Сергей Власов - Фестиваль
– Вах… Я больше не буду петь никогда.
– У тебя что – пропал голос?
– Нет, но я дал клятву.
Азамат глубокомысленно почесал бороду:
– Пусть тот человек, кому ты ее дал, если он не грязный и трусливый шакал, сейчас же вернет эту клятву тебе назад!
– Но его нет сейчас за столом. Он далеко.
– Это не слова джигита. А для чего на свете существует почта и междугородний телефон? Ты не забывай, твой дедушка проработал почтальоном целых пятьдесят два года.
Родственники Саши Чингизова одобрительно загудели, а сам он подумал, какой же он счастливый, что имеет такого внимательного, исключительно умного, отзывчивого, с чувством юмора, дядюшку.
– Тихо! – Громко рявкнув, Ловнеровская прислушалась. – Звонок…
Сидевший у двери Москалев моментально вскочил со стула и скрылся в прихожей.
– Кто бы это мог быть? – неестественно рассмеялась Ирина Львовна. – Все вроде бы уже на месте…
– Нет, не все!
– Я не верю своим глазам! Иван Григорьевич, проходите!
– Я не один, ничего?
Хозяйка издала звук, как будто собралась насильно вытолкнуть наружу только что съеденные продукты:
– Конечно, конечно…
Новоприбывшим по всем правилам налили штрафную, а Ваня Райлян попросил слова. Ситуация ему была не до конца понятна, и поэтому, следуя законам конспирации, он решил сказать что-нибудь из серии не совсем конкретного. Суперагент откашлялся:
– Однажды к некому падишаху, известному своими добрыми делами, пришел волшебник и в награду принес три бесценных дара. Он сказал ему: «Мой первый дар – это здоровье. Да будешь ты могуч и неподвластен болезням! Мой второй дар – это забвенье горестей и прошлых бед. Пусть они больше не отягощают твоей души! А третий мой дар – это дар интуиции. Пусть она всегда подсказывает тебе в жизни нужный ход!» Давайте же выпьем за то, чтобы три эти дара волшебник принес и нашим дорогим Ире и Саше.
– Откуда вы знаете, как меня зовут? – перебил Ваню певец Чингизов.
– Служба такая, – отшутился суперагент и продолжил: – Чтобы они всегда были здоровы, не помнили горестей и полагались на интуицию!
Пока Райлян говорил, Львовна с бокалом на весу изучала его приятеля.
Бледное интеллигентное лицо, глубоко посаженные, въедливые, с хитринкой серые глаза, высокий лоб и мягкие вкрадчивые манеры общения произвели на нее самое благожелательное впечатление.
– Какой умница… Сразу видно… – шепнула она на ухо подошедшей за указаниями сестре. – А как зовут, Иван Григорьевич, вашего товарища?
Товарищ ответил за себя сам:
– Володя. Владимир Владимирович.
– А чем вы занимаетесь? – у Ловнеровской было сверхчутье на важные и перспективные знакомства. – Если это, конечно, не секрет.
– Ну что вы. Какой секрет… – весело отозвался бледный интеллигент. – Я – журналист.
– Владимир Владимирович прямо после наших сегодняшних посиделок убывает в длительную зарубежную командировку. Он здесь проездом из Питера в Дрезден, – пояснил Ваня.
– Горько! – закричал в этот момент захмелевший Мондратьев и, окончательно все перепутав, полез целоваться к Галине Николаевне Замковец.
– Сережа, прекрати… – попыталась было урезонить литератора Галя – она всего лишь полчаса назад покрасила губы очень дорогой иностранной помадой и намеревалась проходить в ней до глубокого вечера. – Ты сегодня много себе позволяешь.
– Имею право… – Сергей Львович отстранился от Замковец и, механически мигая обоими глазами, уже выискивал среди собравшихся очередную жертву для поцелуя.
Администратору Коле стало плохо, и два бородатых человека за руки потащили его в ванную комнату.
– Под душ его. С головой… – посоветовала сопровождающим Колю людям хозяйка. – Какой слабый пошел народец…
Семен Абрамович Топоровский сидел себе спокойно за столом – ел, пил, с интересом рассматривал окружавших его людей, слушал монотонную речь своего бывшего пациента – милиционера Коли и чувствовал при этом полное удовлетворение как собой в частности, так и всей ситуацией в общем. Опустошив свою тарелку с салатами и закусками, он миролюбиво хмыкнул и, толкнув в бок локтем Николая, с игривостью в голосе негромко сказал:
– А что, уважаемый, не проверить ли нам некоторых собравшихся здесь людишек на предмет наличия каких-либо венерических заболеваний? Ведь наверняка что-нибудь обнаружим. Как твое мнение?
