Владимир Санин - Наедине с Большой Медведицей
ГИМН УХЕ
Николай пришел, гордо неся на веревочке двух окуней. Не таких больших, как Нинин, но все-таки двух порядочных окуней. На мой вопрос, где он купил эту рыбу, Николай не ответил. Он сделал вид, что не слышит, и предложил немедленно варить уху. Он настоял на том, что варить будет сам, потому что мы можем все испортить. Мы охотно согласились, но тут же выяснилось, что Николая не поняли. Он будет только варить уху, но потрошить рыбу, разжигать костер и заниматься прочей черной работой должны мы. Сам Николай берет на себя главную часть работы, требующую руки мастера. Жены запротестовали, но Николай – я это видел впервые в жизни – был неколебим. Он твердо стоял на том, что варить уху – дело мужское, рыбацкое, и он не позволит всяким неучам вмешиваться. За «неучей» он по предложению Тани принес извинения, но не отступил ни на шаг. Он едко высмеял Нину, когда та захотела содрать с рыбы чешую: оказывается, в чешуе самый вкус! Он наорал на Таню, когда она пыталась рыбу разрезать: оказывается, ее нужно варить целиком. Тихий и флегматичный Николай был неузнаваем. Он поднял дикий крик из-за лаврового листа, который мы долго не могли найти, и буквально лез на сосну, когда выяснилось, что мы забыли перец. Он вопил, что теперь все пропало и что уха без перца – это все равно что скверный анекдот: одно раздражение. Я всегда думал, что в Николае скрывается скандалист и буян, но только сейчас в этом убедился. Даже Таня смотрела на него широко открытыми глазами и быстро делала все, что он приказывал: она впервые поняла, какие вулканические силы находились у нее под контролем.
Когда все подготовительные работы были закончены, Николай разогнал нас в разные стороны и начал священнодействовать над котелком. Он что-то шептал, склонившись над костром, – наверное, заклинания, – нежно помешивал варево ложкой и брал пробы, закатив кверху глаза и урча. Все притихли, наблюдая за этим обрядом, все, кроме Васи, который так проголодался, что открыто обзывал Николая шарлатаном и требовал быстрее кончать этот обман. Нина заткнула ему рот куском хлеба, и Вася затих.
И вот на стол (две доски, которые Тане притащили ее мальчишки) был поставлен дымящийся котелок. Но не успели мы запустить в него ложки, как Николай завопил, что уху нужно еще процедить. И мы, теряя остатки терпения, искали марлю, процеживали, шпарились и ругались. Наконец все было готово, мы снова уселись и… выяснили, что у нас кончился хлеб.
Николай чуть не плакал горючими слезами и умолял нас подождать совсем немного, пока он съездит в Лесную Глушь за хлебом, потому что уха без хлеба – это не уха, но на этот раз мы были беспощадны. Уху ели без хлеба.
Я до сих пор не лакомился ухой, если не считать супчика, который нам подавали в заводской столовой под этим названием. И я должен вам сказать, друзья, положа руку на сердце: уха – это да! Самое настоящее да! Если бы я был поэтом, то вместо опостылевших кленов, кудрявых берез и теплых дождичков в четверг я бы воспел настоящую, пахнущую дымком рыбацкую уху. Я придумал бы для нее великолепные рифмы, окружил бы ее прекрасными эпитетами и величавыми метафорами, я написал бы о ней сонеты и сладкозвучные гекзаметры:
Ты, о богиня, воспой рыбный суп, нареченный ухою!
Почти каждый день, вплоть до нашего отъезда домой, я ел уху. Я не гурман, как Николай, и не прожорливый воробей вроде Васи, я человек, как вы заметили, в основном положительный. Но знаю совершенно определенно: нет ничего вкуснее ухи, сваренной из пойманной тобою рыбы. Последнее обстоятельство имеет решающее значение. Если даже уха из твоей рыбы имеет некоторые несущественные недостатки – скажем, она невкусная, – все равно ты простишь ей эту маленькую слабость, как прощают любимому псу разорванную туфлю. Не хватает приправ? Чепуха! Разве это не лучшая приправа – дымок костра, шум сосен у тебя над головой, ласковый ветерок, шевелящий кроны деревьев, и тихое журчание ручейка в пяти шагах от твоего стола?
Я понял, что уха – это не только еда. Уха – это поэма о природе, которая, если хорошенько ее попросить, охотно раскроет вам тайну изготовления этого волшебного яства. И если представить себе природу как величественную симфонию, то уха – одна из красивейших ее мелодий, которую хочется слушать почаще.
Вот что такое уха, друзья. И если вы попробуете меня переубедить и сказать, что в лесу и сухарь покажется пирожным, если вы начнете искать у меня противоречия и ссылаться на предыдущие высказывания о рыбаках – могу заверить: не пытайтесь, у вас ничего не выйдет.
