Михаил Жванецкий - Собрание произведений. Шестидесятые. Том 1

ние. В принципе. Как мы сейчас выдвинулись, вы сами

знаете. Как поем, как играем в шахматы, как ходим, гу-

ляем всюду. Это раньше считалось, что главные из

нас — представители мужского пола. Они постепенно

съехали на нет. Все, что они могут, это усы, походка

и страстный вид. Ну и, конечно, в марте громко кричат

друг на друга, хотя до драки не доходит. Мы считали,

что из-за нас кричат, а оказалось, что какие-то старые

счеты. Мы к ним привыкли. Он вечером ушел, утром

пришел, весь в краске от крыш. Мы это понимаем. Мы

не препятствуем. Умные мы очень. Хотя это только

в последнее время начали показывать. Жить не с умом,

жить будешь не с красотой. Жить будешь с характе-

ром. А характер у нас есть. Ну отвори потихоньку ка-

литку, совсем выйти нельзя. Закрывают. Домашняя,

домашняя — это только кажется. Мы очень независи-

мые. Я не понимаю, как можно выходить по звонку

и входить по гудку, стоять по свистку. Переходить до-

рогу по чертежам. Пусть нас давят, пусть мы гибнем.

Мы будем переходить, где мы хотим, и делать, что мы

хотим. А откуда я сейчас пришла, знает только Бог,

и то если он есть, в чем я сомневаюсь из-за его ошибок.

А я помнила, где была, но тут же забыла. Видели:

в темноте у дороги глаза блестят? Отчего блестят? От

слез блестят? От радости блестят? От огня блестят!

Огонь горит изнутри. А снаружи спокойная. Мягкая.

Лежит. Погладить хочется. Не торопись. Узнай, хочет

она, чтобы именно ты ее погладил? Может, она хочет,

чтобы ее погладили, но именно ты — нет! Именно ты

чтоб ушел. А для того чтобы это был именно тот, кого

я хочу, у меня есть зубы, когти и глаза. И сердце, отку-

да огонь поднимается и через глаза выходит, если рес-

ницами не прикрою. Тебе нравится, как я хожу? Сиди

там, смотри. Нравлюсь — говори. Я красавица. Но ес-

ли ты боишься подойти, потому что я красавица, ты —

идиот. Ты подойди, а я сама решу. И смотри на меня.

Ты мне не нравишься, но смотри. Не будешь смот-

реть — я умру. Не страдай, что я тебя не люблю. Тот,

кого я люблю, страдает больше тебя. Не обижайся.

Я с тобой, но не твоя. Я сказала, что твоя, чтобы ты не

переживал, в животное не превратился. Я ничья. Я жи-

ву у тебя. Как ты можешь сказать «она моя»? Ты же

в глаза смотришь и ничего там не видишь, ты уши по-

ставил — и ничего не слышишь. Я у тебя. Может, все-

гда. Может, уйду завтра. Невыносимо тебе это. Терпи,

если любишь. Выгонишь раньше — значит, раньше вы-

гонишь того, кого любишь. Если сама уйду — дольше

будешь с тем, кого любишь. А если любишь, так и уй-

ти дашь. Не держи за хвост. Хвост оставлю… Люби, ес-

ли можешь, только дышать дай. Ты же знаешь, что для

меня хуже твоей любви ничего нет. Отвори потихонь-

ку, дай выйду к черту на мороз.

Страшно быстрая. Страшно быстро откуда-то

прилетела и страшно быстро куда-то побежала.

Такая насекомая.

Сама небольшая, рябенькая, ножки, как волоски.

Где там мышцы-то? Но помчалась будь здоров.

Я за папку.

Она под папку.

Я за обложку, она между страницами.

С усами и лапами.

А вид довоенного истребителя, присевшего на

хвост.

Помчалась между страниц, все перелистала, может,

все и прочла с ее-то скоростью.

Папку поднял, она уже мчится в другую стопку бу-

маг, все подсунутые мной карандаши обегает, ныряет

в пачку, промчалась по всем страницам, выскочила та-

кая жутко быстрая насекомая, разогналась еще быст-

рей и страшно быстро улетела.

А чего ей задерживаться?

Тексты все были старые.

Я бы тоже улетел.

Встретились два таракана. Один из них был интел-

лигентом, а второй просто спросил:

—  Как вы относитесь к большому спорту?

—  Большой спорт прекрасен. Прекрасно желание

побеждать любого, колоть, забивать. И нет большей ра-

дости, чем убедиться, что другой сломлен. Я это пони-

маю, но это не для меня. Шахмат я боюсь, потому что

там обязательно унижают другого. Ему доказывают,

что он слабее, и просят не раздражаться. Видимо, это

прекрасно, но не для меня.

