Диана Уитни - Старомодные люди

— Вижу, вы огорчены. Мне очень жаль. — Росс отодвинул кресло и поднялся. — Но я считаю, что при сложившихся обстоятельствах откровенный разговор между нами был необходим.

— Мистер Уилер, я по-прежнему не имею понятия, о каких обстоятельствах вы говорите. — Шеннон прищурила глаза, пораженная внезапной догадкой. — Это Митч прислал вас?

— Отнюдь нет. И, откровенно говоря, будет лучше, если о нашей маленькой беседе никто не узнает.

— Лучше для кого? — сквозь зубы процедила Шеннон.

Губы Росса приветливо улыбались, но холодные глаза смотрели предостерегающе.

— Для нас обоих, мисс Догерти. Всего наилучшего. — С этими словами он повернулся и вышел.

В дверь просунулась Линдзи. Увидев Шеннон, она остолбенела.

— Да на тебе лица нет! Что тебе наговорил этот тип?

Шеннон вкратце передала подруге содержание разговора, стараясь держаться как можно бесстрастнее.

— Намолол с три короба чепухи, — пробурчала Линдзи, когда Шеннон закончила.

— А вдруг это вовсе не чепуха?

Несколько мгновений Линдзи задумчиво смотрела на подругу.

— Я ему не верю, — сказала наконец Линдзи. — Судя по всему, этот великолепный братец сам крепко хлебнул горя. И теперь озлобился на весь свет.

Вздохнув, Линдзи взглянула на дверь, в которую только что вышел Росс, и добавила:

— Какой экземпляр пропадает!

Мегги разливала кофе, а Бифф глазел в окно. По улице шла улыбающаяся парочка и катила детскую коляску.

— А ты не подумываешь о том, чтобы завести ребятишек, Мегги? — вдруг спросил Бифф.

Удивленная Мегги протянула ему чашку кофе.

— Подумываю. Когда-нибудь потом.

Бифф проводил парочку глазами. Они шли, прижавшись друг к другу, влюбленные, счастливые.

— Тебе бывает одиноко, Мегги? — спросил он опять.

Мегги смерила его взглядом.

— Каждому бывает одиноко, Барнетт.

— Да, Мегги, и с годами мы не молодеем. — Бифф отвернулся от окна. — Слушай, а тебе никогда не хотелось сменить полицейскую форму на фартук?

Мегги чуть не поперхнулась кофе.

Было еще только без десяти семь. Шеннон беспрестанно поглядывала на часы. Нервно теребя длинное ожерелье из искусственного жемчуга, она подошла к зеркалу. Может, следовало надеть другое платье — например, черное шифоновое? И откуда взялись эти темные круги под глазами? В отчаянии она схватила тюбик с тональным кремом и вновь придирчиво оглядела свое отражение. Нет, довольно косметики, иначе ее лицо превратится в размалеванную маску. Она бросила тюбик на туалетный столик.

Пожалуй, тени наложены слишком густо. Да, словно ей наставили синяков. Схватив салфетку, она торопливо потерла веки, потом критически изучила результат. Хороша, ничего не скажешь. Настоящий кролик с красными глазами. И зачем только она зачесала волосы вверх?

Со стоном отвернувшись от своего отражения, она принялась расхаживать по комнате. Это ее немного успокоило. Ходьба помогла скоротать время. Если бы еще отвлечься от тревожных раздумий, вздыхала про себя Шеннон.

Сегодня необычный вечер. Она чувствует, именно сегодня что-то произойдет. Хорошо это или плохо, но в ее отношениях с Митчем неизбежна перемена. Будь что будет, и пусть природа возьмет свое — так советует ей неугомонная Линдзи. А если природа толкает к безумствам? Линдзи-то уверена, что для нее, Шеннон, бурный роман, как говорят, то, что доктор прописал. Лучшее средство, чтобы оживиться и расцвести. Господи, рядом с Митчем Уилером оживает каждая клеточка ее тела!

Конечно, ей нелегко решиться на большую близость с ним. Раньше с Шеннон не случалось ничего подобного. Митч — необыкновенный, и то, что она испытывает к нему, ей не доводилось испытывать никогда. Прежде она думала, что любила Роберта, бывшего мужа. Но в сравнении с неодолимым, пугающим влечением, которое пробуждает в ней Митч, ее любовь к Роберту кажется детской забавой. Чувство к Митчу неизмеримо глубже, неизмеримо нежнее и мучительнее.

Если бы знать, что он испытывает к ней. А тут еще этот Росс Уилер… сегодняшний неприятный разговор. Странный он человек, старший брат Митча. Она так толком и не поняла, чего он от нее добивался. Но в душе, словно заноза, засело подозрение. Что, если Росс прав? Что, если он искренне предупредил ее — ей нечего рассчитывать на любовь Митча? Но Шеннон гнала от себя подобные мысли.

