Енё Рэйтё - Бабье лето медвежатника

– Прентин, – бесстрастно ответил начальник, пожимая плечами. – И не ори на меня, я тут ни при чем. На, читай!

Он протянул Пенкрофту печатное распоряжение:

«Бенджамину Вальтеру запрещено покидать Филиппин по железной дороге.

– И вы подчиняетесь этому дурацкому приказу?

– Не понимаю тебя… Да во всем городе не сыскать человека, который бы после такого распоряжения осмелился прогреть топку, поднять пары и дать сигнал к отправлению, зная, что в поезде сидишь ты!

– Ладно! Этого дела я так не оставлю!

Пенкрофт в ярости развернулся и ушел. Ничего, попробуем добраться на своих двоих! Он двинулся по направлению к шоссе, однако при выходе из города путь ему преградили пятеро всадников, поспешно выехавшие из-за деревьев.

– Ни шагу дальше! Прентин запретил тебе покидать город!

2

Выходит, он угодил в капкан. Но ведь Вальтер честно предупредил его, посоветовав держаться подальше от Филиппона. Как же теперь быть?… Из раздумий Пенкрофта вывел невесть откуда вынырнувший пожилой усатый толстяк в вызывающе ярком ковбойском наряде.

– Сынок… – негромко проговорил он. – Хочу, чтобы ты знал: все вышло по-твоему, храни тебя Господь! Все мы очень тебя жалеем.

– В чем дело? Эй, постойте! Куда же вы? – заорал Пенкрофт вне себя от злости, но толстяк уже скрылся за ближайшим домом.

Что все эти намеки означают? Ни у кого не допытаешься!

Пенкрофт решил пообедать в придорожной харчевне, где повар-китаец под ярким матерчатым навесом ловко управлялся чуть ли не с десятком сковородок. Когда он хотел расплатиться, китаец украдкой огляделся по сторонам и шепнул:

– Гостем будешь… Моя любить мистер Вальтер!

– Нужна мне твоя любовь!..

Пенкрофт швырнул деньги и ушел. До сих пор ему казалось, будто бы все его беды проистекают из того, что Бенджамина Вальтера здесь ненавидят и каждый норовит свести с ним счеты, кто ножом, кто ружьем… Теперь же стало ясно, что в Филиппоне его подстерегает куда более страшная опасность.

Здесь Вальтера любят, сочувствуют ему. И притом нигде и никогда еще Пенкрофт нутром не чуял столь удушающего запаха пороховой гари. Дания по сравнению с этим городом – парфюмерная фабрика. Здесь в наэлектризованном воздухе собираются грозовые тучи – предвестники мрачных событий.

Толстая старуха креолка, гадалка с огромными кольцами серег в ушах, попыхивала трубкой, примостившись на ступеньках у входа в храм. Она мягко коснулась одежды проходившего мимо Пенкрофта.

– Да пребудет с тобой Мадонна, сеньор… Не сомневайся, тебе уготовано место на небесах.

На небесах, когда у него столько дел здесь, на земле!..

Пенкрофт вознамерился было уединиться у себя в комнате. Он стремительно взбежал по ступеням, но на лестничной площадке перед ним вдруг возник старый лакей Штербинский.

– Упокой Господь вашу душу, мистер Вальтер.

Пришлось сделать глубокий вдох, чтобы сразу же на месте не порешить старикашку.

– С чего это все здесь решили заживо похоронить меня?! Что означают ваши жалостливые охи-вздохи?

– Что поделаешь, мистер Вальтер! У меня доброе сердце…

Ну ладно, добросердечный ты мой, выколочу я из тебя всю подноготную!

– Банни мне ни словом не намекнула, что вы в курсе дела! – попер Пенкрофт в наступление, понимая, что вызнать правду для него – вопрос жизни.

– О Господи!.. Госпожа Банни одна из тех, кому ровным счетом ничегошеньки не известно.

– А вам что известно?

Лакей опасливо оглянулся, затем вплотную приник к уху собеседника и прошептал:

– Все… – И прижал к губам палец. – Тс-с… Молчок…

И снова исчез, словно растворился. Неплохо бы узнать, как обращался к старику Штербинскому Бенджамин Вальтер в те поры, когда эти двое проворачивали свои темные делишки. Впрочем, гораздо важнее выяснить, кто этот всесильный Прентин.

Пенкрофт отворил дверь в свою комнату.

Навстречу ему из-под кровати выполз какой-то тип с безобразно вытянутым черепом и крючковатым носом. Усы щеточкой и козлиная бородка почему-то придавали ему сходство с кузнечиком. В руках незнакомец держал небольшую кожаную сумку.

– А вот и я, сын мой, – с ласковой улыбкой сообщил он. – Явился тайком и так же незаметно должен удалиться.

– Вот как?…

– Естественно. Взобрался по водосточной трубе и влез в окно. Что же ты, даже не хочешь со мной поздороваться?

– Как не хотеть… хочу! – нервно отозвался Пенкрофт.

