Олег Павловский - Мрассу — Желтая река
Я посмотрел на гору, с которой, летел медведь. Метров сто пятьдесят высотой была гора, никак не меньше. На вершине ее густо росли деревья, а видимая отсюда сторона была словно срезана, и лишь редкий кустарник да несколько тощих сосенок чудом удерживались на тонких, уходящих в узкие каменные щели корнях. Сверзиться с такой высоты — и косточек не соберешь. А медведь, по словам Шалтрекова, только отряхнулся, проревел и, забыв про овечку, которая ни жива ни мертва стояла, прижавшись к скале, поковылял по берегу, будто бы потирая помятые бока.
— Правда, смешно был?
Я кивнул, и тут мне пришла мысль сделать ребятам еще один сюрприз.
— Слушай, Володя, — сказал я, — брось капкан к черту, пусть погуляет твой мишка на воле. А ты к нам приходи в гости. Часа через два приходи. Ребятам про мишку расскажешь. А я сейчас еще должен кашу сварить. Гурьевскую, с изюмом. Ручаюсь, ты никогда такой каши не ел. Ну, как?
Шалтреков подумал с минуту, покрутив в руках моток веревки, будто бы сожалея, что если примет мое предложение, то сегодня поставить капкан ему не удастся, и сказал:
— Гости хорошо. Я люблю гости. Я приду. Я мед принесу.
Шалтреков ушел, а я еще с большим вдохновением принялся за кашу. Старания мои увенчались полным успехом. Сваренный на сгущенном молоке рис был рассыпчатым, рисинка к рисинке, изюм набух, превратившись в спелые виноградины, блестки топленого масла придавали каше просто сказочный вид.
Ну, попляшет у меня сегодня Оладышкин!
Ребята, будто сговорившись, пришли все вместе. Валера, еще только подходя к лагерю, потянул носом воздух:
— Чем-то а-аппетитным па-ахнет.
Кузьма, не спрашивая разрешения, поднял дощечку, которой был прикрыт соленый хариус в соусе:
— Ну и закусь! Благость! Честное слово, благость… Молодец, Волнушечка, сообразил!
А ведь они не видели еще супа и гурьевской каши.
— Мыть руки и за стол! — сглотнув слюну, скомандовал адмирал и побежал к речке.
По берегу, со стороны Кезаса, шел Шалтреков с ведром в руках. За ним шаг в шаг ступали еще двое шорцев и две женщины. У меня помутилось в глазах. На такое количество гостей я никак не рассчитывал. К тому же стол был сделан только на пятерых, ну шестой в крайнем случае мог примоститься. У нас было пять искореженных мисок и пять самодельных, сделанных под руководством Игната, ложек. Приглашая Шалтрекова, я исключал из стола себя — повару даже приличнее есть в последнюю очередь. Но кого исключать теперь? Не гостей же…
Ребята смотрели на пришедших, как на привидения, и ловили мой взгляд.
Шалтреков, весь улыбающийся, в свежей рубашке и новых хлопчатобумажных брюках, поставил передо мной ведро с медом.
— Еще здрастуй! Мед бери, кушай, польза много будет… Вот гости пришел. Знакомь — вот шена моя, Рая звать… Вот ее брат Николай… Вот шена Николая, Мария звать… Вот брат Мария, Миша звать. Холостой, шена не имел, так шил. Слышать не мошет, говорить не мошет. Всех знакомь… — Шалтреков перевел дух и с улыбкой повернулся к ребятам, которые все еще не могли прийти в себя.
Я представил гостям ребят и пригласил гостей за стол. Адмирал сурово так на меня глянул, криво улыбнулся Шалтрекову и пошел к реке кидать камушки в воду. Валера, проходя мимо меня, шепнул: «Жрать хочу, понимаешь?» и уселся на бережку. Виктор Оладышкин, словно он только что славно пообедал, разлегся на траве. Игнат сел рядом с Валерой, закурил, но вскоре поднялся, порылся в своем рюкзаке и, не замечая побледневшего лица Валеры, выставил на стол фляжку:
— За встречу! За знакомство!
Я, как официант первоклассного ресторана, обслуживал гостей, краснея от беспрестанных похвал в свой адрес. Валера делал мне какие-то знаки, но мне некогда было обращать на них внимание. Я подливал, добавлял, накладывал…
Кулинары из таежных шорцев, не в обиду им сказано, самые примитивные: мясо отварят, толкунец из муки сделают, чаю напьются. С пряностями они не знакомы, уксус тоже для них проблема, томат и изюм — тем более. Они причмокивали, восторженно покачивали головами, хлопали себя по груди в области сердца, отдавая тем самым дань моему искусству, и с завидным аппетитом съели все, что я наготовил, вышли предовольные из-за стола, поклонились чуть ли не в пояс.
— Ай, спасибо! Такой раз в жизни кушал. Ай, спасибо!