Раздался звонок. Скоро все прояснится.

Стоя в коридоре, у дверей квартиры Шеннон, Митч Уилер нервно похлопывал себя по оттопырившемуся нагрудному карману. Давненько он так не волновался — пожалуй, с тех пор, как ему пришло в голову захватить свою ручную ящерицу на урок в воскресной школе, а ящерица взяла и сбежала.

Лучше бы он предложил Шеннон самой выбрать кольцо. Вдруг он зря купил бриллиант? Наверняка ей больше хочется кольцо с изумрудом. Рыжеволосые потрясающе смотрятся в изумрудах.

Дверь распахнулась, и у Митча перехватило дыхание. Господи, до чего хороша Шеннон! Темно-зеленое атласное узкое платье с длинными рукавами подчеркивает все изгибы ее прекрасной фигуры. И как ей идут простые жемчужные серьги и ожерелье!

— Ты… ты сегодня невероятно красива, — хрипло проговорил Митч.

Ему мучительно хотелось прикоснуться к Шеннон, и он с трудом себя сдерживал.

— Спасибо. Ты тоже отлично выглядишь. — Она одобрительно окинула взглядом его вечерний костюм.

У Митча вдруг пересохло во рту. Несколько мгновений, позабыв обо всем на свете, они пожирали друг друга глазами.

Шеннон первая очнулась от забытья.

— О, что это я… Заходи в комнату. — Шеннон закрыла за ним дверь. — У меня есть белое вино и, кажется, немного бренди.

— Нет-нет, ничего не надо. — Он ослабил воротничок. — Ты сегодня невероятно красива.

Улыбка чуть тронула губы Шеннон — лукавая, женственная улыбка.

— Приятно слышать.

— Я… я сегодня не слишком изобретателен в разговоре.

— Ничего, мне никогда не надоест слушать комплименты, — усмехнулась Шеннон. Голос ее тоже слегка охрип.

— А мне никогда не надоест повторять, что ты прекрасней всех на свете.

— Никогда — это уж слишком сильно сказано, — с внезапной застенчивостью пробормотала она.

Щеки ее мгновенно порозовели. И эта ее способность чуть что заливаться румянцем сегодня показалась Митчу особенно очаровательной.

Шеннон вдруг резко сменила тему:

— А с кем ты оставил детей?

— Сегодня с ними посидит Росс.

Митч с недоумением заметил, как по лицу Шеннон пробежала тень.

— Вы ведь очень близки с Россом, да?

— Да, пожалуй. У нас вообще на редкость дружная семья.

— А другие твои братья и сестры… они все тоже живут поблизости?

— Да, все устроились в округе Лос-Анджелес. Старшая, Джоанн, живет всего в десяти милях от меня. У нее отличный муж и двое чудесных ребят. Лорин, наша младшая, — бухгалтер-ревизор в Саузенд-Оукс. Джошуа работает в городе, в крупной фирме по продаже компьютеров. Росс — адвокат, у него контора здесь, в Пасадене.

Шеннон откашлялась и принужденно улыбнулась.

— А Росс у вас что, самый старший?

— Ага, — кивнул Митч. — И вечно нас всех опекает. Вообще, семья для него — это святое.

— Это сразу видно… то есть, я хочу сказать, это видно из твоих слов.

Складка между бровями Шеннон стала глубже. Но мгновение спустя лицо ее посветлело.

— Ну что, откроешь мне, куда мы отправимся? А то, может, завяжешь глаза и развяжешь, когда будем уже на месте?

Просияв от удовольствия, Митч сунул руку в карман, вытащил два билета и протянул Шеннон. У нее глаза на лоб полезли.

— «Отверженные» [1]? Да ведь все билеты распроданы на несколько недель вперед!

— Моему агенту пришлось посуетиться. Кстати, занавес поднимется ровно через полчаса. — Митч легонько провел ладонью по ее обнаженной спине. — Идем?

Вестибюль Шуберт-театра буквально ослеплял — сверкание бриллиантов, элегантные пары. Шеннон вдруг стало не по себе — она испытывала нечто вроде dйjа vu. Ее бывший муж обожал разного рода светские развлечения и вечно таскал ее на всякие благотворительные вечера в поддержку политических фондов и всевозможные приемы. Шеннон, напротив, все это ненавидела. Ее никогда не обманывали внешний блеск и мишура. Надменность и самонадеянность людей того круга, к которому принадлежал Роберт, претили ей.

Но вот она вновь в самой гуще светской жизни, уцепилась за руку Митча, точно утопающий. Вокруг то и дело щелкали фотоаппараты. Микрофоны были направлены в сторону небольшой кучки людей, державшейся особняком, — в надежде, что кто-нибудь из сильных мира сего осчастливит человечество глубокомысленным высказыванием. Репортеры сновали туда-сюда, словно мухи над подгнившими фруктами.