Джозеф Хеллер - Поправка-22

А при первом разговоре они говорили о Снарке.

— Я и не знал, что у нас в меню почти нет чернослива, — признался Мило Миндербиндер Йоссариану, притащившись к нему в палатку, чтобы познакомиться с ним и прочитать записку доктора Дейники. — У меня еще не было времени как следует осмотреться. Но я обязательно обсужу этот вопрос с моим шеф-поваром.

— С каким таким шеф-поваром? — остро глянув на него, спросил Йоссариан. — Нету у нас в столовой шеф-повара.

— Да это я про капрала Снарка, — виновато отводя взгляд, сказал Мило Миндербиндер. — Он у нас единственный повар, а значит, он и шеф, хотя на самом-то деле мне хочется перевести его в административный отдел. Он, по-моему, слишком творчески относится к своему делу. Ему кажется, что стряпня — это искусство, и он все время разглагольствует про насилие над его талантами. А зачем нам их насиловать? Вы, кстати, не знаете, за что его разжаловали и почему он до сих пор капрал?

— Знаю, — сказал Йоссариан. — Он отравил всю эскадрилью.

— Он… что? — опять побледнев, переспросил Мило Миндербиндер.

— Да намешал в сладкий картофель солдатского мыла, — объяснил Йоссариан. — Решил однажды доказать, что у людей нет вкуса и что они, вроде филистимлян, не способны отличить хорошее от плохого. Он всех здесь чуть не уморил. Даже боевые вылеты были отменены.

— Хорош, нечего сказать! — с осуждением поджав губы, воскликнул Мило Миндербиндер. — Ну а потом-то он хоть понял, что не прав?

— Наоборот, — сказал Йоссариан, — он понял, что абсолютно прав. Мы за обе щеки уплетали его стряпню и требовали добавки. Нам всем было потом очень худо, но жрали мы с наслаждением.

— Значит, его обязательно надо перевести в административный отдел, — дернув, словно испуганный заяц, невезучими усами, проговорил Мило Миндербиндер. — Я не могу допустить, чтоб такое повторилось при мне. Я, видите ли, хочу сделать нашу столовую образцовой, — доверительно и серьезно сообщил он. — Это ведь вполне достойная цель, правда? А если у начальника офицерской столовой нет такой цели, ему лучше отказаться от этого поста. Вы согласны?

Йоссариан недоверчиво окинул собеседника пытливым взглядом, но увидел перед собой открытое и простодушное лицо человека, явно неспособного к обману или коварству, — это было по-своему честное и правдивое лицо с чуть косящими глазами, черными бровями, рыжеватой шевелюрой и невезучими бурыми усами. Мило Миндербиндер беспрестанно пошмыгивал резко свернутым набок носом, который был всегда направлен, тонкий и необычайно длинный, в противоположную взгляду сторону. Этот по-своему цельный облик соответствовал характеру Мило, решительно не способного нарушить своих устоявшихся нравственных принципов, как не способен человек по собственной прихоти превратиться в осклизлую жабу. Основываясь на своих принципах, Мило Миндербиндер считал, к примеру, грехом запрашивать в сделках меньше, чем можно сорвать. Его часто обуревали приступы нравственного негодования, и он бурно вознегодовал, узнав от Йоссариана, что за ним охотится обэпэшник.

— Да не в тебе тут вовсе дело, — успокоительно сказал ему Йоссариан. — Он охотится за цензором из госпитальных пациентов, который расписывается на досмотренных письмах как Вашингтон Ирвинг.

— Я никогда нигде не расписывался как Вашингтон Ирвинг.

— Вот именно.

— Так это просто уловка! Они хотят заставить меня признаться в махинациях на черном рынке. — Мило Миндербиндер со злостью дернул себя за всклокоченный бурый ус. — Ненавижу таких молодчиков! Всегда они травят людей вроде нас. Почему б им не прижучить Уинтергрина, если уж у них так чешутся руки творить добро? Он плюет на все инструкции и вечно сбивает мне цены.

Мило Миндербиндер никак не мог ровно подстричь свои невезучие усы. Поэтому-то они и были у него невезучие — вроде глаз, которые никогда не глядели в одно и то же время на один и тот же предмет. Вообще-то Мило видел куда больше других, но очень своеобычно. Его здорово испугал обэпэшник, зато приказ полковника Кошкарта о повышении нормы боевых вылетов до пятидесяти пяти он воспринял со спокойным мужеством.

— Ничего не поделаешь — война, — сказал он. — У нас нет права жаловаться на тяготы жизни. Если полковник считает, что пятьдесят пять вылетов — наш долг, мы должны его выполнить.

— Никому я ничего не должен, — твердо объявил Йоссариан. — Мне обязательно нужно увидеться с майором Майором.

