Джейн Фэллон - Ты свободен, милый!
По вечерам, прежде чем лечь спать, он готовил себе одежду на завтра. Хелен сама не понимала, почему эта привычка Мэтью так ее бесит. На самом деле, наверное, он поступал вполне благоразумно, но при виде его аккуратно сложенных рубашек ей делалось так… неуютно… как будто его жена обычно делала это для него, или готовить одежду на завтра его научили в частной школе. Хелен так и подмывало измять его завтрашний костюм или подсунуть неподходящую рубашку, чтобы вывести его из равновесия. Раз приготовив одежду на завтра, он неизменно надевал ее. Если, например, накануне вечером было холодно, а утром неожиданно теплело, он все равно носил свитер, приготовленный с вечера.
У его машины было имя. Имя. У его Машины Было Имя. Хелен знала, что в семьях, где есть дети, такое случается часто, но, когда однажды он, забывшись, сказал ей: «Пойдем к Дейле», она вытаращилась на него, разинув рот — Мэтью даже показалось, будто ее хватил удар. Когда Хелен в конце концов взяла себя в руки, то в изысканных выражениях попросила его больше никогда не очеловечивать неодушевленные предметы в ее присутствии. Никогда. Больше. Не. Очеловечивать!!!
— Прости, Хелли, — кротко проблеял он — ну прямо барашек.
— И не называй меня Хелли. Я ненавижу, когда ты меня так называешь.
— Я всегда называл тебя Хелли, — заупрямился он.
— Точно.
На работе никто не обратил внимания на перемены во внешности Мэтью. Ну, разве что рубашки были не такими безупречными. И на утреннем совещании в среду он вдруг всполошился, поняв, что не скопировал из памяти домашнего компьютера бизнес-план, разработанный во время рождественских каникул.
— Я позвоню Софи и попрошу ее скинуть бизнес-план по электронной почте, — с готовностью предложила Дженни.
— Нет!!! Ни в коем случае! Ее… ее нет дома. Дома сейчас никого нет. Не важно, я все помню.
Поскольку он был мастером своего дела, то провел переговоры с клиентом без запинки — придумывал все на ходу. И все же он понимал: Дженни заметила, что с ним неладно. А его попытки подластиться к ней лишь укрепили ее в своих подозрениях.
В тот вечер Хелен оглядела свою когда-то безупречную, чистенькую гостиную критическим взором.
— Ты забыл свой ноутбук?
Она сунула руку в ближайшую коробку.
— Ты не забыл взять… игрушечную машинку… но ты забыл свой компьютер?!
— Она старинная. Коллекционная. Она еще покопалась в коробке.
— Тут их сотни. Сколько тебе лет — восемь?
— Они стоят целое состояние.
— Господи, Мэтью! Что ты собираешься с ними делать, открыть магазин?
Он явно обиделся, и Хелен стало жаль его, но раздражение взяло верх. Крутанувшись на каблуках, она вышла из комнаты. Она приняла долгую ванну, и, когда вышла в гостиную, вещи Мэтью были аккуратно сложены в углу, а сам он стоял на кухне, помешивая что-то на плите. Выглядела его стряпня не слишком аппетитно. Когда она вошла, он радостно улыбнулся и махнул ей лопаткой, словно напрашиваясь на комплимент.
— Почти готово. Любишь китайскую кухню?
— Обожаю.
Он живет у нее всего три дня, а Хелен уже хочется остаться одной — разогревать любимое карри в микроволновке, бродить по дому в пижаме без всякой косметики, есть и смотреть телевизор. Ей хотелось наливать себе вина, сколько хочется, не делая вид, будто она пьет только за компанию: «Не хочешь ли еще?» — «Не знаю, а ты?» — «Я буду, если ты будешь». Ее родители проводили так целые вечера. Вежливость — суррогат великой страсти…
Они сели за стол. Разговор не клеился. О чем они говорили раньше, черт побери? Хелен закатила глаза, демонстрируя, будто в восторге от его стряпни (на самом деле вкус был отвратительный), а Мэтью отважно пытался заполнить тишину беседами о работе, которых они всегда успешно избегали.
Хелен поняла, что с нее довольно.
— Может, включим телевизор?
— За едой-то? — Он скорчил такую гримасу, будто она только что предложила поставить на стол помойное ведро.
— Просто чтобы помочь нам немного расслабиться. Посмотрим какую-нибудь ерунду, отключимся от работы. Но я не настаиваю.
— Нет, если ты хочешь, то включай.
— Нет, нет, все в порядке. Не будем, если ты не хочешь. — Черт, подумала она, вот и приехали. «Ты первый». — «Нет, ты». — «Нет, ты». — «Нет, в самом деле, ты». Неужели так пройдут следующие сорок лет?
