Владимир Марченко - М. Ж.
В начале игры у всех одинаковые возможности и одинаковые желания стать счастливым обладателем пары женских сапожек, которые давно не появляются не только на прилавках, но и под прилавками. Пара одна, а ног в коллективе много. Хотя, когда я эту игру изучил, то выяснил сапожки одного школьного размера, крестьянкам с молочно-товарной фермы ни под каким соусом не полезут на мозолистые пятки. Грустно ещё и потому, что ничего не выдергивается, и посему ходят женщины в резиновых сапогах или калошах, а головы моют ввиду отсутствия шампуня, каустической содой. А стыдно ещё и потому, что вдруг товарищи из высоких органов будут появляться на телеэкранах в таком виде, как и многие труженики села – в фуфайках и штопаных майках, но пока, похоже им всем как-то везёт, так как выдёргивают они нормальные костюмчики, приличные рубашонки и даже галстуки на каждый день разные. Везучие товарищи. А может быть, они все экстрасенсы, как и наш известный скотник Кошкин.
В тот день на ферме дёргали одну пару кроссовок. Сорок номерков кинули в шапку, и каждый получил свою очередь, свой счастливый номерок. Потом вновь учётчик нарезала из своей тетради сорок бирок, которые скатали в трубочки. Заведующая фермой Мария Прокопьевна Зырина вытащила один рулончик, развернула и написала слово: «кроссов». Аккуратно свернула и кинула в шапку. Вдруг Дуся Никитская заговорила лёгким баском:
– Не доверяю этой шапке. Пусть сменят на шапку зоотехника. У него шапка новее, – шапку быстро сняли с молодого зоотехника, пересыпали в неё все рулончики.
– Следи внимательно глазами. Приготовь фотоаппарат, чтобы заснять процесс экстрасенсорики. Видишь, никто не идёт. Чтобы не терять рабочее время, заведующая распорядилась пускать вперёд Кошкина. Хотя у него всегда первый номер.
Кошкин подходит к членам тиражной комиссии, подаёт свой талончик. Ветврач вздыхает и допускает Андрея Наумовича до второй шапки. Тишина рухнула. Было слышно, как под полом красного уголка голодная мышь грызёт что-то твёрдое. Вынул Кошкин трубочку, не глядя, подал Марии Прокопьевне. И та развернула клочок бумаги, на котором стояли заветные буквы.
– Опять, – прошелестело в зале и доярки потянулись к выходу.
– Экстрасенс. Телепат.
– Сколько не играй, а Кошкин своего не упустит, – говорил пожилой фуражир ночному сторожу.
– Везучий, как министр. – Сказал кум, когда мы выходили из тёмного коридора. Доярки загомонили. Я придвинулся. Воронина Даша подала Кошкину что-то завёрнутое в газету, а тот повесил ей на плечо связанные кроссовки. Конечно, Даша должна ещё будет внести в кассу торгующей организации стоимость обуви, в которой сегодня придёт на дискотеку, вызывая зависть у подруг и друзей.
– А если коллектив запретит ему играть?
– С парткомом согласовано. Он же не себе. Вещи отдаёт коллегам. Но за свой талант берёт. Такса одна, сам понимаешь, бутылка водки.
– Что ж получается? Экстрасенс у вас в колхозе распределяет дефицит?
– Не он один. В инстанциях тоже сидят экстрасенсы. Они за край наш беспокоятся, кто за район, кто за село, кто за бригаду, за ферму и завод.
– Он ещё и взятки берёт с селян?
– В коллективе своя очередь. Кому что надо, тот и стоит на очереди. Очередь на кроссовки была маленькая. Никто и не знал, что это такое. Дашка знала. Есть очередь за туфлями, за коврами, за путёвками в санаторий.
– Он ещё и взятки берёт?
– Ну. А ты знаешь, что когда первый раз дёргали, так передрались, коров подоили заполночь. Милицию вызывали и «скорую помощь». Время рабочее экономится. Видишь, как всё быстро. Пять минут и – за работу. Главное – что? Работа. Дисциплина и порядок.
Подумал, что и за министра кто-то должен дёргать. Времени рабочего у него мало, но вот где они талоны берут на водку в таких количествах, чтобы рассчитываться с экстрасенсами? Нам дают по бутылке в месяц, а им должно быть побольше.
ГОРЬКИЕ ПЛОДЫ
До перестройки пили мы пиво с Витьком с великим удовольствием. В глазах светилось настоящее счастье. Пиво тогда мерили банками, а не какими-то «полторашками», залягай их комар.
Выскочишь из очереди с заветной баночкой, засунешь рубашку в остатки штанцов, подберёшь свои и чужие пуговки под ногами, глонёшь на ступенях пивнушки прямо из банки на зависть последним в очереди вожделенную жёлтую, пусть не в меру разведённую, влагу и таким себя почувствуешь счастливчиком, что грудь распирает от нестерпимой гордости.
Победоносно поглядывая на неудачников, принцем прошествуешь до хаты, где тебя ждут истомившиеся гости и страдающие от неведения домочадцы. Жена с порога кухни бросается на шею, словно ты вернулся с Грюнвальдской и Полтавской битв одновременно. Дочь к синяку старинный заветный пятак прикладывает на верёвочке. Тёща за машинкой, как за пулемётом сидит, чтобы рукав на место присобачить. Высыпаешь перед ней горсть пуговиц, достаёшь из кармана опять не свой рукав и снимаешь «пивной» пиджак, как продранную боевую кольчугу. И не удивляешься, что на ногах не тапочки жены, в которых отправлялся в поход, а чьи-то самоклееные калоши из автомобильной камеры, протёртые на пятках до дыр.
– Да, – восклицал обычно кум Витёк, – Ёлкин дед! – и чешет свой механизаторский затылок, крестьянского происхождения. – На прошлой неделе у меня канистра сплющилась в очереди о чей-то зад. Мы бережём этот травмированный сосуд. Реликвия, блин. Память о том суровом счастливом времени, когда можно было устроиться на работу в любую организацию.
А сегодня, что? – спрашиваю, вас, любимый читатель, любимой газеты, переставшей выплачивать гонорар по причине того, что не знают моего адреса и не видели моего нового паспорта. Сегодня, как простой обалдуй, то есть покупатель, подходишь к прилавку, с мукой и стыдом, в скуке и одиночестве подаёшь посуду. И никакого чувства локтя – ни очереди, ни друзей, с которыми можно поговорить о проблеме бесплатной доставки газа в любимые европейские государства, возникшей на украинской почве, то есть рэкете, хотя в наши хаты не собирается никто эти излишки газа сбрасывать.
Как, дорогие земляки, такое пиво пить прикажите? Давишься неразведённым, без боя купленным пенным, свежим напитком. Вот они плоды реформаторов, забодай их комар. Простое пиво продавать разучились, а о других товарах и говорить нечего. При социализме я себя уверенно чувствовал. Не унижали так рабочего человека. Любили.
ОЗДОРОВИТЕЛЬ
Сидим с Витьком и выпиваем, разговоры разные разговариваем и сушёных гольянов лущим, как креветок. Тогда ещё в озере гольяны исправно водились. Чего там гольяны! Окуни выгуливались со сковородку тефалевую. А лини? Лини с отчаянья и желания посмотреть на мир, сами в мордушки набивались по очереди. Не в линях счастье.
В том самом году, когда мужчина с «брони» говорил о народном благополучии и суверенитете; по линии профсоюзной нашего, ещё дышащего колхоза, довелось попасть в санаторий по горящей путёвке, где мои зашлакованные почки лечить шибко захотели.
Вода, сами знаете, у нас к счастливой жизни не предрасполагает, её и в систему охлаждения двигателей внутреннего сгорание главный механик запретил заливать, а пить её можно. Жидкая до самого дна стакана. А что урон наносит внутренним органам колхозников, так это мелочь, как говорит, Витёк, семечки.
– Надо, – говорит, по утрам перед физзарядкой принимать стопарь самогона, – Так он систематически делает, потому, как научно вывел, что сивушные масла не дают образовываться в органах стройматериалам – ну, там гравий, щебень и прочий песок. Витьку не все у нас верят, но большинство на его стороне. Последователи здорового образа жизни стремятся избавиться от зашлакованности. Я тоже был твёрдым в этом движении членом, пока не схватило.
Рассказываю Витьку, как над больными опыты делают, беззаконно заставляя, есть каждый санаторный день икру. Травят больных, сокращая численность лечащихся. Добро бы баклажанной…
Лечимся на полную катушку. Гольяны икряные попадали тогда. Профилактику, так сказать, проводим от разных современных болезней. Витёк дошлый у меня сосед. Одних журналов выписывал три штуки тогда – «Весёлые картинки», «Работница» и «Здоровье».
– Узнал – говорит, – секретным путём, что треклятые сивушные масла ещё и рост раковых клеток в органах тормозят с полной уверенностью. Оно и понятно, отчего преследовали всех, кто гнал, кто пил и кто хотел гнать. Эти дорогие сивушные масла, не дают возможности развиваться раковым амёбам. – Мы в тот день научно посчитали, кто у нас, отчего зажмурился в последнюю пятилетку. С перепоя – да, но чтобы из тех, кто дорожит своим здоровьем, умер от этого рака, увы – таких у нас в районе нет. И в соседских тоже не наблюдается.
– Сила в этих маслах есть лечебная, есть смысл не очищать ни марганцовкой, ни обратом. – Народ перестал самогон очищать. О здоровье своём заботится. Все знают два закона, открытые Витьком. Гоним его теперь из всего, что попадёт под руку. Талонов не наберёшься на сахар, а вот патоку можно купить на ферме. Её туда стали завозить коровам, чтобы молоко стало сладким. Покупаешь не за дорого флягу и разводишь с дрожжами. Дальше, как положено, о здоровье должны все думать своём.
