссуду дадут, а может, нет.

Крутись как хочешь.

И — привет!

А я наловчился писать, при этом

каждое слово блестит.

Вот так я и стал поэтом

и даже уже мастит.

Ничему нигде не учился,

а поэт из меня получился!

Наливание (Дмитрий СМИРНОВ)

Твои ресницы, словно коромысла.

Легко несут большие ведра глаз.

Что так полны живой небесной сини.

Плескающейся даже через край.

Я ждал:

а вдруг плеснешь в меня

случайно,

И брызги жгуче звездами сверкнут

И ослепят,

чтоб я других не видел…

Но ты те ведра

мимо пронесла.

___

Не губы, не колени и не бедра,

А ведра глаз твоих меня пленили,

Их было два.

С ресниц они свисали,

К тому же ты с утра их налила…

И я все ждал:

а вдруг пройдешь и спрыснешь.

Вдруг отольешь,

пускай непроизвольно…

Но мимо ты прошла,

не отлила.

И я с тоски

свои глаза налил.

Бег внутри (Лев СМИРНОВ)

Я славлю — посреди созвездий,

в последних числах сентября —

бег по земле, и бег на месте,

и даже бег внутри себя.

___

Поэт сидит, поэт лежит,

но это ничего не значит,

внутри поэта все бежит,

и как же может быть иначе?..

Бегут соленые грибки,

бежит, гортань лаская, водка,

за ней, естественно, — селедка,

затем — бульон и пирожки.

Потом бежит бифштекс с яйцом,

бежит компот по пищеводу,

 а я с ликующим лицом

бегу слагать о беге оду.

Бежит еда в последний путь,

рифмуясь, булькая, играя,

не замедляю бег пера я,

авось и выйдет что-нибудь!

Свидетельствую вам (Сергей СМИРНОВ)

Я родился на земле Тавриды

И за это

Крым превозношу.

Запахи Массандры и ставриды

Персонально с той поры ношу.

Жил на Волге, зрея постепенно.

Грамоте учился, не зевал.

Был на стройке метрополитена

Плюс потом, конечно, воевал.

Проходя по всем анкетным данным,

Стал поэтом,

сидя на «губе».

Преодолевая постоянно

Вотум недоверия к себе.

Время шло,

меня начальник штаба

Ел глазами из-под козырька,

Мой талант районного масштаба

Вырос под эгидой ПУ РККА.

Жил я,

не надеясь на кривую,

Не копил зажиточных телес,

Заимел жену как таковую.

Уникально в классики не лез.

Путь торил и в радости и в горе,

Лишних причиндалов не беря.

И сугубо горд, что в общем хоре

Есть мое конкретное

«Уря!».

Не привык завидовать чужому,

У меня и мысли этой нет.

Если делать — только по большому

Счету, разумеется.

Привет!

Береза (Ирина СНЕГОВА)

Березы — это женщины земли.

___

Да, я береза. Ласковая сень

Моя —

приют заманчивый до всхлипа.

Мне безразлично, что какой-то пень

Сказал, что не береза я, а липа.

И нипочем ни стужа мне, ни зной,

Я все расту; пускай погода злится.

Я наливаюсь каждою весной.

Чтоб в «Августе» страницами пролиться.

Пусть критик

на плетень наводит тень.

Пусть шевелит зловредными губами.

Мы, женщины-березы,

каждый день

Общаемся с мужчинами-дубами.

Обжалованию подлежит (Владимир СОЛОУХИН)

Страдал Гаврила от гангрены,

Гаврила от гангрены слег…

Никифор Ляпис (Трубецкой)

___

Все началось с того, что проездом из Олепина в Париж был я на приеме у патриарха всея Руси.

Услышав мою фамилию, патриарх благосклонно сказал: «Христос с тобою!» — кивнул, пригубил рюмочку коньяка и откушал ложечку икорки.

Но в этот незабываемый для меня момент я вдруг почувствовал легкую ущемленную боль. Придя домой, я поднял ногу и спустил трусы (вернее, сначала спустил трусы, а потом поднял ногу). Сантиметрах в пяти ниже… и сантиметрах в трех правее я увидел крохотный бугорочек.

Естественно, я тотчас сел в машину, включил зажигание (опять кольнуло), выжал сцепление (слегка заныло) и дал газ (боль отдалась в пояснице).

…Светило было старое. Оно долго прилаживало слуховой аппарат, потом слушало мои сбивчивые объяснения, затем минут сорок искало очки и бинокль, потом вяло мяло пергаментными пальцами мой бугорок и наконец сказало: «Э-гм».

Итак, приговор вынесен! Значит, я обречен! Меня не будет! Конечно, я предполагал,