Елена Павлова - Укротители лимфоцитов и другие неофициальные лица
“Да, послушал, называется, музычки”, – говорил Доктор К., брезгливо прохаживаясь напротив своего кабинета, в который наотрез отказался заходить до тех пор, пока докторанты не поклялись на крови, что вылизали от меломерзости всю машину, вернули на место “Металлику”, Игги Попа, Баха и прочих и продезинфицировали корзину.
Обдумывая план мести, Доктор К. решил воспользоваться всеми грязными приемами своего достопочтенного коллеги сразу: он тоже проник на территорию противника, он тоже бил по самому больному месту. Его действия основывались на двух простеньких и, казалось бы, не связанных между собой фактах. Факт первый: микробиологи, наварив питательных сред, которые представляют собой желе, разлитое по чашкам Петри, хранят их в холодильнике, расходуя запас по мере надобности. Когда чашки засевают микробами, их выставляют на ночь рядами по двенадцать штук на столе у батареи – потому что чашек много, термостатов на всех не напасешься, а микробам, чтобы расти, нужно тепло. Факт второй: Доктор С., как уже говорилось, англофил, причем оголтелый. Он прожил в Англии десять с половиной лет (рассказывая об этом всем желающим, он никогда не забывает про половину) и прекрасно говорит по-английски, более того, его коробит малейшая неточность в формах английских глаголов, он морщится, услышав чешский, русский или, боже упаси, американский акцент в речи собеседника, он через слово вставляет англицизмы или просто англоподобные конструкции, нарушая журчание чешских фраз.
И вот Доктор К. в течение недели, как только заканчивается каждый рабочий день, уводит у микробиологов по нескольку чистых чашек Петри с питательными средами и сначала забивает ими весь наш холодильник, потом колдует над ними и никого не подпускает к термостату. И наконец, в одно прекрасное утро он вытаскивает стопку своих чашек, относит их на вражескую территорию и все чашки на микробиологическом “культивационном” столе подменяет своими. А спустя час с наслаждением слушает вопли и ругательства, доносящиеся от соседей. Сбежавшиеся на шум в отделение микробиологии видят следующее: вокруг стола вкругаля мечется Доктор С., разом утративший всю свою вальяжность, и размахивает руками, а на столе ряды чашек Петри, в которых заботливо выращенная плесень складывается в кривые, но читабельные слова: Helow! Tzisiz Big brozer. I am wotching yu, men, rimemberrr zet!!! Задыхаясь от хохота, все разбегаются, когда Доктор С. начинает швырять чашки в корзину.
На следующий день уже Доктор К. мечется вокруг телефона и на чем свет стоит ругает изобретателей и-мейла, потому что телефон разрывается от звонков, а ящик завален письмами. И после короткого расследования выясняется, что кто-то из микробиологов случайно слышал уж не помню чью неумную фразу про гадание по геному. И натурально написал на одном из оживленных чешских девочковых форумов что-то вроде: “Девочки, мне тут по ДНК судьбу предсказали!!! Сбывается все!!! По работе уже повысили. Начальник заваливает цветами. Друзья подарили йоркшира. Жду принца на белом “Ленд Крузере” – обещали не позже четверга!!!” – и на возбужденные вопросы софорумниц, где водятся такие кудесники и раздают такие чудеса, в ответ даны все до единой координаты Доктора К. И Доктор К. сначала терпеливо втолковывает, что все ошибка, потом пытается не брать трубку, потом берет и грубит, а потом начинает объявлять всем желающим, что расплатой за гадание на геноме является скорая смерть: “Вот та, которая это написала, как раз сегодня утром и умерла. Да, скончалась лично у меня на руках и в страшных муках”.
– Ну, косяк технологии, – разводит он руками в ответ на робкие стоны ужасающихся, – ДНК – это же еще так слабо изученная область: гены, протеины, интерфероны, знаете ли, – сыплет он на головы легкомысленных принцессок замогильным голосом умные слова, и те соглашаются, что таки да, знают. – Но мы работаем над этим! – утешает их Доктор К. Вечером запись исчезает с форума.
Ночью Доктор К. меняет во вражеских микроскопах все лампочки с нормальных на красные, микробиологи растерянно и недоуменно смотрят утром в окуляры, видят странное, и только спустя сорок минут до них доходит, в чем дело. На следующий день у Доктора К. в качестве скринсейвера появляется бегущая строка “А Прохазка-то успел раньше!”, намекающая на историю полуторамесячной давности, когда пан Профессор Прохазка опередил Доктора К. с публикацией статьи.
