Юлия Вознесенская - Жила-была старушка в зеленых башмаках…
— Есть, только он у меня без прописки…
— Ну, это как раз поправимо. Поставим тебе временную регистрацию в связи с работой. Лика Казимировна, придется вам договор с Иннокентием на работу заключить! Вы как, согласны?
— Ну еще бы! Тогда уж я совсем спокойна буду за Титаника.
— Нет, вы что все? Вы это серьезно, что ли? — спросил Иннокентий, оглядывая друзей.
— А кто станет шутки шутить на поминках-то? — резонно заметил Димон.
— Да… Да это ж выходит мне вроде как… как наследство от Василь-Ваныча!
— Скорее как наказ — не рисковать впредь своей жизнью, а поправить все, что еще можно поправить, — сказала Агния Львовна.
И тут все выпили по второй рюмке — за новую жизнь Иннокентия Николаевича Павлова, пока гражданина без определенного места жительства, но уже с серьезными видами на жилье и работу.
История третья
Гибель и воскресение Титаника
Однажды во двор дома на Кузнечном въехала иномарка с красивой молодой дамой за рулем и девочкой на пассажирском месте, тоже красивой, но с зареванным лицом[8].
— Катерина с Натальей, что ли, к нашим приехали? — спросил Гербалайф.
— Нет, это чужие, — ответил Иннокентий. — И они не к нашим — они к Могильщику.
— А ты почем знаешь?
— Да это же элементарно, Ватсон! — Шел как раз телесериал про Шерлока Холмса, и оба им увлекались: телевизор они нашли на помойке, а Димон им его починил. — У девчонки в руках красный собачий поводок, а собаки в машине нет. И глаза у нее тоже красные. Размышляем и делаем вывод: песик сдох — воскрешать приехали.
— Ты прав, сэр!
— До чего же мерзкий бизнес у этого профессора Магилиани! — слово «профессор» Иннокентий произнес с величайшим сарказмом, совершенно ему не свойственным, благодушному, как почти все бомжи, да и просто хорошо воспитанному по прошлой жизни человеку. Впрочем, Иннокентий уже вышел из категории бомжей, что, между прочим, удается далеко не всякому! У него теперь была постоянная работа, жилье и даже временная регистрация.
Друзья проводили взглядами двух красавиц и очень удивились, заметив через открытую дверь парадной, что те не позвонили к профессору, а сразу стали подниматься по лестнице на второй этаж. Это было странно, потому что до того они остановились перед табличкой у входа в подъезд, гласившей, что тут по таким-то дням и часам ведет прием посетителей профессор Георгий Магилиани, и внимательно ее прочитали.
— Ошибка, сэр! — сказал Гербалайф. — Они все-таки приехали к нашим старушкам.
— Похоже, что так, — согласился Иннокентий. — Интересно, к кому именно?
— Да к Лике Казимировне же!
— Ты прав, друг Гербалайф.
— Сэр!
— ?
— Раз уж я угадал, так теперь сэр — я.
— Да пожалуйста! Ну и как ты думаешь, сэр, зачем они приехали?
— Может, хотят пригласить нашего Титаника к невесте?
— Возможно. А если так, то ты поедешь с ними — можешь идти повязывать галстук.
— Это еще зачем? — опешил Иннокентий.
— Галстук-то? Для солидности.
— Да нет, я не про галстук: ехать мне с ними зачем?
— Ну, а кому же еще быть шафером на собачьей свадьбе, как не тебе, друг мой Кеша? — Иннокентий служил собачьим гувернером при Титанике, йоркширском терьере Лики Казимировны. Причем служил совершенно официально, о чем был составлен соответствующий договор о найме; служба приносила ему не только заработок, половины которого якобы хватало на оплату угла у гражданина Андрея Гербера, то есть Гербалайфа, но и давала право на временную регистрацию. Ради чего рабочее место, собственно, и было создано добросердечными и предприимчивыми старушками-подружками со второго этажа. Иннокентий души не чаял в Титанике и обращался с ним как с собачьим лордом, иногда даже говорил ему «вы»: «Позвольте я оботру вам лапы полотенцем, сэр Титаник, не будем огорчать дорогую хозяйку следами на паркете! И где ж это вы изволили опять в собачье дерьмо ступить? А ну топай в ванную мыться!»
Со свадьбой бывшие бомжи не угадали, хотя визитерши действительно явились к Лике Казимировне, и та их уже ждала: она сразу же открыла дверь на звонок и посмотрела на них вопросительно и радушно.
— Мы от Агафьи Тихоновны Пуповзоровои, — сказала старшая красавица. — По поводу погибшего щенка вот этой девицы.
Девочка ничего не сказала, только всхлипнула негромко: было заметно, что она уже устала плакать, но и удерживается с трудом.