ЛЕШКА
Первая уха произвела неожиданное действие: на несколько дней все заболели рыбной ловлей. Николай ходил гордый и высокомерный, как цапля. Говорил он свысока и не упускал случая лягнуть «некоторых», которые еще недавно скверно выражались про рыбу. К общему удивлению, самым отчаянным рыбаком стала Таня. Махнув рукой на талию и режим, она часами не двигаясь сидела на облюбованном местечке и возвращалась с таким уловом, что Николай только спасался воспоминаниями.
Васе не везло фантастически, за неделю он поймал двух рыбешек величиной со спичку. Кроме того, ему сильно досаждал лось.
Мы никак не могли понять, почему это Лешка так его невзлюбил. За Ниной лось ходил, как собака, позволял ласкать себя Тане и вполне терпел нас с Николаем. И если не считать того, что у Николая Лешка съел соломенную шляпу, а у меня – зубную пасту, никаких претензий к лосю у нас не было.
Но Васю он не выносил. Эта антипатия была странной и необъяснимой. Видимо, лось принадлежал к числу тех, над кем довлеют предрассудки, вроде нашей лифтерши, которая тоже не выносила Васю из-за его пенсне и назло останавливала лифт между этажами. Из-за Лешки Вася спал в машине с закрытыми стеклами, потому что лось просовывал в машину морду и норовил куснуть Васю за ногу. У Лешки был такой любимый трюк. Он прятался в кустах, и когда Вася подходил, тот неожиданно выскакивал и угрожающе нагибал рога. Вася бежал, а Лешка наслаждался видом перепуганного врага. Вася подхалимничал, унижался, угодливо подсовывал Лешке хлеб с солью, но лось был принципиален и непримирим. Однажды, когда Вася купался (он был дежурным, и в лагере никого не было), Лешка два часа не выпускал его из воды. Когда мы пришли и отогнали Лешку от берега, Вася до того накупался, что стал немножко фиолетовый.
В последнее время Лешка спал около нашего шалаша, отлично заменяя будильник: ровно в половине шестого лось заглядывал в палатку и начинал шипеть. Это означало, что его пора угощать сахаром или солью – лакомствами, которые Лешка страстно любил. Угостившись, он занимал сторожевой пост у машины и начинал караулить Васю. Проклятья, которые сыпались на него из-за стекол, звучали для Лешки, как музыка. Он ухмылялся, вставал на дыбы, делал вид, что бросается на машину, и глумился над своей жертвой, как мог. Васю спасала только Нина. Она отвлекала Лешку, узник выскакивал и не отходил от нее ни на шаг. Только рядом с Ниной он чувствовал себя в безопасности, потому что Лешка был кавалером галантным и в присутствии дамы своего сердца вел себя этаким аристократом.
В том, что Лешка джентльмен настоящий, хороших, древних кровей, мы убедились после одного случая. Как-то Нина и Таня остались в лагере, а мы ушли на рыбалку. Вернувшись, мы застали жен взволнованными и возбужденными. Они гладили лося, который героем лежал на траве, закармливали его сахаром и наперебой рассказывали о своем приключении. Оказывается, как только мы ушли, к нашему берегу подплыла лодка, и из нее выскочили три подвыпивших хлыща с гитарой. Они отрекомендовались артистами и предложили свою компанию для развлечений. Предложение было отвергнуто. Тогда «артисты», не обращая внимания на негодующих хозяек, вытащили несколько бутылок водки и расположились как дома: пили, ели, выли песни под аккомпанемент гитары и в заключение решили произвести инвентаризацию нашего имущества. Возможно, нам так бы и пришлось уезжать обратно в легких спортивных костюмах, но один из «артистов», получив от Нины пощечину за легкомысленное предложение, дернул ее за косу. Нина вскрикнула. В ту же секунду на него тигром кинулся Лешка, который до сих пор молча лежал в кустах. Он грудью сбил «артиста» с ног, отскочил и, приведя рога в боевую готовность, кинулся вперед. Хлыщи, мгновенно протрезвев, посыпались в лодку. Отъехав на безопасное расстояние от берега, по которому гоголем расхаживал великолепный Лешка, они спохватились, что забыли гитару, и начали требовать ее в недостаточно вежливых для побежденных выражениях. Тогда Нина вытащила из машины ружье и на глазах у хлыщей зарядила его. «Артисты» немедленно отбыли восвояси.
Николай сказал, что облик героя нужно запечатлеть навеки. Эта фотография висит в моей комнате на почетном месте: в центре со странным выражением морды стоит Лешка (у него пасть набита рафинадом), а рядом – все мы. Лешкину шею украшает почетный трофей – гитара, а рога перевязаны лентой, которую Нина подарила самоотверженному другу.
