Дмитрий Быков - Статьи из газеты «Труд»

Ленин, может, был не очень продвинутым философом, но стратег он был первоклассный. И четко сказал: ни одна стачка не будет иметь успеха, покамест ограничивается экономическими требованиями. Эффективна в России может быть только политическая борьба, потому что только ее власть по-настоящему боится. Если встанут 10 конвейеров, 20 предприятий, это никого не испугает и не убедит. Но если хоть на одном этом предприятии будет высказано даже самое скромное политическое требование, то это вызовет со стороны властей серьезный репрессивный ответ, как в Польше. А репрессии — главный стимул для революционной ситуации. И в этом смысле те, кто сейчас — еще до всяких политических выступлений — хватает активистов «Единства», поступают недальновидно.

Все это, скорее всего, кончится ничем именно из-за отсутствия лидеров, которые бы по-настоящему хотели перемен. И это лишний раз доказывает, что российская история циклична: в нужный момент для пожара достаточно искры, а в иной период и цистерны бензина не хватит. Но если сегодня в Тольятти найдется трое принципиальных людей, «Единство» сможет стать «Солидарностью».

№ 636, 2 августа 2007 года

Бросок на дно

История с российским погружением на Северном полюсе чем-то напоминает марш наших десантников на Приштину в 1999 году при вводе в Сербию международного миротворческого контингента. Большого стратегического смысла в том марш-броске не было, но самоуважение наше он поднял колоссально.

Нечто подобное случилось и в Арктике: два наших батискафа спустились на глубину соответственно 4.261 и 4.302 метра и установили там российский титановый флаг, попутно взяв пробы грунта на предмет идентификации Северного полюса в качестве российской территории. Дело в том, что он может оказаться на территории нашего континентального шельфа, а именно — хребта Ломоносова.

Россия известна нелюбовью к рутинной, повседневной и дотошной работе, но хороша для разовых подвигов, поражающих человечество и входящих в легенду. Поэтому, возможно, наша жизнь не особенно комфортна, зато история полна всякого рода марш-бросков — то в космос, то на дно морское, то к вершинам нанотехнологий. Если завтра нефть обнаружится на Марсе, наши космолеты будут там первыми — вне зависимости от того, платят ли пенсии в русской провинции. Мелочи нас никогда не останавливали, и в этом есть резон: пенсий не будут платить и так, и лучше уж быть космической и океанской сверхдержавой с неплаченными пенсиями, нежели частью третьего мира с той же особенностью. Российский опыт показывает, что деньги, сэкономленные на отказе от амбициозных и бессмысленных подвигов, так и так не доходят до населения, потому что разворовываются; так уж лучше космос штурмовать и глубины флажковывать, нежели строить еще десяток дач на Лазурном Берегу.

Вскоре мы наверняка станем свидетелями нескольких столь же красивых и столь же бессмысленных марш-бросков — преимущественно с участием парламентариев. Чилингаров, хочу напомнить, единоросс — из самых заметных. Не говорю здесь о его полярнических заслугах — они бесспорны, но его агрессивно-гордый патриотизм самого подобострастного толка, громокипящий, не допускающий возражений, хорошо запомнился еще по олимпийскому скандалу 2002 года, когда дисквалифицировали наших лыжниц. Чилингаров наверняка не остановится на посещении полярного дна: расстановка флагов — дело трудоемкое, но, в сущности, нехитрое.

Такими бессмысленными (ибо смысла во внутренней политике России давно уже не просматривается), но эффектными, абстрактно-агрессивными, самодовольно-гордыми акциями мы и будем теперь заниматься — расставлять флаги и прочие метки на том, что либо принадлежит другим, либо не нужно никому. Нам не дадут решать судьбы мира — по крайней мере до тех пор, пока они опять не окажутся на волоске, как во время второй мировой: в таких ситуациях именно Россия остается последним шансом человечества и с присущей ей радикальной отвагой совершает требуемый подвиг. В стабильном мире нам обычно отводят третьи роли, и изменить это положение мы не в силах, ибо для изменений требуется как раз ненавистная нам рутинная работа с соблюдением скучных правил.

№ 640, 9 августа 2007 года

Вещные ценности

Старший сын Аугусто Пиночета выставил на продажу 20 костюмов отца в ценовом диапазоне от двух до сорока тысяч долларов (и в возрастном — от двух до сорока лет: самый старый пошит в конце 1960-х, еще до чилийского переворота, а последний Пиночет примерил накануне смерти, и его донашивал сын). Распродажа устроена в магазинчике на окраине Сантьяго и ажиотажа не вызывает.

