Зоя Кураре - Революция чувств
Жорка Волкодав любил женщин, пользовавшихся тонкими, терпкими ароматами, от приторной сладости которых голова не кружится. Со вкусами Волкодава в редакции никто не считался, работа не предполагает романтики и любви, ненависти тоже. Жорка ненавидел омерзительный сладкий запах, который пропитывал его одежду, коротко стриженые волосы, проникал в сокровенные уголки его мужской натуры. Если бы духами с таким запахом пользовалась в редакции любая другая женщина, он бы извёл ее насмешками, заклевал остротами. Стерва – особый редакционный статус, она начальник, а значит, предстоит терпеть и молчать. Волкодав терпел и молчал согласно нормам, существовавшим в редакции информации на прояжении многих лет. Сегодня день рождения, а значит необходимо улыбаться, засыпать комплиментами начальницу. Я б ее засыпал, Жорка представил, что каждое произнесенное им слово в столовой родной телекомпании имеет форму и вес кирпича. Засыпал, чтоб никогда больше его не морили удушливым запахом сладости, не сверлили колким взглядом, не утюжили критикой. От этих крамольных мыслей Жорке стало весело, когда подошла его очередь произносить тост в честь именинницы. Он не сдержался и нагло улыбнулся, налил себе полный стакан водки. Поймал вилкой неуловимый маринованный гриб, который в течение нескольких секунд, показавшихся Жорке вечностью, беззаботно скользил шляпкой по дну пластиковой тарелки залитой подсолнечным маслом и наотрез отказывался быть закуской. Гости, засмотревшиеся на неуставные отношения Волкодава и маринованного гриба, с облегчением вздохнули, когда обладатель острой вилки виртуозно изловчился и как профессиональный тореадор проткнул скользкую шляпу одноногого беглеца. Ромка Безухов, невольный свидетель незаурядного события, решил повеселить толпу, он схватил бумажную салфетку и стал изображать клоуна на арене, но опоздал, коррида с участием маринованного гриба завершилась быстро, его шутовства никто не заметил. Волкодав деловито откашлялся, прищурил глаза и предпочел беспардонно наврать:
– Давайте выпьем, друзья, за настоящего профессионала, красивую, мудрую женщину, ласковую мать и верную супругу, за вас Татьяна Васильевна. Желаю вам крепкого здоровья, радости, женского и человеческого счастья, пусть исполнятся все заветные желания. Все знают в редакции, вы человек чести и слова, мне лично приятно иметь такого красивого начальника, жаль приударить за вами нельзя, а я бы ох, как приударил! – народ, как и положено в театрализованном представлении, своевременно прореагировал на сальную реплику.
– С этого места я попрошу подробнее, – вклинился Ромка Безухов.
– За Францию, чтобы вы, Татьяна Васильевна, посетили в этом году город мечты, – продолжил лицемерить Волкодав, не удостоив вниманием Ромку, – чтобы мы всегда в редакции наслаждались ароматом ваших любимых духов. Я каждое утро вхожу в редакцию и наслаждаюсь. Благодаря вам, Татьяна Васильевна, наша редакция по духу и запаху, что немаловажно, стала маленьким украшением телеканала, не побоюсь сказать, маленьким Парижем.
Народ зашумел, всем до обморочного хотелось состояния выпить. Жорка Волкодав почувствовал, что начинает говорить ерунду. Париж к Стервозовой имел такое же отношение, как проглоченный им маринованный гриб к испанской корриде.
– С днем рождения! – не мудрствуя, но профессионально лукаво, выдавил из себя последнюю фразу Жорка Волкодав.
Собравшиеся потянули руки с налитыми до краев стаканами в сторону виновницы торжества. Но праздничного звона Татьяна Васильевна в свою честь, не услышала, посуда была одноразовой. Мелочь, а неприятно. Столичные журналисты пьют шампанское в красивых хрустальных бокалах, язвительно подумала именинница, но виду не подала. Ее раздражала провинциальность в эфире, в отношениях между людьми, в быту. Она мирилась с этим многие годы. Увы! Не успели гости осушить дешевое содержимое пластиковых стаканов до дна, как в столовую, словно ветер, ворвался директор телекампании «Полет». Богдан Степанович Сюсюткин в одной руке держал колючий букет оранжевых роз, в другой махровое полотенце цвета осени, которое, судя по фальшивой этикетке, красовавшейся на упаковке, являлось таким же колким, как и цветы. Ничего удивительного, банные полотенца по бартерной схеме телекомпания обменяла на эфирное время, предоставленое новому супермаркету еще в начале года. Поэтому все сотрудники точно знали, что в день рождения им положен букет цветов и махровое средство гигиены. Загадкой оставался лишь цвет изделия. Шутили по этому поводу целый год, больше всех повезло главному режиссеру с нетрадиционной ориентацией, ему Сюсюткин вручил голубое полотенце, теперь пришел черед посмеяться над махровыми превратностями судьбы госпоже Стервозовой.
