Илья Пиковский - Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика

— Только перья!

— Ты слышишь, Ангелина Матвеевна?

Главбух неуступчиво затеребила концы косынки.

— Слышу. А кто платить за них будет?

— Позвольте, — ошарашенно произнёс Горчак. — Но эти перья гниют у вас в оврагах...

— Овраги-то        овраги, — сказал зоотехник, буравя Горчака свои­ми небесно-ясными            глазами, — а перья экспортный товар. Сколько они стоят, знаете?

— Где? В Одессе?

— Нет, на Лондонской товарной бирже?

— В доллярах, — подхватила главбух, обиженно отвернувшись к стене и меняя положение сапог твёрдого мужского фасона. — Или, ду­маете, раз мы деревенски, то темни и дурни? Вон тот год итальянец приезжал, так он обещав нам Ниццу тут построить — за тии перья...

Упоминание о Ницце подстегнуло Горчака тут же увеличить раз­меры своих прежних обязательств. Кроме строительства цеха и сушки, акционерное общество «Монако» теперь соглашалось отремонтировать складские помещения, закупить спецодежду для рабочих и оплатить телевизионную передачу «Курица-магазин», в которой пропагандиро­вался румынский опыт работы без посредников. Тут Горчак посмотрел на главного бухгалтера и осёкся, почувствовав, что каждый новый рубль, который «Монако» обещает птицефабрике, отзывается болью и обидой в сердце бедной женщины. Она не сомневалась, что, если до­пустит вывоз гнилых перьев из оврага, то ушлые городские её бессо­вестно обманут.

В конце концов, сошлись на том, что надо всё хорошо обмозго­вать и встретиться опять. Как ни странно, но эта неудача окрылила Горчака. То обстоятельство, что главбух встретила его в штыки, не обескуражило шефа «Монако», ибо по опыту он знал, что первые диви­денды, которые она получит из его рук, сразу превратят это сумрач­ное и недоверчивое существо в веселую и обаятельную женщину. Зато её непоколебимое упрямство говорило о том, что она тоже прекрасно осознает возможности своего перьевого Клондайка.

Желая исключить малейшую утечку информации, Горчак решил, что первую стадию технологического эксперимента — сбор перьев, их ощипку и сушку — он организует сам, не посвящая в этот тайный про­цесс никого, даже своих подчинённых. Поэтому на обратном пути шеф «Монако» остановил свой «Понтиак» на околице села, достал из багаж­ника дорожный чемодан и набил его доверху влажными и пожелтевшими перьями, которые торчали из придорожной канавы огромными грязно-белыми верблюжьими горбами.

По приезде домой он отнёс чемодан дворнику, который взялся сушить перья в подвале под своей квартирой, однако утром тот явил­ся к Горчаку и, деликатно начав с дворовых новостей, сказал, что в надподвальном перекрытии оказались щели, и что куриный чад, просо­чившийся сквозь них, вызвал у его детей бессонницу и головные боли. Ещё сутки чемодан с белым золотом простоял в прихожей, после чего из неё ушли тараканы. Тогда шеф «Монако» отнёс перья в химчистку на Будённого, оплатил услуги по тройному тарифу, и через сутки вернулся за своим чемоданом, который тут же наполнил всё огромное пространство зала для ожиданий запахом прелой вони. Посетители в беспокойстве завертели головами и стали коситься друг на друга и на Горчака, который густо покраснел от неловкости. На его счастье, следом за ним шёл пожилой таджик в тюбетейке и ватном халате, и все подозрения публики обрушились на него.

В довершение ко всему, его шофёр, отпросившийся на пятнад­цать минут, не явился ко времени, и шеф «Монако» был вынужден ло­вить такси, чтобы не опоздать на свидание к Ирине Филипповне.

... Теперь он сидел на стуле, в её квартире для конфиден­циальных свиданий и незаметно нюхал кончики холёных пальцев, пах­нущие куриным пухом. Свой чемодан он оставил у входа, доверив его охрану дворовому мальчишке, которому обещал хорошо заплатить. На пухлых губах шефа «Монако» блуждала какая-то странная улыбка, ме­нявшая выражение его лица без видимой связи с происходящим: она то кривила его рот насмешкой, то намёком, или просто откровенным зев­ком, искажавшим округлость и цвет его щёк. Чувствовалось, что он прилагает огромные усилия, чтобы ухватить верный тон с хозяйкой, и что каждая из этих попыток завершается крахом.

