Владислав Мацкевич - Флотские байки
Герою Советского Союза, адмиралу флота Георгию Михайловичу Егорову (тогда ещё капитан 1-го ранга) 30 октября 2007 г. исполняется 89 лет.
Мы, флотские, кто десятилетиями служил на Флоте, а теперь служит Флоту, любим Вас, Георгий Михайлович!
Многия Вам лета!
Офицеры 8-й дивизии СФ
Инженер-капитан 2 ранга в отставке Владислав Мацкевич — командир БЧ-5 ПЛ «С-345», г. Николаев (Украина);
Капитан 1 ранга в отставке Вадим Кулинченко — командир БЧ-3 ПЛ «С-345», г. Москва;
Контр-адмирал в отставке Валентин Барановский — старший помощник командира ПЛ «С-345», г. Санкт-Петербург.
На ПЛ «С-345» служили на рубеже 50-х — 60-х годов
Кому на Руси жить хорошо
После очередной январско-февральской «автономки» в районе северной Англии, во время урагана мы, чтобы зарядить аккумуляторную батарею, вынуждены были двигаться под РДП на глубине 7,5 метров. По окончании зарядки продолжали двигаться в том же режиме, так как в надводном положении крен лодки превышал порой 45 градусов, а это чревато разливом электролита.
Сменившись с вахты, прилёг в каюте, привязав себя к койке простыней. Не сон — дремота, но и тут возникает командир: «Флагмех, вставай! Воздух ушел в самоволку!» Он не потерял чувство юмора и в этой обстановке. Бросаюсь в центральный пост. На колонке воздуха высокого давления стрелки манометров повисли на нуле. Только в двух командирских группах, где клапаны, как и положено, стояли в положении «невозврат», стрелки бодро показывали 200 кг/см2. Не скажу, что мороз пополз по коже, но что положение аховое — понял бы даже салага. Под водой — без воздуха!
Пробежал по всем отсекам, опросил вахтенных. В шестом отсеке доложили, что над головой слышали грохот. Перекрыли все групповые клапаны ВВД и с разрешения командира ПЛ из одной командирской группы подали воздух в предполагаемую аварийную группу. Стрелка манометра не дрогнула. Отключили группу. Запустили электро- и дизелькомпрессоры. Девять часов по боевой тревоге в ураган пополняли запас сжатого воздуха.
Причину «самоволки» ВВД узнали после всплытия. У баллона весом 960 килограммов, находившегося в кормовой надстройке, волной оборвало бандаж крепления, баллон сдвинулся в корму, при этом лопнул его биметаллический трубопровод. Через него воздух и ушел в океан. Когда погода успокоилась, командир на мостике обнаружил, что от лобовой части ограждения рубки в наличии только ребра жесткости, а от листов обшивки торчат, как осколки стекла, отдельные кусочки стали.
Дело в том, что обшивка лобовой части рубки из-за наличия на мостике магнитного компаса выполняется из маломагнитной стали, а она подвержена межкристаллитной коррозии. Поэтому обшивку и разбила волна.
Когда, возвращаясь в базу, шли датскими проливами, многие судоводители снимали фуражки: они-то уже знали о катастрофах восьми судов несколько дней назад.
Вскоре по приходе в базу начались проблемы со здоровьем, вероятно, процесс накопления отрицательных эмоций наполнил чашу терпения организма. Военно-врачебная комиссия флота поставила вердикт — не годен к службе на подводных лодках, годен к службе на надводных кораблях. Тут же последовало предложение — идти старшим офицером отдела эксплуатации технического управления Балтийского флота. Но, видимо, был прав мой первый флагмех Ю. А. Кирюшкин, который записал в моей аттестации: «имеет склонность к преподавательской работе». Так оказался на военно-морской кафедре НКИ.
Как писал один флотский пиит:
И утопив в стакане водкиОстатки детских синих грёз,Я уходил с подводной лодкиБез сожаления и слёз.
Но, вероятно, он кривил душой — подводницкое остается.
Когда через годы привез студентов 6-го курса на военные сборы в г. Лиепая, довелось принимать швартовые концы своей «С-345» с чувством сожаления и почти без слёз.
Теперь о прозе жизни. На новом месте службы, естественно, возник вопрос о жилье. Его распределял старший морской начальник гарнизона. За многие годы существования бригады строящихся и ремонтируемых кораблей он один на этой должности удосужился получить звание контр-адмирала, имея за плечами семь классов и, впрочем, что немаловажно, войну. На моей прежней службе ни один из командиров бригад первой линии не был удостоен «мухи» — адмиральской звезды. Когда мы с тоже вновь назначенным на кафедру коллегой пришли к нему «бить челом» по поводу жилья, он заявил: «А, наука пришла. Не думайте, что вы такие умные. Когда изобрели высшую математику, я её сразу стал изучать».