Сколько бы отдельные наши либералы ни повторяли, что Пиночет уничтожил пять тысяч человек ради экономического процветания десяти миллионов, сколько бы ни спорили юристы и историки о подсудности его действий, сама мысль о том, что на плечах у тебя пиджак диктатора, не греет. Есть у человека нормальная физиологическая брезгливость: костюм телезвезды еще можно надеть, даже пропотевший и потертый. Можно почувствовать себя Элвисом Пресли или Мадонной. Но вот ощущать себя Пиночетом люди не хотят. Одно дело — одобрять уничтожение пяти тысяч человек и законно избранного президента ради борьбы с коммунистической заразой. И совсем другое — примерять этот подвиг на себя. Вряд ли кому-то остро захотелось бы носить кепку Ленина или посасывать трубку Сталина.

Но у нас ничего подобного не было и никогда не будет. Почему? Самый простой ответ: потому, что родственники диктаторов (и просто властителей) у нас никогда не будут испытывать материальной нужды. Даже Галина Брежнева не смогла пропиться до нищеты. Меж тем старший сын Пиночета вынужден распродать отцовский гардероб именно потому, что личные пиночетовские счета до сих пор арестованы и весь его капитал, составляющий около 27 миллионов долларов, семье недоступен. У нас сроду не арестовывали имущество бывших вождей, не считая Берии, но ведь советские вожди не наживали и таких состояний. Даже брежневский клан, при всем пресловутом мздоимстве, сильно уступал Пиночету по части личного обогащения. И зачем было хапать людям, в чьем распоряжении и так была вся страна? Что до вождей постсоветских, не думаю, что их родственники когда-либо услышат запах нищеты.

Россия любит втаптывать в грязь свое прошлое, но даже плохих властителей обожествляет; единственное, чего она не прощает, — слабость, и потому Николай II со всей семьей пал от рук собственных подданных. А Ивана Грозного и Петра Первого почитали даже в советское время. То есть царь вполне мог быть хорошим даже и с марксистской точки зрения. Бояре, дворяне, клика царедворцев, светская чернь, даже и рядовая интеллигенция — этих могли проклинать, ненавидеть и всячески ущемлять в правах, но сам властитель сакрален, освящен традицией. Это отчетливее всего видно на примере Сталина: вокруг, конечно, была кровавая свора и ужасный культ, и каждому из сталинских палачей давно воздано по заслугам — не в жизни, так в памяти потомства. А о самом спорят до сих пор, и большинство сходится на том, что все он делал правильно.

Правитель всегда немного бог, и распродавать его костюмы — прямое кощунство. Хотя шинель неистового Виссарионовича, китель или трубка на любом мировом аукционе ушли бы за миллионы. Но нельзя: ведь это история нашей страны. Даже ботинок Хрущева. Даже ручка, которой Ельцин подписывал первые указы в свободной России. Если один молодой человек из «Наших» до сих пор бережет маечку с автографом Путина, как святыню, что уж говорить о футболке самого Путина, если она достанется кому-нибудь из вернейших! Продать такую вещь — все равно что продать Родину…

Впрочем, у нас это немыслимо еще и потому, что во всем мире футболка с автографом президента — обычный сувенир. А у нас — охранная грамота и ключ от любых дверей. Так будет и после 2008 года — попомните мое слово.

№ 645, 16 августа 2007 года

Беспутчность

В августе 1991-го у нас случился ГКЧП. Путч! Минуло 16 лет…

В современной России не может быть ни путча, ни защитника свободы на танке, ни восторженной толпы под этим танком, ни поэта Евтушенко, читающего стихи про раненого лебедя свободы. Все намерения устроить у нас госпереворот под прикрытием массовки и назвать весь этот кордебалет бархатной революцией, кажется, рухнули.

Больше того, сегодня в России нет ни одного последовательного борца с властью, потому что у власти и так ничего не получится. У нас нет ни искренних патриотов, ни столь же искренних ненавистников Отечества. Ни государственников, ни анархистов. Идеи работают там, где в них верит большинство. Где слова не пустой звук. А в России в слова и идеи верит процентов пять населения, а остальные живут и действуют ровно так же, как и при Петре, и Иване, и неведомом истории царе Горохе.