Прямо-таки сцена из испанской народной комедии. Прилично одетый господин, с кожаной сумкой, взбирается по водосточной трубе и прячется под кроватью. Ситуация – обхохочешься, однако вид у гостя при этом унылый.

– Что ж… присаживайтесь! Располагайтесь как дома, – предложил Пенкрофт, решив, что этот незваный гость – чтоб ему пусто было! – инициативу в разговоре предоставляет ему.

– Грустно мне, Бенджамин.

– Я вижу. Хотите выпить?

– Нет, я по делу… И все же рад тебя видеть. – У посетителя был огромный кадык, который жил самостоятельной жизнью. Стоило незнакомцу заговорить, и кадык принимался судорожно метаться вверх-вниз, от подбородка к грудине, словно заключенный, стремящийся сломать преграду и вырваться на волю.

– М-да… – промычал Пенкрофт, досадливо потирая лоб. – Кто бы мог подумать, что через каких-то двенадцать лет тебя настолько может подвести память…

– Уж не хочешь ли ты сказать, будто не узнаешь меня?!

– Не надо преувеличивать! – увильнул Пенкрофт от прямого ответа. – Разве можно вас не узнать? Только ведь за такой срок все подробности путаются в голове. Где же… где же мы последний раз виделись?

Посетитель опешил.

– Двенадцать годков срок немалый, но все же недостаточный для того, чтобы забыть, кому ты обязан жизнью…

– Отец! – растроганно воскликнул Пенкрофт и распростер объятия.

– Это ты к чему? – испуганно попятился собеседник.

– У меня такое чувство… – растерянно пролепетал Пенкрофт, – будто я встретил родного отца! – завершил он фразу, при этом страстно желая отправить «отца» к праотцам.

– Жизнью ты обязан мне, что правда, то правда, – отвечал незнакомец, несколько смягчившись. – Но ты всегда был чужд патетике.

– Как вы верно заметили, годков прошло немало, однако по гроб жизни не забуду тот момент, когда вы спасли мне жизнь! – соловьем разливался Пенкрофт.

– Как же ты можешь помнить это?

– Вы уж простите меня, но… – пробормотал окончательно сбитый с толку Пенкрофт. – Но ежели тебе спасают жизнь, такое не забывается.

– Мне кажется, в моем случае это еще не повод для благодарности по гроб жизни. Просто во всей округе нет другого врача, кто бы мог присутствовать при появлении на свет новой жизни.

– Не стану вступать в пререкания, однако вам следовало бы учесть следующее. Вы способствовали появлению на свет многих и многих младенцев, но я-то всеми своими горестями-невзгодами обязан одному-единственному человеку – вам, доктор… доктор…

– Гонсалес. Вот уж не предполагал, что ты забудешь мое имя! Видишь ли, друг мой, тебе хорошо известно, что Прентин у нас царь и бог.

– Знаю я, кто такой Прентин! – самонадеянно брякнул Пенкрофт. – Поэтому в ваших разъяснениях не нуждаюсь. Собственно говоря, затем я и вернулся.

Здорово он отбрил этого любителя лазать по водосточным трубам!

– Хоть убей, не пойму, что ты хочешь этим сказать! Шутишь, наверное?

– Ну, вот что, старина! С тех пор как вы соизволили выпустить меня на белый свет – уж лучше бы вы этого не делали! – нервы у меня стали ни к черту. Так что примите к сведению – плевать я хотел на вашего Прентина!

– В таком случае всем нам придется умереть, – обреченно произнес доктор Гонсалес, и вытянутая башка его затряслась.

– Туда вам и дорога! – огрызнулся Пенкрофт, хотя в душе был сражен всемогуществом таинственного Прентина.

– Выходит, ты продался Вуперину?! – ошеломленно вымолвил доктор.

– Я бы попросил воздержаться от клеветнических высказываний! – парировал Пенкрофт. Похоже, он кое-чему научился, с трудом продираясь сквозь толщу незнакомого языка, полного намеков и экивоков. – Да я и в глаза не видел Вуперина, с тех пор как вернулся!

– Значит, он сам дал тебе знать? Хильдегард говорила, а она зря не скажет! – Доктор Гонсалес погрозил ему костлявым пальцем.

– Хильдегард для меня больше не существует. Думаю, эта бестия и довела Эрвина до могилы. – Пустив пробный шар, Пенкрофт выжидательно умолк. Может, на сей раз старик расколется?

Доктор помолчал, уставясь в пространство, и наконец удрученно кивнул.

– Произнести бы тебе эти слова лет пять назад!..

– Что вам от меня нужно? – обессилено сдался Пенкрофт.

Да-а, тесна чужая одежка, коли взялся носить ее со всеми грехами предыдущего владельца!

– Знаю, что ты нам худого не желаешь, а если, по твоим словам, Вуперин не подкупил тебя, тогда и я пойду тебе на уступку. Скажи, когда ты хотел бы умереть?