Роберт Ладлэм - Дорога в Омаху

— Да ни при чем. Скажи-ка лучше, малый, а где они сейчас?

— В лавочке с сувенирами. Набирают всякой всячины, держатся дружелюбно. Даже этот Бык, англичанин. Кстати, девушки из ларька — ох, извини, скво — чертовски рады: мы как раз получили новую партию безделушек с Тайваня.

Повелитель Грома, нахмурившись, закурил сигару.

— Не бросай трубку. Я должен подумать. — Когда клубы дыма заполнили вигвам, Хаук прервал молчание: — Скоро бритты заговорят обо мне — вот увидишь, упомянут мое имя.

— Думаю, да.

— Пусть тогда один из наших попранных братьев сообщит им, будто мой вигвам находится примерно в двухстах прыжках антилопы от северного пастбища, позади места, где спариваются буйволы у тех огромных дубов, где орлы откладывают свои бесценные яйца. В этом уединенном уголке Повелитель Грома, мол, общается с лесными божествами и предается созерцанию. Уловил?

— Ни слова! Коровы у нас еще есть, но не буйволы, и я нигде не видел орлов, кроме как в зоопарке в Омахе.

— Но что лес есть, это-то ты признаешь?

— Ну, лес, может быть, и есть, но не помню, чтобы там были огромные деревья.

— Черт бы тебя побрал, сынок, замани их в лес и все! О'кей?

— А по какой тропе их направить? Они все хорошо видны, но некоторые лучше других: прошел этот чертов туристский сезон.

— Ты подсказал мне идею, паренек! — воскликнул Повелитель Грома. — Придумал! Скажи им, чтобы они разделились, если хотят побыстрее разыскать вождя. И что тот, кто увидит его, покличет остальных, дорожки ведь не настолько уж удалены одна от другой.

— Идея твоя мне не по душе. Поскольку тебя в лесу не будет, они попросту заблудятся.

— Надеюсь на это, сынок, надеюсь.

— На что на «это»?

— Учитывая характер этого предприятия, противник использует неординарную стратегию. В этой неортодоксальности, черт подери, нет ничего плохого, я и сам не раз прибегал к подобным приемам. Но это не имеет никакого смысла, если не содействует дальнейшему продвижению вперед. В сложившейся ситуации лобовая атака наилучший выход для наших недругов. Но они почему-то предпочитают обходить нас с флангов да палить из пушек дерьмом.

— Ты снова не понял меня, вождь, — заметил собеседник.

— Итак, этнографы ищут следы великого племени? — иронизировал Повелитель Грома. — Дикарей с берегов реки Шенандоа[33], поставленных под власть британской короны Уолтером Рейли? Неужто ты и впрямь поверил во всю эту чепуху?

— Ну, я полагаю, что такое возможно. Уопотами пришли откуда-то с востока.

— Из долины Гудзона, а не Шенандоа. Вероятно, их сумели прогнать могауки, потому что те не знали земледелия и скотоводства и не выходили из своих вигвамов, если шел снег. Они не были великим племенем. Они были неудачниками с первого же дня и до тех пор, пока не добрались в середине восемнадцатого века до берегов реки Миссури, где и обрели свое подлинное призвание: сперва занимались вымогательством, а потом — совращением белых поселенцев.

— И ты все это знаешь?

— Не много найдется в истории твоего племени, чего бы я не знал. Нет, сынок, за этой тайной операцией определенно кто-то стоит, и я собираюсь выяснить, кто это. А теперь за работу. Отправь-ка их в лес!

Прошло двадцать три минуты, и участники поисковой экспедиции Хаймана Голдфарба двинулись по четырем разным тропинкам в глубь лесной чащобы. Разделиться они решили потому, что сведения, полученные ими в лавочке сувениров, были крайне неопределенны и противоречивы. Толпа орущих скво повела грубыми голосами дебаты о том, какая из тропинок может привести гостей к вигваму великого вождя Повелителя Грома, чья обитель приравнивалась, по-видимому, к раке святого.

В течение же последующих сорока шести минут все четверо угодили поочередно в засаду. Трое из них со вставленными в рот кляпами из фальшивых бобровых шкур были привязаны по рукам и ногам к толстоствольным деревьям. Поверженным противникам доверительно сообщили, что они могут рассчитывать на быстрое освобождение, но только до тех пор, пока не вытащат каким-либо образом изо рта кляпы и не закричат. Ибо в данном случае гнев угнетаемого, нещадно эксплуатируемого народа падет на их головы, причем буквально, поскольку со скальпами им придется расстаться.