И они поползли дальше, преодолевая водопровод-

ную трубу.

— И, вы знаете, я любуюсь лицами чемпионов, хотя

они получаются несколько мрачноваты. По мне, пусть не

такие уж чемпионы, пусть подобрее и из дам — повеселее

и. простите, поженственнее. Чтоб не такая тяга преодоле-

вать себя и партнера, она же когда-нибудь станет женой.

Они остановились у газовой колонки. Вокруг раз-

ливалась приятная теплота.

— Я не против карьеры даже в спорте. Но спорт ради

карьеры?.. Простите. Приятно увидеться и поговорить

с Мохаммедом Али, но жить под его руководством?!

В это время вспыхнул свет. Они помчались. Один

успел нырнуть в щель.

— Куда же вы, а я?..

—Не сочтите предательством, вас опрыскали.

Может быть, большой спорт — это плохо. Но элемен-

тарная физическая подготовка… Особенно для ин-

теллигенции…

Я вам хочу рассказать историю про попугая. У од-

ного знаменитого профессора украли все. Обокрали

в общем. В том числе украли и этого самого… ну… попу-

гая. Да… Он заявил в милицию. Милиция искала…

И вдруг попала на малину, где было много из вещей,

в том числе и клетка с этим… самым… ну…

— Попугаем.

— Да!.. Но вещи нашли, а этот, ну в клетке…

— Попугай.

— Да. Он совершенно жутко… ну…

— Летал?

— Нет.

— Кричал?

— Нет… Выражался… Ну… он там наслушался.

И профессор вещи обратно принял, а отказался взять

этого самого…

— Попугая?

— Да, магазин тоже принять отказался, там дети по-

сещают. Домой все взять отказались, и милиция знаете

что сделала… Ну…

— Застрелила?

— Нет.

— Съела?

— Нет… Ну, выпустила… И теперь сверху над горо-

дом время от времени с неба несется мат… На весь…

Ну… город и на все начальство… конкретно, с фамилия-

ми… участками… к матери там и на… ну… Посланные

истребители вернулись ни с чем. Вот… А потом слыша-

ли: «Пролетая над Череповцом, посылаю всех к такой-

то матери…»

И что самое страшное, ему — только пятьдесят лет!

Давайте копать!

Все мне говорят, не ищите легкую жизнь, но никто

не объясняет, почему я должен искать тяжелую?!

У каждого свое увлечение. Один марки коллекциони-

рует, другой — монеты старинные. А я хочу современ-

ные. У меня свое. Хочет человек иметь много денег.

Это же не преступление, это увлечение. Так ведь сей-

час все зажали. У академиков мне оклад как раз нра-

вится, но это труды какие-то надо иметь, искрить,

в дыму сидеть, червей скрещивать. Как у них там: сна-

чала — кандидат, потом — доцент, потом — профессор.

Пока тебе дадут этот оклад — позеленеешь. Им всем по

сто лет. Абсурд!

Государственная премия сравнительно неплохая,

если так вдруг сразу получить. Но тоже всю идею ис-

портили. Открытия какие-то надо сделать. Причем

я бы сделал, не жалко, но как? Где? В какой области?

Поподробнее давай! Может, месторождения какие от-

крыть? Скажи, куда ехать. По карте, к сожалению, не

могу, не ориентируюсь. Укажи транспорт, местность,

там уже, в конце концов, пацаны покажут. Если алма-

зы, тоже могу на жилу попасть, золото промою, если

блестит. А они не говорят, где искать, сами, мол, копай-

тесь. Ну я за город выехал на трамвае, немного поко-

пал. Дождь пошел, а я в костюме. Миску набрал, под

краном перемывал. Ни черта. Засорил водопровод.

Открытия тоже могу сделать. Что значит фунда-

ментальные? Какие могу, во-первых, а во-вторых, да-

вай поподробнее, поподробнее давай. Что-нибудь из

химии? Что-то куда-то накапать? Скажи, что куда.

У меня посуда кое-какая есть. Ты же дай человеку зара-

ботать.

Песню предлагали писать для радио — первая пре-

мия пятьсот рублей. Ну, пятьсот так пятьсот — тоже не

валяются. Я сел за этот, за стол. Долго так сидел. Часа

два. Напевчик намурлыкал. Словами так отобразил.

И там подвох. Ноты, оказывается, надо знать. Я им по-

звонил по телефону. Напел в трубу. Скандал вышел. Де-

вушка молодая, еще слабая. Она упала, что ли. А трубку

не могут у нее из рук. Я-то пою… Голос у меня — сам

знаешь, но пятьсот рублей — дозарезу. А тут — очередь.

А я в автомате пою и прошу, чтоб записали. Конфликт-