Дело в том, что Горчак был влюблён. Он сам не ожидал такого поворота событий. Он обратил внимание на Ирину Филипповну в «Вирту­озах Хаджибея» потому, что она была похожа на жену районного про­курора, в безнадёжных мечтах о которой прошла вся его полукриминаль­ная и глубоко партийная молодость. Шеф «Монако» рассчитывал на лёг­кий адюльтер, который создаст иллюзию торжества над прошлым, не об­ременяя его бюджета и не тревожа семейных устоев, но цена досягае­мого вдруг оказалась непомерно высокой. Он, чьи лучшие молодые го­ды прошли в тягостной дилемме — жить от аванса до зарплаты или от ареста до звонка — теперь встретил это своё прошлое самонадеянным и богатым человеком, по-молодецки распахнувшим свою грудь губитель­ной стихии чувств, которая тут же прохватила его до костей.

Кроме того, было ещё одно обстоятельство, усугубившее его страдания. Он понимал, что встречи с лидером местных монархистов возможны только при условии его финансовых вливаний в дело воцаре­ния императорской фамилии. Но с деньгами шеф «Монако» расставался крайне неохотно. Мысль о том, что ему придётся лезть в карман за кошельком, стала грудью на пути его страстей, что, естественно, их ещё больше распалило.

Ирина Филипповна, напротив, прекрасно владела собой. Она смотрела на Горчака совсем другими глазами, чем на даче. Теперь в этих огромных зелёных глазах были сдержанность и холодный деловой расчёт.

— Александр Борисович, — сказала она ледяным тоном, — я хо­чу вам напомнить, что в присутствии женщины воспитанные люди обыч­но не нюхают ногтей.

Шеф «Монако» рванул пальцы от ноздрей так, словно его долба­нуло током.

— Извините!

— Вы меня просили об этой встрече. Пожалуйста, я вас слушаю! — Видя, что Горчак в замешательстве потирает кончики пальцев, ис­подтишка косясь на них, она добавила: — Если я не ошибаюсь, речь шла о вашем финансовом участии в нашей предвыборной программе...

— Да, но... по правде говоря, я имел в виду больше вас, а не монархистов в целом.

— Спасибо, но лично я в этом не нуждаюсь.

— Ирина Филипповна, я не хотел вас оскорбить, но поймите, у меня тоже свои идейные позиции. Вы монархистка, а я член партии, марксист…

— Шеф «Монако» — и вдруг марксист?

— Да. Нельзя путать идею социальной справедливости и цены на «Привозе»! Это разные вещи. И ещё: Ирочка, семьдесят лет со­циализма — это не случайность, история таких случайностей не знает, его опыт оценят только далёкие потомки. Придёт время, когда миро­вой рынок перенасытит сам себя, и общество востребует идею коммуниз­ма. Поэтому я прошу меня понять: одно дело помочь красивой жен­щине, закрыв глаза на то, куда пойдут эти деньги, — тут меня моя совесть простит. Другое дело мне, убеждённому марксисту, давать деньги на реставрацию монархии.

— Нет, в таком случае я не смогу их принять.

— Хорошо, я предлагаю компромисс: давайте остановимся на Швеции. Там социализм и монархия. Это может нас объединить.

— О, господи, перестаньте нюхать пальцы!

Тут постучал мальчишка, вызвал Горчака и, скорчив кислую гримасу на своём хитрющем личике, сказал, что он не может кара­улить чемодан, потому что ему нужно в туалет.

— Потерпи, — сказал Горчак. — Я тебе добавлю.

— Я хочу пятнадцать долларов!

Эта сумма разбудила в Горчаке бывшего парторга.

— Ай, ай! — сказал он, качая головой. — Некрасиво, мальчик. В твои годы мы не были такими. Если бы меня попросили о любезности, я бы в жизни не сказал: «Дядя, дайте мне пятнадцать долларов, а ина­че я укакаюсь!» — боже упаси. Мы терпели просто так, за обычное спа­сибо. Потому, что мы были пионеры, комсомольцы.

Мальчик сунул руки в джинсы, и, отфутболив пустую банку из-под импортного пива, которая с грохотом полетела вниз, на дно тру­щобного колодца, независимо зашагал по галерее. «Вот байстрюк!» — со злостью подумал шеф «Монако» и, подхватив злополучный чемодан, вернулся к хозяйке конспиративной квартиры, которая встретила его разгневанным взглядом.

— Что это значит, Александр Борисович? — спросила она с унич­тожающей любезностью в голосе. Горчак доверительно хихикнул и тут же, багровея от достоинства и стыда, провёл ладонью по зализанным волосам.

— Ирина Филипповна, поверьте, я интеллигентный человек и ни­когда бы не явился к даме с чемоданом, если бы его содержимое мог­ло её шокировать. Уверяю вас!

— Любопытно. А что там — хризантемы?

Шеф «Монако» ласково похлопал по тугому кожаному боку, как по крупу любимого коня.

— В некотором роде — да... Цветы успеха, так сказать... э-э-э... По крайней мере, тут всё, что вам потребуется для получения депутатского мандата: пресса, телевидение, цветные портреты на витри­нах и столбах — вот в этом самом чемоданчике...