– Дорогая, Татьяна Васильевна, разрешите от всего сердца поздравить вас с праздником, – с улыбкой произнес Сюсюткин – пожелать вам крепкого здоровья…
– Земных, человеческих благ, – прошептал на ухо имениннице Ромка Безухов. Спич Сюсюткина работники телекомпании выучили наизусть, из года в год директор говорил одно и то же, без исключения, всем сотрудникам.
– Земных, человеческих благ, – на выдохе произнес Сюсюткин, – жизнь так коротка, нужно ценить каждое мгновение, научиться любить ближнего своего…
Ромка обнял Стервозову нежно за талию и шепнул нетрезвой начальнице, что директор приказывает ей нежно и незамедлительно возлюбить ближнего, а ближе всех к виновнице торжества стоит Ромка. Стервозова руку юного нахала не убрала, наоборот, она облокотилась на него массивным телом.
– Вы стремитесь к совершенству в работе и в повседневной жизни. Мы ценим ваш труд, Татьяна Васильевна. С днем рождения, любви, счастья, надежд. – Последние три слова Сюсюткин произнес с особым упоением, он протянул имениннице махровое полотенце и показательно страстно поцеловал ее в пылающую от вина щеку.
– Спасибо, – отреагировала Стерва, – большое спасибо, Богдан Степанович, это лучший подарок, потому что актуальный и радикально оранжевый.
Богдан Степанович, словно заговорщик, подмигнул Стерве левым глазом. Он хотел казаться в доску своим среди пишущей братии, иногда у него это получалось.
– Главное, чтобы Артур Лысый не узнал, – иронично припомнил владельца телеканала, ярого сторонника партии власти Богдан, Степанович Сюсюткин.
– Здесь все свои, – строго сказала Татьяна Васильевна Стервозова и посмотрела в дальний угол стола, где сидела Наташка Благова.
– Свои, свои, – поддержали именинницу присутствующие.
– Выпьете с нами Богдан Степанович? – предложила Стервозова.
– Меня ждут, но от рюмочки водки не откажусь – вместо рюмочки Сюсюткин выпил полный стакан прозрачного, как слеза, алкогольного напитка. Выпил и, подобно Золушке, в разгар торжества скрылся.
Женька Комисар не любила опаздывать, но сегодня она непростительно опоздала. Праздничный стол утратил первозданную красоту, гости разошлись и только журналисты редакции информации продолжали героически допивать до последней капли и доедать остатки первоклассной закуски. Появление Женьки Комисар вызвало у бывших коллег неподдельную радость.
– О, Жэка, заходи, опоздавшим дамочкам штрафной стаканчик налейте, ты нас подруга забываешь, – кричали журналисты редакции информации.
Женька извинилась за опоздание, поцеловала Таньку, подарила ей огромный букет цветов и маленькую коробку, от которой именинница пришла в детский восторг, в коробке находились ее любимые французские духи.
Подруги выпили, закусили. Наташка Благова сократила дистанцию, она покинула дальний угол праздничного стола и приблизилась к Стерве на непозволительно близкое расстояние. Втроем, как в старые добрые времена, они пили водку и сплетничали о своем, девичьем.
Женька расслабилась, отчего у нее мгновенно заболела спина, и предательски заныли коленки. Захотелось напиться, а главное забыться. Сколько сил и нервов, сколько возникло конфликтов за прошедшую неделю. Все из-за выборов, подумала пиарщица. У народа есть выбор, как бы не так! Победит сильнейший, тот, у кого больше власти и денег, кто умело пользуется новейшими предвыборными технологиями. Народ? Кто такой народ, вечно голодный, голый и босой? Спасибо сэконд-хенду и китайской лапше быстрого приготовления, а то бы цивилизованный мир увидел, кто такие закраинцы. Бытие определяет сознание, утверждали классики марксизма. Время идет, а формула жития не устаревает, – пережевывая подсохшую буженину, философствовала Женька. Власти невыгодно кормить, одевать и лелеять народ. Чтобы им управлять, его держат впроголодь и морковкой перед носом трясут во время очередной предвыборной кампании. И ведь пойдет куда скажут, потому что народ до чертиков есть хочет. Все мы и каждый в отдельности хотим есть, а значит – жить, это самый сильный инстинкт, существующий в природе, это инстинкт самосохранения. И пусть в меня плюнут, если это не так, с трудом проглатывая застрявший в горле кусок буженины, подытожила Женька сокровенные мысли. В Комисар никто из присутствующих не плюнул, потому что телепатией журналисты к счастью не обладали. Да и кто из бывших коллег и ныне здравствующих друзей предполагал, что Женька, когда пьет водку и даже закусывает, думает о народе. Точнее о работе, весь этот на первый взгляд бессмысленный монолог автоматически подготовил Женьку к разговору с Волкодавом. Кстати, когда это он собирается ехать на сюжет, занервничала пиарщица? До начала митинга осталось тридцать минут, а Жорка находился в состоянии нестояния.