Пока мы переваривали этот афоризм, в кабинет врываются две фурии — жены военнослужащих со своими проблемами. Адмирал вскакивает из-за стола с рыком: «Кто, почему…?» Женщины и мы в ступоре. У стола стоит выше пояса — адмирал, а ниже — тело в трусах «а-ля семейная радость» и волосатые ноги. Его штаны в это время гладил утюгом матрос в соседнем кабинете.
Снежный человек из НКИ
Военно-морская кафедра НКИ многие годы организовывала в период летних каникул студенческие дальние шлюпочные походы на веслах и под парусами по Черному морю и рекам региона. Однажды даже вновь проторили путь «из варяг в греки», отправив шлюпки в Калининград по железной дороге, а назад поперёк европейской части Союза. Давно нет военно-морской кафедры, но шлюпочники НКИ разных годов выпуска, уже убелённые сединами, ставшие руководителями крупных заводов, КБ, фирм, деканы, профессора, офицеры ВМФ собираются иногда на нашей водной станции вспомнить былое.
В одном из шлюпочных походов вверх по Днепру, съев в конечной точке похода рыбину около 25 кг весом, отряд двинул назад в город на Буге. Предстоял день Военно-морского флота, его решили отметить в глухом месте. В Запорожском водохранилище нашли тихую бухту Круглик, разбили лагерь, вкопали мачту, чтобы завтра поднять военно-морской флаг.
На многие километры вокруг ни души. Но студент есть студент. После ужина подошла к офицерам «инициативная группа» с предложением сходить в дом отдыха, который они вычислили в стороне от входа в бухту, чтобы купить свежего хлеба. Поколебавшись, командир похода дал «добро». Взяв шлюпочную кису-мешок, тройка двинула напрямик через степь. Путь по буеракам около четырех километров. Часа через два с половиной пришел один, но с хлебом. Доложил, что там находится спортивно-оздоровительный лагерь Запорожского пединститута, в нём 102 девушки, 5 парней и чуть преподавателей. Наши двое задержались там, чтобы вроде бы договориться о поставке нам продуктов их экспедитором. Фактически они остались на танцы.
Шли, естествен но, не в парадной походной форме, а в рваных джинсах, кедах, в спасательных бушлатах с эмблемами «НКИ» и «НИКОЛАЕВ». Предпочитавшие постоянное купание в реке, три недели не видевшие шампуня и расчески, похожие на ирокезов, они насторожили лагерных преподавателей, посему после танцев была устроена поголовная проверка в палатах лагеря. Обнаружив пропажу одной девушки, было организовано прочесывание местности. Нарушитель лагерного спокойствия Саня Бабинцев, блюдя честь дамы, рванул ползком через кусты, но вскоре упал в какую-то яму. Как потом оказалось, в яму ссыпали сажу после чистки дымоходов. В темноте, не разобрав, во что вляпался, он взял курс по звёздам в наш лагерь. Естественно, спать оставалось нам недолго.
Утром в лагере побудка, завтрак и построение на подъём военно-морского флага. Настроение у всех приподнятое — предстоят соревнования между шлюпками на скорость и правильность постановки парусного вооружения, старшинские (без офицеров) гонки на вёслах и под парусом, перетягивание каната, прочие забавы, призы, затем праздничные обед и ужин. На построении выясняется, что нет боцмана одной из шлюпок. Командир похода, обнаружив в стенке одной из палаток нештатную выпуклость, пнул слегка по ней ногой и рявкнул: «Бабинцев — подъём!». Надо отметить, что Саня от природы жгучий и кучерявый брюнет, отрастивший в походе бороду и усы. Когда полог приподнялся и на свет божий появился Саня, строй замер, тишина — одни птички поют. Затем кто-то из студентов изрек: «Кантар». С диким хохотом команда каталась по лужайке, завалив мачту. Черный Саня весь в саже был весьма экзотичен — снежный человек, иначе не назовешь.
Сейчас Саша Бабинцев руководит одним из конструкторских бюро в Николаеве.
О маячном знаке «Тендровский железный»
В 53-м году после первого курса мы проходили кратковременную корабельную практику на трёхмачтовом барке «Дунай». Занятия по парусному вооружению проводил весьма пожилой боцман-сверхсрочник. Видя, что курсанты, еще не забывшие мамины пирожки, начинают засыпать от многочисленных и диковинных эзельгофов, чиксов, риделей, юферсов, лиселей и прочих терминов, он делал перерыв и травил анекдот или рассказывал что-то из истории флота. Когда барк проходил вдоль Тендровской косы (Ахиллесова бега), он, указав на маячный знак «Тендровский железный», рассказал, что это одна из мачт броненосца «Потёмкин», а вторая установлена на острове Майском в Днепробугском лимане.
