Владимир Марченко - М. Ж.
Евгений Андреевич торжественно развернул свёрток. Никаких следов пожара не было видно на сухарике. Стаканчик цел и неповредим. Папкин вдруг размахивается и швыряет в огонь предметы первой необходимости. «Горите, родимые, – говорит горьким голосом, – всеравно талонов нет в нужном количестве, а по коммерческой цене покупать принципиально не стану!» Вот такой ультиматум предъявил наш герой.
Это что ж получается, дорогие односельчане? Не желает человек бюджет района пополнять. Не хочет страну из экономического тупика вытягивать. Это хорошо, что он один такой у нас в деревне нашелся. Не очень давно два грузовых автомобиля привезли в райпо. Пустили её родимую в свободную продажу, но по коммерческой цене. Мы, как патриоты любимой родины и своего района за два часа разобрали спиртное. Мы болеем за отечество, а Папкин видите, что выкидывает.
Признали мы его вредителем. А что делать скажете. Выпьет, что по талонам причитается, а в остальное время телевизор глазами сверлит. Пропал человек, а ведь какой был энтузиаст своего дела. Литровую мог один огреть, и на работе работу делать какую-нибудь.
…Ультиматумы стал выкидывать. Того не понимает, что хуже делает только себе. Из-за него экономика стоит, налогов собирается меньше, а значит, и зарплата задерживается. Кому он хуже делает? На чью мельницу воду льёт. В старое время его бы, как подрывателя и вредителя определили, а теперь плюрализма. Доведёт нас эта самая…
Сомкнули мы ряды тесней, пусть ещё раз наценят, будем брать, будем помогать отечеству. Вот только бы жёны нас понимали, а то ведь не все видят в нас настоящих патриотов и строителей нового наисветлого будущего. Мы смотрим далеко вперёд. Мы – движитель экономики, а не какие-то отщепенцы Папкины.
ВЕРУЮЩИЕ
С жильём, как и со всеми предметами и вещами первой необходимости, у нас всё ещё беда. Беда – вообще. Если присмотреться, то обнаружится очень странное явление: квартиры есть, а некоторые постоянно пустуют, наполненные эхом прошлой жизни, а есть полузанятые. Живёт одна старушка в пятикомнатной пещерке, даже сама себя по утрам ищет, чтобы позвать на чай. Отдельные деревеньки, как и квартиры без хозяев остались. Старичьё ушли в мир иной, а молодые по городам рассеялись, чтобы на работу поближе ездить. Стираются грани у нас, как вы понимаете, между большими и малыми населёнными пунктам. Эти грани Витёк Кабушкин не то чтобы не видел никогда, он и не слышал ничего о них. Родился в деревне и рос, как мог всё время в ней. Ездил с мамой в соседний город покупки делать перед школой. Портфель выбирал и брючки мерил. В деревне у него выбирать не из чего, а в городе даже ранцы видел, а портфелей много – разных цветов, как у радуги, что обычно над фермой выгибает спину.
Витя рос, рос и незаметно школу окончил одиннадцатиклассную с трудовым уклоном. Научился автомашину заводить и трактором управлять. В институт не взяли, так как он по-английски не мог ни читать, ни говорить, хотя математику и физику сдал с высокими баллами. Англичанка у них была в Берёзовке, но не долго. Парни ей на танцах не давали отдыху. Только с одним оттанцует танец, как опять её волокут на круг вальсировать. Дотанцевалась до свадьбы. Пришлось им уехать в Слесарёво. Муж – Санёк Полугривов потом вернулся, а она там осталась, у мамы девочку свою выращивать. Санёк объяснил, что крика не может выносить. Кричали все – дочка, учительница и её сестра, которая тоже вскоре мальчика взялась качать. Мальчик – тот не орал, спал себе и сосал молоко из сисек с чувством глубочайшего удовольствия. Эти знания не пригодились на вступительных экзаменах. Витёк всё-таки знал несколько слов из английского лексикона, но их оказалось мало, чтобы получить худенькую тройку.
Поработал Витёк сварщиком, потому что лишних тракторов в колхозе не оказалось. Осенью на комбайне с отцом хлеб молотил и с присланной из города учётчицей звёзды над сеноскладом учитывал. Она должна была считать, но говорила, что ей и гектаров хватает считать, пусть Витёк в небо смотрит и учёт ведёт. Звёзд оказалось на небе много, просто прорва, которую и жизни не хватит, чтобы сосчитать точно. У Вити не хватало терпения. На третьей тысяче он сбивался и просил Танюшку продолжить пересчёт светил. Она не соглашалась, говоря, что лучше продолжить в следующую рабочую смену.