С каждым, естественно, обошлись во время пленения соответственно его поведению и полу. Английская леди оказалась существом куда более разумным, чем ее спутник, попытавшийся опрометчиво применить какой-то восточный приемчик, что окончилось вывихом его левой руки в локтевом суставе. Коротенький сопящий американец понадеялся, что ему удастся снять потихоньку с плеча короткоствольный армейский автомат, а в результате растянулся на земле со сломанными ребрами. Однако самую тяжкую участь вождь Повелитель Грома — урожденный Маккензи Лохинвар Хаукинз, хотя его второе имя обычно вычеркивали из деловых бумаг, — уготовил четвертому лазутчику. Хаук всегда считал уместным приберечь самый мощный удар для последней атаки. Нельзя же было рассчитывать взять Роммеля[34]в первом же выступлении против Африканского корпуса:[35]такого просто не бывает.

Хаукинзу предстоял поединок с верзилой, мозги которого, судя по всему, находились в обратной пропорции к его росту. В соответствии с хорошо проработанным планом единоборства с мужчиной вдвое моложе себя Хаук ловко уклонился от удара и тут же вонзил выставленные вперед твердые, словно камень, пальцы в живот супостата: по запаху, исходившему изо рта противника, он заранее определил, что это подействует. И действительно, из горла разведчика взметнулся вверх фонтан индейской пищи. Воспользовавшись этим, Мак завернул амбалу руку за спину, что и завершило схватку.

— Имя, звание и твой номер, солдат?!

— О чем вы? — выдавил из себя между двумя рвотными позывами лазутчик, окрещенный службой охраны Повелителя Грома Быком.

— Я требую, чтобы ты назвал свое имя и сообщил, на кого работаешь. Ну, живее!

— У меня нет никакого имени, и я ни на кого не работаю.

— Ложись брюхом вниз!

— Черт бы вас побрал, имейте сострадание!

— С какой стати? Разве ты не пытался вырвать сердце из моей груди? И в том, что угодил в переделку, ты сам виноват, солдат.

— От земли так скверно пахнет!

— Не так плохо, как ото всех вас, четверка клоунов. Делай, что приказывают: ты у меня в плену.

— Там мокро... Хорошо, хорошо, меня зовут Заступом!

— Как кличка сойдет. Кто твой командир?

— О чем вы?

— На кого ты работаешь?

— Да вы что, спятили?

— Хорошо, солдат, придется тебе расстаться с остальным содержимым твоего желудка... Ну и как, нравится тебе наша жратва? Если «да», то жри это снова, ты, почитатель краснокожих.

— Иисусе, жрите это сами! Я ничего не должен бы вам говорить. Но вы сами назвали «Краснокожих»!

— Опять за свое, мурло?

— Он играл за них! За «Краснокожих»... Дайте же встать, Христа ради!

— Играл за краснокожих? Говори яснее, ты, чистильщик нужников! Что за чушь пытаешься мне подсунуть?

— Неужто так трудно понять? Ведь вы были так близки к истине, когда упомянули о «Краснокожих»! Пока он находился на поле, остальной команде нечего было делать. Он не нуждался в других защитниках. Срывался с места и несся вперед, сбивая с ног нападающих из «Намата»! Прямо еврейский Геркулес какой-то.

— Нападающие... «Намат»... Краснокожие... О Господи, это же так ясно: речь идет о футболе! Ну, и кто же такой Геркулес?.. Был только один защитник подобного рода во всей истории Национальной футбольной лиги — Хайми Ураган!

— Я ничего не говорил! Это вы сказали!

— Ты, солдат, не имеешь ни малейшего представления о том, что я сказал, — тихо произнес Хаук скороговоркой. Освобождая этого быка человеческой породы от веревок, которыми прикрутил он своего пленника к дереву, генерал бубнил хрипло себе под нос: — Золотой Голдфарб...[36]Ведь это я завербовал этого сукина сына, когда служил в Пентагоне!

— Что вы сделали?

— Ты никогда ничего не слышал об этом, Заступ! Поверь мне: никогда ничего не слышал! Мне необходимо тотчас бежать отсюда! Я пришлю кого-нибудь за вами, идиотами, но ты... ты никогда ничего не говорил мне, понял?

— Конечно! Но я был бы счастлив услужить вам, мистер великий вождь индейцев!

— Надо уладить одно дельце, сынок, так, пустячок, впереди же нас ждут большие свершения. Ударим же по нежному воздыхателю с самой чувствительной во всем этом Городе Чудес нервной системой!.. Золотой Голдфарб, так вот оно что... Мне немедленно нужен мой поверенный, и я знаю, где находится эта неблагодарная скотина!

Винсент Манджекавалло, директор Центрального разведывательного управления, смотрел на телефонную трубку в своей простертой руке с таким видом, будто сей неодушевленный предмет был носителем заразной болезни. Когда истерический голос на линии умолк, поскольку его обладатель нуждался в глотке воздуха, главный разведчик страны резко приставил трубку к уху и произнес спокойно и мрачно: