Письма к детям - Кэрролл Льюис
Итак, прощай!
Презирающий тебя Ч. Л. Д.
Р. S. Передай Алисе привет и сообщи ей, что ее ждет «Узелок V»{34}. Получила ли она узелки III и IV? Привет Джесси и Эви.
Агнес Халл
Крайст Черч, Оксфорд 21 мая 1881 г. Дорогая Агги!
(Должен заявить с самого начала, что не жду в ответ ничего больше, кроме «Уважаемый мистер Доджсон!» и «Искренне Ваша».) Дело в том, что заказать отдельную ложу на «Отелло» стоит гинею, и я считаю, что с твоей стороны это неоправданно высокая цена. Я знаю, чего стоит вытащить из тебя «Дорогой»: ты была достаточно честной и сама рассказала мне об этом. Вполне возможно, что, если я пообещаю тебе билет на «Отелло», то услышу в ответ «Дорогой, дорогой», но не следует покупать сладости слишком дорогой ценой. Например, я никогда не покупаю ячменный сахар по 3 шиллинга 6 пенсов за палочку. Мораль ясна.
Кроме того, разве купленная любовь многого стоит? Сомневаюсь.
Посылаю тебе копию последнего счета, по которому мне пришлось заплатить за такую любовь. Думаю, что от такого рода ячменного сахара мне придется теперь отказаться. (Мисс Уиггинс очень милая девочка. Она живет где-то в Лондоне, но ее точный адрес я, как назло, забыл.)
Всегда любящий тебя друг Ч. Л. Доджсон
Мистеру Ч. Л. Доджсону,
доктору, от мисс Амелли Уиггинс
Фунты Шиллинги Пенсы
За то, что я улыбалась при встрече с Вами на улице
Экземпляр поэмы Теннисона
За то, что я делала вид, будто мне нравятся Ваши шутки (на самом деле они мне вовсе не нравились)
Шкатулка для рукоделия
За то, что я с притворным интересом слушала Ваши истории (хотя в действительности я просто изнывала от скуки)
Письменный столик
За то, что письмо к Вам я начинаю со слов «Дорогой мистер Доджсон», а заканчиваю «Любящая Вас А» (сплошное притворство)
Ложа в «Лицеуме»
Итого: £ 50. 0. 0.
Счет оплачен.
А. Уиггинс
Агнес Халл
Крайст Черч, Оксфорд 11 июля 1881 г.
Драгоценнейшая Агнес!
После той необыкновенной, высокочайшей, уму не постижимой чести или привилегии (не знаю, как и назвать?), которую ты оказала (или предоставила?) мне, я не могу должным образом выразить свою признательность, послушно и покорно следуя всем твоим наставлениям в других вопросах. Поэтому я и начал это письмо в соответствии с новой патентованной (с гарантией: при стирке не линяет) формой писем, установленной Вашим Высочеством.
Передай, пожалуйста, Джесси, что название, которое я не написал тогда для нее,— Тристан д'Акунья. Что мне особенно нравится в Джесси, так это ее послушание. Необычайное, хотя и несколько особого рода. Стоит мне сказать: «Зажги свечу», как она тотчас же погасит лампу. Заметила ли ты сегодня, что когда я сказал ей: «Джесси, выпрыгни из окна», она опрометью бросилась к двери?
Твой (какое слово полагается дальше по твоей новой форме? Ах, да, вспомнил!) любящий друг.
Привет твоим сестрам, кроме
Агнес Халл
Лашингтон Роуд, 7, Истберн 3 октября 1881 г.
Дорогая Агги!
Не думаю, чтобы я успел подарить тебе последнее издание «Ланрика»{35}. Попробуй поиграть в эту игру и сообщи мне, если сочтешь необходимым внести в нее какие-нибудь усовершествования.
У нас стоит сейчас великолепная погода, гораздо лучше, чем летом. Почему ты так быстро уехала? Без тебя так скучно, хотя у меня сейчас здесь Марион, что несколько утешает меня, и кроме того, так как Марион не гуляет рано утром, еще одна дама, с которой я познакомился у моря. Мы с ней совершаем прогулки и беседуем. Интересно, много ли я смогу рассказать тебе о ней, чтобы все сказанное было чистой правдой и чтобы тебе не наскучило? Прежде всего, она уже в возрасте, живет в Исгберне, домом правит старый-престарый джентльмен. Он дедушка. (Его внучка (не могу сказать, есть ли у нее сестры или нет) — прелестная девочка, мой друг, лет ей 11-15.) Каждое слово, написанное здесь,— чистейшая правда, и если я добавлю (и это чистейшая правда), что зовут ее Джулией, то думаю, ты сразу поймешь, что не нужно задавать больше никаких вопросов.
Привет Эви.
Всегда любящий тебя Ч. Л. Д.
Марион Ричарде
Крайст Черч, Оксфорд 26 октября 1881 г.
Дорогая моя девочка!
(Подумать только! За всю свою жизнь я ни разу не начинал так ни одного письма!)
Марион. Не стоило начинать так и это письмо. Гораздо красивее было бы написать вместо «девочка» просто «Марион».
Я решительно не согласен. «Девочка» рифмуется с «белочкой» и «стрелочкой», а «Марион» — только со словом «аккордеон».
Но, разумеется, мне вскоре придется обращаться к тебе иначе: наша дружба началась так быстро (а это очень опасно), так внезапно (почти как железнодорожная катастрофа), что она просто не может не кончиться так же внезапно. Надеюсь, в будущем году мы будем при встрече только обмениваться рукопожатием, еще через год — поклоном, как только завидим друг друга на противоположных сторонах улицы.
Не думай, пожалуйста, будто я начинаю забывать тебя и поэтому ленюсь писать тебе письма. Ничуть! Просто я ужасно занят! Со всем этим преподаванием, проверкой домашних заданий, подготовкой лекций, писанием писем я иногда так запутываюсь, что едва могу отличить себя от чернильного прибора. Пожалей меня, дитя мое! Когда у кого-нибудь путаница в уме, это еще не так страшно, но когда дело доходит до того, что бутерброды и апельсиновый мармелад я отправляю в чернильницу, а перо обмакиваю в себя и наливаю в себя чернила, вот это действительно ужасно! Однако при всей моей занятости мне все же удалось напечатать несколько экземпляров правил «Ланрика», и я посылаю тебе 4 штуки: одну тебе, 3 остальные можешь раздать 4 своим друзьям. Один из моих учеников в этом семестре — настоящий негр, лицо у него черное, как уголь, и курчавые волосы. Мне придется прикрепить таблички на ведерке с углем и на моем новом студенте с надписями «Это ведерко с углем» и «Это он», чтобы знать, кто есть кто.
Большое спасибо твоей маме за письмо и проспект. Я как-нибудь ей напишу.
Неизменно любящий тебя друг
Ч. Л. Доджсон
Фрэнсиз Хардмен
Крайст Черч, Оксфорд 29 ноября 1881 г.
Ну скажи, пожалуйста, милое мое дитя, с чего ты взяла, что я непременно должен был ответить на твое письмо? Ведь я думал, что твое письмо было ответом на мое и сделал в журнале, где я регистрирую письма, соответствующую пометку. (Может ли быть ответ на ответ? Если да, то тогда может быть вопрос на вопрос. А коли так, то какой вопрос есть на этот вопрос? Ответь, дитя мое, и не вздумай отделаться чем-нибудь вроде «Не знаю, сэр».) Я должен снова перечитать твое письмо и посмотреть, на что в нем требуется ответить. Вижу! В нем сообщается, когда у тебя день рождения, и ты, конечно, ожидала, что я не удержусь от какого-нибудь милого замечания по поводу твоего возраста! (Позволь мне минуточку подумать. В разговоре с дамой, как мне кажется, нужно сделать вид, будто вы удивлены, узнав, сколько ей лет: вы, конечно же, думали, что она гораздо моложе.) Прости, пожалуйста, мою забывчивость. Итак, тебе исполняется пятнадцать лет! Не может быть! Ни за что не поверю! По стилю твоего письма я думал, что тебе пять лет! (Позволь мне минутку подумать. Это звучит как-то не так. Теоретически должен был получиться изящный комплимент, а практически почему-то звучит невежливо. Уберу-ка я лучше последнюю фразу. Да, так и сделаю!) Поразмыслив немного, я пришел к выводу, что просто убрать фразу — не совсем то, что мне хочется. Поэтому я прошу убрать целиком все мое замечание вместе с извинениями и заменить его следующим. Не может быть! Ни за что не поверю! Судя по твоему виду, я думал, что тебе сто пятнадцать лет (Не знаю почему, но звучит как-то не так, как надо для юной девушки! Уберу-ка я лучше последнюю фразу.) Будь любезна, позволь мне убрать последнее замечание!