Глухонемой Николай растягивал губы в улыбке и прикладывал руку к сердцу. Шалтреков подсел к ребятам и стал рассказывать про упавшего с горы мишку, оснащая рассказ новыми деталями и совершенно не замечая, что голодный Кузьма вот-вот упадет в обморок. У меня самого спазмы сжимали пустой желудок.
Частично дело можно было поправить — томат у меня еще оставался. Но возиться с хариусом было некогда, а в бумажном кулечке не осталось ни изюминки.
Я распалил костер и стал варить суп. А после супа будет чай с шалтрековским медом. В конце концов, и это не так уж плохо. Жаль только, что Виктор Оладышкин вышел из этой битвы непобежденным.
Глава одиннадцатая, в которой выплывает на свет пистолет кота Базилио
— Позагорать, что ли… — лениво сказал Кузьма, вставая и потягиваясь после завтрака. Он утверждал, что не столько пользы дает сам загар, сколько соприкосновение голого тела с матушкой-землей. Дескать, при этом человек освобождается от избытков электричества, отрицательно действующего на нервную систему.
Я поддержал Кузьму. Что греха таить — люблю поваляться на песочке. Не с утра до вечера, конечно, а часочек-два под утренним, нежарким еще солнышком, насыщенным самым настоящим ультрафиолетом, — великолепно!
А Валера загорать не любил. Он вообще никогда не открывал солнцу даже спину. Несмотря на мощное телосложение, у него была удивительно нежная и белая кожа. Он берег ее от волдырей.
Валера решил податься на ручеек, открытый на днях таймешатниками в полутора километрах от лагеря, И стал искать попутчика. Я, вспомнив происшествие на Кылзаге, отказался наотрез. Тогда Валера стал уламывать Игната. Игнат долго колебался, испытующе взглядывал на Валеру и согласился только тогда, когда Валера дал ему «железное» слово, что не будет зря шарашиться, рассказывать о своих победах на спортивных аренах, а также стрелять во что попало и куда попало.
Они взяли с собой все вооружение, боеприпасы и подались вверх по Мрассу. Дошли до ручейка, огляделись, место было нехоженое, дикое. Неширокий ручей сбегал в Мрассу, продравшись сквозь нагромождения камней, поваленные ветром деревья и сплетенные заросли тальника и кустарников.
Идти по ручью было нелегко и жутковато. Корни вывороченных деревьев с повисшими на них лохмотьями почерневшего мха походили на сказочных страшилищ. Ручей ворчал на них и тут же убегал в сторону, то пропадая в изломах русла, то вновь посверкивая чешуйчатой от ряби спиной.
Валера на всякий случай вынул из-за пояса пистолет кота Базилио.
Пистолет этот приобрел Игнат у знакомого артиста местной оперетты. Артист, член общества охотников и рыболовов, сам сделал его из обрезка ствола старой берданы и стрелял по ходу действия на сцене холостыми зарядами. Тогда еще не так строго относились к хранению огнестрельного оружия, как сейчас. Выстрелы производили впечатление. Зрители вздрагивали, партнеры падали, и, говорят, их потом приводили в чувство только при помощи нашатырного спирта.
В конце концов, партнеры взбунтовались. Они подали коллективное заявление в местком и пожарную команду. Пистолету грозила конфискация. Тут-то и подвернулся Игнат, из всех видов театрального искусства более всего обожающий оперетту, знающий всех актеров наперечет и потому получивший возможность бывать изредка за кулисами.
— А дробью из него можно?
— Да хоть чем, — невозмутимо ответствовал опереточный герой-любовник. — Я с ним запросто на медведя ходил.
— Убил?
— Не попался, к сожалению. А то бы р-раз — и в самое сердце.
Кузьма от пистолета пришел в ребячий восторг. Правда, выстрелить из него первым не решился. Игнат сослался на то, что вообще не любит стрелять, а пистолет приобрел только из любви ко всякого рода техническим новшествам. Инициативу взял на себя Валера. Он прицелился в консервную банку, поставленную на пень в десяти метрах. Игнат и Кузьма на всякий случай попрятались за толстые деревья. Виктор Оладышкин лег на землю и зажал ладонями уши.
Валера спустил курок. Выстрел был оглушительный. Дым окутал поляну. Банка из-под сгущенного молока стояла на прежнем месте, хотя патрон заряжали мелкой дробью.
— Это не оружие, — возмутился Валера. — Это пистолет кота Базилио.
Кузьма вышел из-за укрытия и весело рассмеялся.
Валера решил, однако, добиться своего. Ведь недаром он когда-то чуть-чуть не стал кандидатом в мастера по стрельбе лежа из мелкокалиберной винтовки. Он расстрелял десятка полтора патронов и выяснил, что если взять на метр ниже и на полметра влево или вправо, то одна из дробинок наверняка попадет в цель.
