Александр Маленков - Красные огурцы
Аслан остался стоять на веранде. Он поговорил с женой, с Сусанной и не пришел в ярость! Такого не случалось уже много лет. От радости он поцеловал бейсбольную биту.
Сусанна ходила по дому и не могла понять, почему ей так тревожно. Вроде бы произошло то, чего она добивалась, муж исправился. И даже подарил серьги, надо, кстати, их забрать. Сусанна снова вышла на веранду, Аслан стоял на той же точке с закрытыми глазами и гладил биту. Она молча отобрала у него коробочку, перевязанную лентой, и вернулась в дом. Наркотики, подумала она. Точно! С чего бы еще он был такой странный? Эта мысль почему‑то вызвала в ней радость. Злоба, привычная как домашние тапочки злоба, уютно закипела в крови. Муж‑наркоман возвращал ее в привычную картину мира. А если нет? Если он трезвый? Заботливый порядочный муж в эту картину не вписывался. Раньше он мотал ей нервы, но ее внутренний мир, устойчивый, осмысленный внутренний мир оставался ее владением, неприступным для паразита‑мужа. Теперь он ухитрился влезть туда своими волосатыми руками и все сломать. Он покусился на самое святое — на ее право страдать. Лишил ее жизнь смысла. Хотя, если воспринимать это как атаку в их семейной войне, то чем это не повод разозлиться и восстановить душевную гармонию. Получался замкнутый круг. Раздираемая этими противоречивыми чувствами, она бродила по комнатам, не зная, куда себя девать.
Аслан тоже бродил по балконам своего дворца и представлял, как сейчас они всей семьей сядут за стол и будут разговаривать, смеяться… В кармане зазвонил телефон. На экране высветилось имя главы администрации: «Борщ Константин». Дворец блеснул алмазными шпилями и растаял.
Вести трактор оказалось не сложнее автомобиля. Антон быстро освоился и даже был горд собой, как всякий мужчина, покоривший новую машину. Он поглядывал то на дорогу, то на Дуню, то на корзинку с миллионом. Прялка подпрыгивала на ухабах, Дуня взвизгивала. День перевалил за середину, и они остановились пообедать.
Дуня больше не мучала Антона подобострастными расспросами и перешла от слов к делу. Она расстелила на травке вышитую салфетку, сервировала ее черным хлебом, ветчиной, сыром, маринованными грибочками, помидорами и солеными огурчиками. «Сиди, Антон, я все сама сделаю», — приговаривала она. Ловко, думал Антон, давно бы так. Вот это ее истинное призвание, глядишь — и составит счастье какого‑нибудь неприхотливого приземленного типа. По настоянию Дуни он сполоснул руки — она поливала из бутылки, а потом сама насухо вытерла платочком.
Антон ел с аппетитом, Дуня не отрываясь смотрела, как он отправляет в рот помидоры и огурцы, и, кажется, даже следила, тщательно ли он пережевывает. Этим избытком внимания к процессу его питания она напоминала маму.
— Дуня, я очень ценю твою заботу, но мне трудно есть, когда ты так смотришь. И кстати, съешь что‑нибудь сама.
Дуня смутилась, взяла кусочек хлеба и стала жевать, делая вид, что смотрит в другую сторону. Хотя на самом деле фиксировала все его хватательные и жевательные движения. «Да, любят женщины смотреть, как я ем, — подумал Антон. — Уж такие они существа…»
За обедом он услышал отдаленный гул электрички и рассудил, что, если двинуться на этот гул, можно оказаться в каком‑нибудь населенном пункте, где есть железная дорога. Как именно воспользоваться этим достижением цивилизации, он пока не знал, момент принятия решения хотелось оттянуть. Антон лег на траву. Повинуясь инстинкту горожанина на природе, он даже выдернул из земли какой‑то колосок, сунул его в рот и принялся глядеть в небо. Вот ведь надо было попасть в такой переплет, чтобы получить эту маленькую порцию простых радостей — пикник на обочине, невинная голубизна вечности над головой, родной запах русского чернозема, пение… Кто это чирикает?.. Черт их разберет, будем считать, что птиц. Пение птиц… Казалось даже, что небо и поля играют грустную мелодию на… Как называется такая дудочка, которая свистит так тоненько? Будем считать, что свирель. Или флейта. Нет, свирель больше подходит. Небо и поля играют грустную мелодию на свирели. Почему я не делаю этого чаще? Я ведь постоянно мотаюсь по Подмосковью, но каждый вечер спешу добраться до квартиры. Некогда остановиться, а ведь только в такие моменты и замечаешь… Антон запнулся, он не знал, что именно он замечает в такие моменты. В качестве кандидатур замусоренный мозг оперативно предложил «скоротечность бытия», «что жизнь проходит мимо» и «как мало нужно для счастья». Но какой‑то другой Антон, внутренний рассудительный рациональный Антон, который последние пару дней находился в состоянии перманентного ужаса от происходящего, сказал: «Только в такие моменты и замечаешь, что тебя ищут бандиты, а ты с чужим миллионом евро лежишь на траве и жуешь травинку. Ты нормальный человек?»
Мелодия погасла, Антон поднялся и засобирался. Они забрались на трактор и вскоре выехали на асфальтовую дорогу. Небо затянулось облаками, жара, как и обещали по радио, лишь только пробовала свои силы. Справа стоял лес, слева лежало поле — все тот же скромный набор ландшафтов средней полосы. Антон крутил огромный руль, Дуня волновалась:
— Тебе не холодно, Антон? Накинул бы олимпийку.
— Сама смотри не простынь, — отвечал подобревший после обеда Антон.
«Началось», — удовлетворенно думала Дуня.
25
На обочине стояли несколько человек в белом. Завидев трактор, они принялись неистово махать руками. Подъехав поближе, Антон понял, что это не врачи, а просто модная молодежь. А остановившись, и вовсе опознал в молодежи своих приятелей — Кирилла и Барби. Кирилл, всегда возбужденный наследник какого‑то нефтегазового деятеля из правительства, посвятил свою жизнь организации выдающихся музыкально‑танцевальных мероприятий, а Варя, всегда спокойная, была рядом и предпочитала, чтобы ее называли Барби. Их белоснежные одежды не оставляли сомнений в том, что где‑то рядом проходит та самая «White party Солнцестояние», приглашение на которое осталось грустить у Антона дома на столе.
— Кирилл! — воскликнул Антон. — Привет!
— Антоха! Здорово, брат! Где ты взял трактор?
Антон хотел было придумать остроумный ответ, но Кирилл тут же перешел к делу:
— Трактор — это бомба! Мы, прикинь, застряли, в лесу — каша! Мы как раз думали поймать кого‑нибудь, Леха как раз сказал — вот бы трактор тормознуть — а тут ты!
— Трактор — чума, — подтвердил лысый Леха в белом балахоне.
Дуня пыталась сообразить, как ей правильно себя вести. Социум не был учтен в ее схеме, но так даже интереснее. Опосредованная оценка, игра на тщеславии — если не очень уверенный в себе самец (она покосилась на Антона, с растерянной улыбкой ковырявшего руль) получает одобрение группы в своем выборе самки, ее статус в его глазах взлетает до небес. Даже если раньше он не был так уж уверен в своем выборе. Нужно переключаться на группу, решила Дуня. Оставалось определить систему ценностей, которую исповедовала группа. Поверхностный наблюдатель мог бы предположить, что самым главным в жизни эта небольшая компания считает стиральный порошок с отбеливателем. Но Дуня смотрела в самую глубь человеческой психологии, поэтому сформулировала для себя ценности группы как экстравагантность, яркость, оригинальность. А что может быть оригинальнее для этих богемных мужчин, для их эмансипированных спутниц, чем патриархальная женщина, хранительница очага, заботливая и покорная?
— Ты вовремя, в девять начинаем, хотя погода что‑то портится, ну да хрен с ней, — возбужденно продолжал Кирилл.
— Да я, собственно… — начал Антон.
— А я ему говорю, — неожиданно вступила в беседу Дуня, — надень куртку, холодно становится, а он ни в какую!
— Это Дуня, — сказал Антон, поморщившись.
В глазах Кирилла мелькнуло умиление (или Антону так показалось?), мысль о том, что эти взбитые сливки московской богемы могут принять Дуню за его девушку, была неприятной. Ему захотелось как‑то деликатно обозначить дистанцию между собой и этим лесным чудом в мини‑юбке, например закричать: «Это не со мной! Это не я!» — или хотя бы намекнуть на несерьезность их тандема, мол, этот так, случайный каприз, артист в поисках экстравагантных источников вдохновения расширяет антропологические границы восприятия…
— Хэй, всем привет! — Дуня замахала рукой с интенсивностью провожающего пароход. — А чего вы все так вырядились? Запачкаетесь же!
— Привет, красавица! — сказал Кирилл, с улыбкой оглядывая Дуню. — Я Кирилл.
— Вы — друзья Антона? Прикол!
Дуня неестественно расхохоталась, друзья Антона озадаченно переглянулись. И пока Антон лихорадочно соображал, как исправить неловкость, Дуня продолжила атаку:
— Нет, правда, а чем вы стираете белое?
— Дуня, успокойся… — прошипел Антон.