— Как же ты с ним увидишься? Его никто никогда не видит.

— Значит, придется мне залечь в госпиталь.

— Ты ж вернулся из госпиталя всего десять дней назад, — с упреком напомнил ему Мило Миндербиндер. — Разве это дело — удирать в госпиталь, когда тебе что-нибудь не нравится? Нет, Йоссариан, лучше уж честно отлетать положенное. Ведь это наш долг.

Чуткая совесть не позволила Мило позаимствовать пакет фиников из запасов столовой, когда он хотел обменять их на украденную у Маквота простыню в день знакомства с Йоссарианом, потому что вся вверенная ему провизия была свято казенной.

— Зато я могу занять немного фиников у вас, — сказал он тогда Йоссариану, — ведь они законно выданы вам по предписанию врача. Вы вольны распоряжаться ими как вам заблагорассудится — например, выгодно продавать их, а не раздавать. Хотите, будем торговать вместе?

— Да нет, спасибо.

— Тогда дайте мне пакет фиников взаймы, — не настаивая на совместной торговле, сказал Мило. — Я отдам. Честное слово, отдам, даже с процентами.

Мило Миндербиндер пунктуально сдержал свое слово. Вернувшись под вечер с улыбчивым жуликом-сластеной, который украл у Маквота желтую простыню, он вручил Йоссариану пакет фиников, обещанный жулику, и четверть Маквотовой простыни. Четверть простыни принадлежала теперь Йоссариану. Он заработал ее — хотя и не понял, каким образом, — когда мирно спал после обеда у себя в палатке. Маквот тоже не понял.

— Это еще что? — воскликнул он, остолбенело глядя на половину своей простыни.

— Это половина простыни, которую украли сегодня утром из вашей палатки, — объяснил ему Мило Миндербиндер. — Могу поспорить, что вы об этом даже и не знали.

— А кому, интересно, понадобилось красть полпростыни? — спросил Йоссариан.

— Да вы не поняли, — засуетился Мило. — Он украл всю простыню, и я выменял ее на пакет фиников, который вы вложили в дело. И теперь на вашу долю приходится четверть простыни. Это значительная прибыль, тем более что вы и финики получили обратно. А вам, — обратился Мило Миндербиндер к Маквоту, — полагается половина простыни, как бывшему владельцу целой, и я не понимаю, на что вы жалуетесь, ведь, если б мы с Йоссарианом не позаботились в этом деле о ваших интересах, вы и вовсе ничего бы не получили.

— Да я не жалуюсь, — отозвался Маквот. — Я просто не могу сообразить, что мне делать с половиной простыни.

— О, с ней много кой-чего можно сделать, — заверил его Мило Миндербиндер. — Четверть простыни я выделил в уплату за мою инициативу, находчивость и работу. Не для собственного обогащения, а на торговую фирму. Вот и вы могли бы вложить половину вашей простыни в торговую фирму. На ее дальнейшее расширение.

— Какую еще торговую фирму?

— Торговую фирму, которую я собираюсь учредить, чтобы обеспечивать вас всех достойным питанием.

— Вы хотите учредить торговую фирму?

— Совершенно верно. Или, еще вернее, не торговую фирму, а торжище. Вы знаете, что такое торжище?

— Это место, где покупают?

— И продают, — поправил его Мило Миндербиндер.

— И продают, — послушно повторил Маквот.

— Я всю жизнь мечтал о хорошем торжище. Торжище открывает перед человеком величайшие возможности. Но его нужно с чего-то начать.

— Вам нужно торжище?

— Торжище нужно всем, — сказал Мило Миндербиндер, — чтобы каждый получал свою долю.

Разговор пошел о предпринимательстве, и Йоссариан почти перестал его понимать, потому что почти ничего не понимал в предпринимательстве.

— Давайте я вам снова все объясню, — утомленно и с легким раздражением проговорил Мило Миндербиндер. — Мне было известно, что финики ему нужнее, чем простыня. — Мило ткнул большим пальцем в сторону жулика-сластены, который по-прежнему стоял с ним рядом и улыбался. — Но английского он не знает, а я вел дело на английском…

— Да его бы просто треснуть за воровство по башке, отобрать простыню, вот и все дело, — сказал Йоссариан.

— Это было бы насилие, — с достоинством поджав губы, отверг такой выход Мило Миндербиндер. — Насилие, как и воровство, — это зло, а от удвоенного зла добра не жди. Мой метод гораздо лучше. Когда я протянул ему финики и потянулся за простыней, он, возможно, подумал, что ему предлагают сделку.

— А что вы предлагали?

— Сделку и предлагал, да английского-то он не знает и доказать ничего не сможет.