Аглая Дюрсо - Немножечко о сексе и смерти
Я ее страшно боялась, а потом меня посадили вообще на последнюю парту. Где я пряталась за могучей спиной Винниченко, который так боялся учительницу первую свою, что один раз обосрался. Учительница сочла это возмутительным демаршем.
Что поделаешь, шоу должно продолжаться. Даже если оно стоит репутации.
Моя дочь поинтересовалась, не устали ли у меня руки. И можно, она посмотрит хотя бы титры. Титры были тоже, кстати сказать, на фоне по-рубенсовски брутального фарша из каких-то голышей.
– Щас мы расскажем вам фильм, – вот что сказала я, вернувшись к моей замотанной кузине и ее бомонду.
– Мама говорит, что это был фильм про кровь, песок, говно и сахар, – добавила дочь.
Гости сказали, чтобы мы все-таки имели совесть и понимали суть момента.
Тогда я решила соответствовать моменту и развлечь гостей созданием эскизов надгробий.
Гости насупились (видно, не прониклись своеобразием момента).
Я, чтобы их воодушевить и доказать, что это не фуфло, а эксклюзив, рассказала им про памятник Молекуле. Молекуле бы я посоветовала поставить металлическую офисную доску для объявлений. Я бы туда прикрепляла магнитиками хвалебные заметки из газет, стихи поклонниц, а также собственные доносы, кто о нем отозвался плохо, а кто вообще проигнорировал.
Гостей это не воодушевило.
Тогда я посоветовала своей кузине поставить в месте последнего приюта пугало с ее дачного участка. Потому что это пугало моя кузина сделала своими собственными руками, и это ее лучшее скульптурное произведение. Кроме того, как всякий творец, она подсознательно запечатлела в чертах пугала собственные черты.
Гости сказали, что вечер был чудесный. Целовали кузине ручки. И быстро свернули торжество.
А кузина, когда мы остались одни, сказала, что она не хочет пугала. Она хочет покрывало со своей кровати. Это прекрасное двуспальное покрывало! Оно такого дымчато-розового цвета, что придаст дополнительной светлой грусти.
– А это ничего, что оно уже надеванное? – обеспокоилась я.
– А-а-а, – махнула рукой кузина, – его все равно никто не видел. Потому что в мою спальню никто давно не заходил. И на покрывале этом ничего такого не делал. Уже тыщу лет.
– Да ты не парься, – сказала я. – Это же такой процесс: как плавание или езда на велосипеде. Раз научился, а потом и через тыщу лет вспомнишь. Память мышц, так сказать.
Она рассмеялась.
И чтобы закрепить достигнутый успех, я рассказала ей про эскиз памятника себе.
Гладкая стела, а на ней – никаких имен. Только надпись: «Улыбайтесь, вас снимает скрытая камера».
