Артур Гафуров - Учитель Истории
Лев Александрович тем временем продолжал:
— Вот палата, третья от двери. Он там. Держи маску — нацепишь на морду и зайдешь внутрь. Койка возле самого окна. Все, давай.
— Подожди! — я растерялся. — А что мне говорить? Будет странно, если в палату зайдет доктор, посмотрит по сторонам и уйдет.
— Не знаю я, что ему говорить. Придумай что-нибудь, — мне показалось, что Еремицкий нервничает. — На, вот, дай ему таблетку. Скажи, что профилактика от гангрены.
— А что это на самом деле? — я с подозрением принялся разглядывать белый кругляшок.
— Аспирин это. Иди давай! Сестра ихняя сейчас на обеде, я ее задержу, если что.
— Бабушкин? Кто здесь Бабушкин? — я шагнул за порог и огляделся по сторонам. Шесть кроватей, пять из них заняты. Пациенты все в бинтах: у кого верхняя конечность замотана, у кого нижняя. Один и вовсе упакован до пояса, как беглая мумия. Не иначе все пострадавшие во время беспорядков. Знали бы они, что среди них находится один из виновников «бесовской субботы»…
— Я Бабушкин, — махнул рукой субтильный парень с коротко стриженой головой и забинтованной правой ногой. — Чего надо?
— Артем? — зачем-то начал уточнять я. — Артем Бабушкин?
— С утра был Артем. Принес чего?
— Да, таблетку, — послушно выдал я нужный текст. — Профилактика от гангрены.
— Ааа… Я-то думал, ты от Глаза…
— От какого Глаза?
Тот в ответ повел головой сначала вправо, затем влево. Сделано было со всей серьезностью подростка, который считает себя не в меру крутым и солидным. И пусть даже этот подросток весит от силы килограмм пятьдесят и сам, обряженный в казенную пижаму лежит распластанный на больничной койке.
— Много будешь знать — скоро состаришься.
Но я лишь улыбнулся под маской. Первый шок от встречи с недавним противником уже прошел. Ждал тигра, а получил кота. Точнее, глиста, старающегося быть похожим хотя бы на кота. Ничего он мне не сделает. По крайней мере, здесь и сейчас.
— Ну-ну… — приободрил я его. — Я усек, ты грозный зверь, Артем Бабушкин. Таблетку пить будешь?
— Давай.
— А мне таблетку? — вскинулся мужик на соседней кровати. — Меня тоже из пистолета ранили!
— И меня тоже! — подорвался второй. — Почему ему дают, а нам нет?
Вот любители пожрать таблеток на халяву!
— Тебя из пистолета, что ли? — спросил я у своей «жертвы», игнорируя возмущение окружающих.
— Ага, — булькнул он, запивая «профилактику». — Какой-то козел шмальнул. И сбежал сразу же, гаденыш, представляешь? Ну ничего, мы с ним еще побеседуем.
— За что хоть шмальнул? — невинно поинтересовался я, с трудом сдерживая рвущееся наружу веселье. Знал бы ты, Бабушкин, что твое желание исполняется прямо сейчас, вот в сей самый момент!
— Да к бабе какой-то приставал, а я заступился…
— Вот оно что! Вмазал ему хоть?
— Ну так… — растягивая слова ответил парень. — Припечатал разок об асфальт. Вот он за стволом и полез.
— Да ты мужик, — восхитился я, уже с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос. — Я передам эту историю в твое учебное заведение, тебя обязательно отметят. Ты где учишься?
— В сельхозе. Передай, если не заломает, — он откинулся на подушку. — Я за славой не гонюсь.
— Охотно верю, — согласился я, покидая палату и направляясь к дежурившему возле лифта Еремицкому.
А тот уже извелся в ожидании?
— Ну? — демонстративное постукивание по циферблату наручных часов: мол, что так долго?
— Всего четыре минуты! — возмутился я. — Да, да, не жестикулируй ты так. Я его узнал.
Глава X: О полиции и женщинах
Два дня провел я в мучительных размышлениях, что мне делать со всем этим дерь… Простите, со всей этой информацией. Когда у тебя на руках имеются ценнейшие улики, которые наверняка помогут выйти на след крупной банды, виновной в субботнем дебоше, очень трудно отказаться от соблазна дать этим уликам ход. Такой шанс… Вывести негодяев на чистую воду, вернуть украденные предметы коллекции, прослыть героем… Звучит очень заманчиво, что ни говори. Однако сразу два человека сказали мне «не лезь», и я не мог найти причины не прислушаться к их мнению. И пусть я сам себе на уме, просто так отмахнуться тоже не получается Они ведь лучше меня знают: они здесь живут. Как говорил один мой знакомый: «если все так просто, как ты говоришь, почему до этого никто не додумался раньше?» Нет, надо призвать на помощь свою врожденную и приобретенную осмотрительность, которая до сих пор меня не подводила, и немного подождать.
Тем более, эти же два дня я внимательно наблюдал за всем происходящим в городе. Наблюдал и, прошу прощения, тихо офигевал.
В понедельник утром, буквально сразу после моего ухода, городскую больницу наводнили люди в форме. Полиция, ФСБ, ФМС… ФМС? Федеральная миграционная служба? Хорошо хоть роспотребнадзор и антимонопольщиков не догадались пригласить. По словам Льва, который позвонил мне вечером и пожаловался на «переизбыток государственных лиц на квадратный метр площади», опрашивали поголовно всех: пациентов, врачей, охранников — причем, даже не разбирая, имел ли опрашиваемый хоть какое-нибудь отношение к событиям минувшей субботы. В итоге за три часа накопился такой объем макулатуры, что один его анализ мог бы продлиться до выхода четвертой части «Назад в будущее». А это, напомню, всего лишь больница, куда свезли раненых! Выслушав гневающегося Еремицкого, я понял лишь то, что во всем происходящем он винит исключительно меня.
— Мне, между прочим, пришлось Наташу успокаивать. Минут сорок плакала бедняжка. Ей все эти твои менты-кранты хуже горькой редьки. И мне тоже. Нет, не стал я говорить им про твоего Бабушкина. Конечно, я не дурак, иначе ты бы сам давно уже давал показания. Что я им рассказал? Что в хорошей империи нет новостей. Да, в нашей империи. Нет, не в больнице, а в стране. Я маммолог, забыл? Что я могу рассказать об огнестрельных ранениях? И зачем я вообще с тобой связался… Надо к тебе Шиза подослать. С ним вы быстро общий язык найдете. Будет тебе мстя.
Следующим утром полиция заявилась в школу, перед этим успев посетить также местный колледж, а также опросить около ста жильцов окрестных домов, которые могли выступить в роли свидетелей. И лишь потом, помучив до кучи еще и школьников с учителями, служители правопорядка отправились непосредственно на место происшествия. Невольно назревал вопрос с подвохом: что мешало провести дознание «по горячим следам» еще в субботу, когда на улице творился снежный ад? По телеку рассказали, что оперативные действия были начаты немедленно, однако непогода препятствовала работе опергруппы, сбору улик, и вообще «все так неудачно складывается…» Но метель утихла еще вечером в воскресенье, после чего дяденьки в погонах отправились… допрашивать потерпевших и свидетелей! То есть, не сразу, а когда произошедшее уже малость поистерлось в сознании. Не говоря уже о лицах. Примет ли суд, буде он состоится, подобные улики? Я изучал криминалистику и прекрасно знаю, что чем дальше событие и его воспроизведение в памяти разнесены друг от друга по временной шкале, тем более искаженными оказываются запечатленные воспоминания. И тем проще внушить наблюдателю, что на самом деле все было совсем не так. Нет, конечно же я не хочу каким-либо образом очернять работу следствия, но против фактов тоже не попрешь.
Второй значимый момент: практически полное отсутствие видеозаписей! Нет, роликами с расползающимся над городом огромным облаком черного дыма интернет был забит под завязку. Лично я нашел не меньше трех десятков. Но все эти записи были сделаны на значительном удалении от эпицентра событий — с балконов и с крыш домов, — в то время, как записей «из толпы», которые могли бы хоть что-нибудь прояснить, как назло, не оказалось ни одной. Объяснялось это просто: люди в масках жестко, а порой даже жестоко пресекали любые попытки запечатлеть их. Они вырывали из рук и разбивали любую технику, которая могла зафиксировать творящийся бедлам. Под раскопанным снегом следователи обнаружили полторы сотни разбитых мобильных телефонов, четыре десятка искуроченных фотоаппаратов и девять автомобильных видео регистратов, выдернутых из оказавшихся поблизости машин. Сейчас записи с них пытаются восстановить, но «сами понимаете, техника двое суток пролежала на морозе, под снегом…» Это какой-то полковник местной газете интервью давал, мне Валерия Степановна вслух зачитала. Умнички они, ничего не скажешь.
Далее. Трасологический анализ пуль в телах жертв и «жертв». Да они, как минимум, должны были выйти на меня! Моя пуля и моего же официально зарегистрированного травматического пистолета была извлечена из ноги мною же подстреленного подростка! И никакой реакции, никакого внимания к моей скромной персоне! Специально озадачившись этим вопросом — как-никак, могут ведь и нагрянуть, лучше заранее приготовиться к проблемам, — я позвонил знакомому в Москву, и тот сообщил мне, что к ним материалы по «важнейшему делу на государственном контроле» (это выдержка из другого интервью) не поступали. Значит, ими занимается местная криминалистическая лаборатория. Только занимается ли? Ко мне так никто и не пришел, чему я, честно говоря, был только рад.