— Ты права, — сказал он. — Что плохого в том, чтобы включить телевизор? Просто мы с Софи не разрешали детям смотреть… — Он осекся, словно сказал слишком много, затем встал и включил телевизор в углу. Они закончили ужин молча, за просмотром канала «Культура». У Хелен не хватило духу сказать: «Переключи. На другом канале может быть что-нибудь получше».
В следующие дни Хелен поняла: как бы нелегко ей ни приходилось, Мэтью физически не способен признать, что принял неверное решение. Ему тяжело, и единственный способ не сорваться — убедить себя в том, что он пошел на этот шаг ради великой любви.
Так что, когда она приготовила на ужин недожаренного цыпленка с пригоревшими овощами, он улыбнулся и сказал:
— Я собираюсь поучить тебя готовить, — так, словно ей было восемь лет.
Когда она рассказала ему, что ей нравится восемнадцатилетний юнец из магазина деликатесов, он так хохотал, что она испугалась, что ей придется его реанимировать.
Когда она брила ноги в душе и оставила крошечные волоски вокруг ободка раковины, она поймала его на том, что он насвистывает, убирая за ней.
И чем больше он трудился, чтобы показать, как сильно ее любит, тем сильнее ей хотелось от него избавиться. Наверное, психологически все вполне объяснимо; может быть, он подсознательно только и ждет, что она оттолкнет его от себя, потому что в детстве его ненавидели собственные родители… А может, она нарочно испытывала его терпение, проверяла его на прочность. Сколько он способен выдержать? А может, она на самом деле хочет от него избавиться, потому что он больше не привлекает ее как мужчина? С последней мыслью трудно было смириться, Хелен и так уже считала себя в достаточной мере стервой — но это опускало ее даже в собственных глазах: увести мужчину из любящей семьи и затем выкинуть на улицу, вытерев об него ноги, как о старую, ненужную тряпку. Ты любишь меня больше всего на свете, я победила — а теперь убирайся.
Так что она пыталась изображать из себя милого, но упрямого ребенка, хотя на самом деле была вовсе не такой.
Она вообще перестала брить подмышки. И линию бикини.
Она сообщила, что однажды заразилась хламидиозом от мужчины, чьего имени даже не спросила.
Она рассказала, что у нее есть усики, которые она удаляет воском каждые шесть недель.
Она говорила, что не расположена к сексу, и он просто сказал: «Хорошо».
Она делала дырки в его одежде.
Она перестала чистить зубы.
И укладывать волосы.
И вырывать седые волоски, которые росли у нее из подбородка.
Она разбрасывала гигиенические прокладки по всей спальне.
Но Мэтью все равно уверял, что любит ее, прибавляя: «Разве это не здорово, что мы, наконец, соединились?», «Теперь мы с тобой навеки вместе» и прочую дребедень.
Глава 9
В пятницу утром Хелен печатала пресс-релиз для Лоры, стараясь не вносить отсебятину там, где, как ей казалось, можно улучшить стиль. Речь в пресс-релизе шла о том, что Дженнифер Спирмэн, игравшая в сериале «Нортхэмптон-парк» (ее недавно уволили, и она страстно нуждалась хоть в какой-то рекламе), обручилась с бывшим героем реалити-шоу Поло (геем, боящимся растерять своих поклонниц — в основном сопливых девчонок). Разумеется, на самом деле между ними ничего не было, и в релизе слухи о помолвке пылко отрицались, но вместе с тем прессе подсовывали удачно снятый «случайный» снимок парочки в интимной позе. Словом, все было рассчитано именно на то, чтобы о парочке заговорили.
Поскольку Хелен была всего-навсего личным помощником, отдельный кабинет ей не полагался, и она вынуждена была сидеть в общем зале с двумя другими личными помощниками — черноволосой тонкогубой Дженни и Джейми — вполне безобидным, хотя и слабохарактерным парнем. В общем-то словосочетанием «личный помощник» называли обыкновенных секретарш, печатающих документы. Сейчас такие личные помощники есть у каждой фотомодели; когда клиент достигает звездного статуса, помощники становятся довольно значимыми фигурами.
Дженни была ядовитая штучка. Несмотря на молодость — ей было всего двадцать шесть лет, — она очень задирала нос, потому что работала с самим Мэтью. Она разговаривала детским голоском, чуть-чуть шепелявя, что слегка портило ее образ свирепой и властной стервы. Она дралась зубами и ногтями за то, чтобы ее имя стояло первым в общем списке, чтобы ее рабочий стул стоил на пять фунтов дороже, чем стулья Хелен и Джейми, чтобы именно она выдавала канцтовары. Ходили слухи, что однажды ее поймали за измерением длины столов — она хотела убедиться, что ее стол самый большой. Словом, Дженни была задирой и, поскольку Джейми был слаб, а Хелен не заботилась тем, чтобы вступать в борьбу, она стала самопровозглашенной королевой офиса.