Обстановка, очевидно, накалялась бы и дальше, но нас всех спас безвестный повар из институтской столовой – то ли суп его оказался густ, то ли кнедлик недопечен, но только в самый разгар войны Доктор С. однажды подавился на глазах у Доктора К., и Доктор К., движимый чувством долга, любовью к ближнему своему и смутными воспоминаниями о клятве Гиппократа, изо всех сил шлепнул Доктора С. по спине. Откашлявшись, Доктор С. сказал, утирая слезы:
– Благодарю вас, мне уже лучше!
– Вы знаете, а мне тоже! – с энтузиазмом откликнулся Доктор К., – Пойдемте-ка к нам пить кофе.
Это был первый и последний диалог между докторами за всю историю скоротечной войны. Далее последовало братание отделений за кофе, а еще далее Доктор К. заказал от щедрот душевных из своего гранта три упаковки больших пятидесятимиллилитровых пробирок для отделения микробиологии, договорившись с отделом доставки, что на каждой коробке они напишут красным маркером Helow! Tzis iz Big brozer. I am wotching yu, men, rimemberrr zet!!!
Веселый автобус
Если вы полагаете, что жизнь вообще и научная мысль в частности кипит, шипит и пенится исключительно в нашей лаборатории и прилегающих к ней окрестностях, то этот мой рассказ послужит безоговорочным доказательством обратного.
Немногие знают, что бегает по одному из районов Праги веселый автобус. Точнее, про автобус-то знают, отчего же не знать, он ведь в расписании указан под совершенно конкретным номером, но вот о том, что от станции метро “Будейовицка” до конечной своей остановки и в обратном направлении этот самый автобус превращается в веселый, знает от силы сотня человек плюс те редкие очумевшие пассажиры, которые однажды попадают в него случайно и больше стараются не попадать.
Маршрут этот заканчивается у грандиозного комплекса Микробиологического института Академии наук Чехии, а продолжается нашим институтом – экспериментальной и клинической медицины. В результате до метро в нем едет куча-мала ученых-естественников, и почти каждая поездка превращается в трогательную смесь научной конференции и посиделок старинных знакомых. Не далее как в пятницу мы с Доктором К. и Солнечным Л. ехали благословенным маршрутом к метро, и выглядело это так.
Доктор К., вступив в автобус, объявил:
– Коллеги, добрый вечер, можете не вставать, я еще не настолько стар, чтобы уступать мне место. Я со скромным изяществом постою в уголке. Но напоминаю, у меня отличная память на лица.
Бакалавры и магистры (а их в салоне человек шесть) поднимаются с мест и жестами приглашают нас сесть, докторанты и постдокторанты (их больше, чем студентов, потому что они все уже научились уходить с работы только после третьего пинка вахтера) улыбаются во весь рот и продолжают сидеть.
Вредный голос из передней части салона:
– Самый старый тут я. И я уже с комфортом сижу, а ты мне до сих пор докторанта не вернул.
– И не верну, – невозмутимо отзывается Доктор К., взгромождаясь на сиденье как на трон и приглашая нас с Л. последовать его примеру. – Он потерялся. Я его отправил в Голландию антителами заниматься, а он увлекся секвенированием микросателлитов, заметьте, даже не на шестой хромосоме. Вы воспитали предателя!
– Неправда! – возмущается вредный голос. – Докторант Грушек просто очень увлекающийся человек – однажды он у меня отпросился на три месяца в отпуск. Знаете зачем?
Автобус затаивает дыхание.
– Он увлекся квазарами! – торжествующе говорит голос из передней части салона. – И, пока не перелопатил всю литературу о них, на векторы и трансфекты смотреть не мог – говорил, тошнит.
Насмешливый голос откуда-то из середины:
– Что, в его микроскопе случайно отразилось звездное небо, как в колодце?
– В ученом должно быть благородное безумие, – заявляет Солнечный Л., – я, например, живописью увлекаюсь. Абстрактной.
– Я помню, – откликается скрипучий голос тоже откуда-то спереди. – Вы еще на гистологии таких уродов вместо клеток в тетради рисовали, что они мне снились по ночам, и только благородное сострадание к вашим родителям помешало мне на экзамене поставить вам неуд.
– Профессор Прохазка! – радуется Л. – Я так давно вас не видел! Как ваши дела?
– Скверно, – отзывается Профессор Прохазка (строго говоря, Л. и сейчас его не видит – профессор совсем маленького роста, особенно когда сидит). – Нынешние студенты рисуют еще хуже вас, а для того, чтобы выдавать свою бездарность за стиль, им не хватает вашего кругозора и вашего нахальства.