— Да-да, она мне звонила! — Лика Казимировна постеснялась сказать, что сама она с Агафьей Тихоновной Пуповзоровои не была знакома. Та ей позвонила и, сославшись на профессора Магилиани, попросила встретиться с девочкой, у которой погибла собака. — Проходите, проходите в комнату! — В комнате посетительницы увидели еще одну старую даму, статную, синеокую, с седой косой, обернутой вокруг головы, — совсем как у Юлии Тимошенко, только вдвое толще и явно натуральной. — Меня зовут Лика Казимировна. А это моя подруга и соседка Варвара Симеоновна. — Дама с косой слегка кивнула, не очень радушно разглядывая вошедших. — А вот это — Танечка Поздоровайся с гостями, Танечка, дай им лапку! Это ведь они к тебе пришли! — Лохматенькая собачка с черным кожаным бантиком на макушке послушно села на задние лапы и протянула гостям переднюю. Гостья постарше от лапопожатия уклонилась, а младшая вежливо присела и взяла теплую собачью лапу.
— Здравствуй, Таня! Это ведь девочка? — спросила она.
— Кобель! — сказала Варвара Симеоновна.
— Варенька, как ты выражаешься? — воскликнула хозяйка, всплеснув руками.
— Адекватно. Собачий самец называется «кобель», а не «мальчик». Кличка у кобеля Титаник, а Танька — это его домашнее прозвище.
— А меня зовут Кира. У меня собака погибла… Кутька… Нам сказали, что тут собак воскрешают. — Девочка сглотнула слезы и продолжала: — А это — Жанна! Агафья Тихоновна — это ее знакомая…
— И она посоветовала нам сначала познакомиться с хозяйкой собаки, которую уже воскресили, — нетерпеливо перебила девочку гостья постарше.
Варвара Симеоновна фыркнула.
— Варенька, ты, может, к себе пойдешь? — жалобно предложила Лика Казимировна.
— Да пожалуйста! Нас вежливо просят — мы вежливо удаляемся. Да я и слушать не желаю, как ты тут будешь пиарить своего Гогу-Магогу Моги-лиани.
— Ну сколько раз тебе повторять, Варежка, что он не МОгилиани, а МАгилиани: от слова МАГ, а вовсе не от слова МОГИЛА. Ты же филолог, неужели ты не ощущаешь разницу?
— Ощущаю, дорогая, очень даже ощущаю! Потому-то и ошибаюсь все время, поскольку твой профессор, извини меня, пасется на собачьих могилах.
— Ах, Варежка, прости меня, но ты иногда бываешь невыносима со своей этой нетерпимостью…
— Угу, а также с моей неполиткорректностью, косностью, ксенофобией и нетолерантностью. А ты, дорогая Ликуня, невыносима ВСЕГДА — своей беспредельной доверчивостью. — Варвара с грохотом выдвинула из-под себя кресло, поднялась и, демонстративно громко топая домашними туфлями, что было в общем-то непросто, вышла из комнаты. — Можешь продолжать рекламировать своего Гогу-Демагогу. Всем до свиданья!
Когда Варвара Симеоновна с шумом удалилась, Лика Казимировна, слегка порозовев от неловкости, что, впрочем, ей шло и даже молодило ее, предложила Жанне с Кирой выпить с нею чаю. За чаем она и поведала им историю гибели и воскресения Титаника.
— Нашла я Титаника в глубокой луже, плавающего среди обломков льда в обувной коробке. То ли жестокие мальчишки пустили его в плаванье, то ли он сам ненароком забрел в лужу и спасался в коробке — не знаю. Был он еще крошечный, глазки едва прорезались. Плавал он в своей коробке и жалобно попискивал, а картон уже промок, вот-вот коробка прорвется и ко дну пойдет… Страшная это была картина! Пришлось мне зайти в лужу прямо в сапогах и вытащить его. Между прочим, это Варенька его Титаником окрестила. Вы не смотрите, что она такая строгая: на самом деле она Танечку очень любит, и всегда любила — и до воскресения, и после. Вот только Георгия Зурабовича она почему-то не переносит…
И вот стали мы с Титаником жить вдвоем, и все у нас было хорошо. Но однажды бедный Танечка, ему уже два года тогда было, подхватил чумку. Он был очень общительный песик и даже бродячих собак не боялся, так и лез к ним знакомиться. Вот он и заразился и заболел очень тяжело. Я тогда глупая была: витаминами его кормила, а прививок не. делала. Жалела его, я ведь и сама ужасно боюсь уколов. Наш ветеринар не сумел его спасти, и через три дня Титаник скончался. Можете себе представить, какое это было для меня горе! Мы похоронили Танечку прямо у нас во дворе, вон под тем старым тополем. — Она кивнула своей одуванчиковой головкой в сторону окна. Кира поглядела в окно: тополь был в наличии, и почему-то это придавало рассказу Лики Казимировны особую убедительность. Она продолжала: — Я каждый день приносила ему цветы и плакала на его могилке. И вот однажды Георгий Зурабович, который только что купил квартиру в нашем доме и устроил в ней свою контору, увидел меня за возложением цветов.