– Насчет льюиса серопозитивного полной уверенности нет, а уж разной другой гадости, типа гонореи, грибка или хламидиоза, будет обнаружено в избытке, – весело, со знанием предмета отозвался милиционер.
– Однако как ты подковался за время болезни…
– Так у кого лечился-то… У самого Топоровского.
Их разговор привлек внимание адвоката Розенбаума:
– А почему у вас рюмки пустые?
Николай, поблестев круглыми, как у Джона Леннона, очками, вежливо ответил:
– Да куда мне пить. Я ведь сюда приехал прямо из вытрезвителя.
– Серьезно? – искренне удивился адвокат. – Ну и как там? Менты по-прежнему зверствуют?
– Да нет. Не особо…
– А деньги? Ведь наверняка у вас пропали там какие-нибудь деньги?
– Ничего подобного. Ничего у меня не пропало.
Розенбаум отодвинул от себя подальше тарелку и, водрузив на стол локти, подпер ими свою голову с крайне недоверчивым взглядом:
– Так вас что – там даже не били?
– Нет.
– Да ладно, признайтесь. Ну, хоть разок-то по роже съездили? Я же понимаю, все это выглядит достаточно обидно. Меня однажды повязали на улице прямо вместе с женой.
– С чьей?
– Если бы с чужой, в том-то и дело, что со своей. Она мне что-то громко выговаривала в районе метро «Университет», а в это время в Лужниках начиналась то ли Универсиада, то ли Спартакиада. Короче, милиционеров на улицах вблизи Большой спортивной арены было больше, чем обычных граждан. Менты сделали ей грубое замечание, она их послала. Они ей пригрозили резиновой дубинкой, я, разумеется, заступился. В результате меня отвезли в мужской вытрезвитель, а ее – в единственный женский – на Плющиху. Когда через два часа я за ней туда приехал, она лежала вся в синяках, привязанная к деревянному топчану металлической колючей проволокой.
Врач Топоровский с сомнением закивал головой:
– Коллега, вы ничего не путаете? Колючую проволоку давно уже не применяют даже в столь специализированном учреждении, как у нас.
– Честное и благородное слово! – Адвокат занервничал. – Тогда я поехал на Петровку и написал заявление. В смысле, писала моя жена, но под мою диктовку.
– И что, был толк? – ехидным тоном поинтересовался милиционер Коля.
– Еще какой!
Голословные утверждения по поводу грубого обращения с гражданами со стороны органов правопорядка окончательно надоели Николаю:
– Послушайте, все то, о чем вы сейчас говорили, – полнейшая чушь! Вы можете доверять полностью моим словам хотя бы потому, что я сам работаю в вышеозначенном заведении.
– Кем? – ужаснулся адвокат.
– Обычным сержантом. Езжу на автомобиле «Спецмедслужба», собираю по городу пьяных.
– Так вы, извините, мент?
– Вот именно.
– В таком случае – пардон, я был не в курсе.
– Ничего, ничего… – поддержал смущенного Розенбаума Семен Абрамович Топоровский. – А скажите, вы давно не проверялись на предмет наличия у себя в организме какой-нибудь неприличной инфекции?
– А что?
– Что-то цвет лица мне ваш не нравится. Я советую вам в ближайшее же время сдать все необходимые анализы.
– А вы, простите, кто?
– Я заведую венерологическим отделением в научно-исследовательском институте, доктор медицинских наук.
У Розенбаума невольно вырвалось:
– Ничего себе соседство! Сержант из трезвака плюс доктор по нехорошим болезням.
– Болезни-то нормальные. Это их скрывать не только не прилично, но порой даже преступно.
– Что вы говорите… А скажите, с Ловнеровской вы давно знакомы? Я уже начинаю сомневаться в ее высоком моральном облике.
– Да нет, все нормально. Не волнуйтесь. Мы познакомились с ней только сегодня, нас пригласил на торжество ее большой друг – Клаус Гастарбайтер.
– Ну, а уж он-то наверняка побывал в числе ваших клиентов?
Топоровский нахмурился:
– А вот этого я не знаю. Хотите – поинтересуйтесь у него сами.
В момент особо активного общения присутствующих за столом друг с другом Сергей Сергеевич сделал мимолетный знак сидящей почти напротив девушке Лене и, тихонько выскользнув со своего места и умудрившись на ходу вытащить из огромной вазы самую красивую розу, вынырнул в коридор коммуналки. Появившейся следом Лене он вручил цветок и с важным видом произнес:
– Ну, привет, дорогая. Мы не виделись с тобой, кажется, целую вечность.