Весной Кабушкин занялся астрономией с пацанами. Два года считали звёздочки на погонах своих командиров. Два года позанимался. Когда надоело, то поехал обратно в свою Берёзовку. На прощание ему погоны украсили не звёздами, а ленточками. Двумя. Не долго думая, уволенный в запас Витя, вдруг решил специальность получить. Не в профтехучилище отправился, где остальные мальчишки учатся водить новые тракторы К-700, а в городской техникум ринулся экзамены сдавать. Он бы мог его закончить, так как после армии принимали ребят вне конкурса и сразу на третий курс. Он же в школе одиннадцать классов прошёл. Но не закончил. Не добрался до финишной черты или ленточки. Увидел девчонку на остановке и всё – прощай мой табор, прощай вольна жизнь. Семья образовалась – ячейка общества, но без улья, без надлежащей семейной жилплощади. С милым и в малосемейке рай. Это общага такая, которую Витя получил, когда перевёлся на заочное обучение и пристроился на завод. Он ведь умел многое. Приняли сварщиком в сборочный цех. И дали комнату в секции. Заводской дом строили для рабочих. В каждой квартире было три комнаты, кухня, ванная и отхожее место. Так как рабочих было много без жилья, то вместо квартир давали только комнаты. В будущем хотели, чтобы семейные пары и жили в нормальных условиях, но не получалось. Хотя и хотели в заводском штабе, но, как обычно – одного хочешь результата, а выходит другой почему-то.
Витьку надо было домой ехать, но Катюшка институт мучила, а Витя техникум хотел добить в свободное время от сварочных работ. Кабушкин настырным был в Берёзовке, но и в городе рук не опускал. Все свои силы прилагал, чтобы мебель в комнатку приобрести, в театр жену сводить. Катя крепилась, но в театр соглашалась идти, хотя и потом сильно страдала от потерянного времени, потраченного не на изучения физики твёрдых тел, а на шумную глупую постановку. Говорил отец, что нужно перебираться в райцентр, фундамент заливать и дом строить на свободном месте, где можно картошек насадить и грядки под огурцы из навоза сделать. Через пяток лет у Кабушкиных яблоки свои были бы и копчёная свинина могла появляться на столе, но они решили ждать квартиру по очереди, чтобы малосемейку молодым передать, как эстафету. Надежда – великая штука. Она не только камни точит, но и голову туманит прекрасными картинами будущего. Катя сама была из деревни и тоже мечтала о своих уточках и курочках, но Вите не говорила, а он думал, что она с детского сада мечтает жить в городе, ездить на трамвае на работу и в булочную за пирожками, хотя она пекла в общей духовке даже пирожные и даже булки хлеба у неё получались, как мама когда-то учила.
Так они и жили, не понимая друг друга. Конечно, тайком Витя рисовал в тетрадке на лекциях фасад своего дома с гаражом и теплицей, Катя рецепты собирала консервирования овощей. Хотя и обзавелись они садовым участком, но всё это было не так. Банки с огурцами они сначала хранили под диваном, а потом в кооперативном погребе.
Провожая старшего сына в школу, Витя купил очередной рулон ватмана для вычерчивания разреза редуктора дипломной работы. Катя двух дочек повезла на троллейбусе в садик, а сама поспешила на работу в архив, куда устроилась после политехнического института. Она была по сельскохозяйственным машинам инженером, но в архиве было теплее, и рядом с детским садом.
– Витя, не води меня в театры, – как-то призналась Екатерина, – У меня всегда от духов голова болит после. Словно аллергия.
– И мне эти зрелища не очень. Я думал, что тебе это…
– Нет же. Я лучше кулинарную книжку полистаю, и свяжу Тасе костюмчик к выпускному дню. Поедем к нашим, а потом к вашим. Сенокос скоро придёт, а у них, поди, помогать некому.
– О чем вопрос. Я бы им тракторок собрал. У меня и чертежи есть из журнала.
– Я мамам позвонила, что мы отпуск взяли для покоса. – Ребята как обрадовались, услышав, что едут в деревню травку сухую в стога укладывать, на коне кататься и молоко из-под коровы пить ароматизированное. Засобирались, складывая в сумку подарки для бабушек и дедушек.
Дети с удовольствием катались на лошади, им всё было интересно, а Витя косил, как ненормальный. Даже забывал про рыбалку и моторную лодку, чтоб жену с мальцами по озеру покатать. Косьба для него с детства была как наркотик, за уши не оттащить троим. Таким он вырос.
Родители радовались, что дети в городе, что не в навозе ковыряются, а по асфальту едиют на старом «Москвиче», с молоком и мясом у них просто, в каждом гастрономе косточки для борща развешены, фрукты и овощи на базарных верстаках лежат. А заработок твёрдый и аккуратно выдаваемый два раза в месяц без задержек и проволочек. Счастливые, – говорили им соседи, устроены, а Витёк скучал по родной деревне, но никогда виду не подавал. Когда услышит по телевизору, поют парни про ставеньки, про домик окнами в сад, так у него просто слёзы из глаз водопадами стекают, но крепится и уходит в ванну очередную полочку подвешивать для надобностей мыльных и зубных паст.
