Сергей Кобах - Всем застрявшим в лифте

— Отойдите от фотоэлементов!!!

Придурки, стоящие в первых рядах и прижатые к стеклу, как жуки в гербарии, начали шевелиться с целью посмотреть, а где же тут этот загадочный фотоэлемент? Чем и нарушили хорошо сбалансированный людской монолит.

— Твою мать!!! — заорал я, когда впередистоящая спина, попытавшись попятиться, вдавила меня в сзадистоящий жиртрест.

Почувствовав, как со спины чужие жиры обволакивают мое тело, я судорожно задергался, засучил ногами и, кажется, даже испортил воздух. Сзади над ухом раздалось тяжелое сопение тетки, и в следующее мгновение я понял, КАК правильно надо портить воздух! «Ооооо», по всей видимости, она была в этом деле редкий профессионал. От звука, который издала тетка, зазвенели витрины в магазине, а толпа на улице отпрянула от входа.

«Это конец»! — мгновенно пришло понимание ситуации. Мне стало не до любезностей. Надо было спасать себя.

Изогнувшись так, что гуттаперчевый мальчик отдыхает, я умудрился сунуть нос глубоко под воротник.

И тут нас накрыла волна.

— Людиииии! — запищал где-то впереди тонкий мужской голосок. — Ну будьте же людьми! Хотя бы не пердите!

В ответ тетка смущенно хрюкнула над ухом и повторила подлое.

Народ зашевелился, доставая платки и озираясь по сторонам в поиске виновного. Виновная за моей спиной смотрела куда-то в сторону и всем видом показывала, что она тут типа ни при чем. Ага, блин, ни при чем! Я при чем! Да там объем выпущенного газа в разы превышал объем моего тела!

«Издохнем ведь тут», — равнодушно заметили сбоку.

Дохнуть в предбаннике «Икеа» мне совсем не улыбалось, но и пошевелиться я боялся, так как уже понял, как чувствительна тетка к малейшим моим перемещениям.

— Фо-то-э-ле-мент, фо-то-э-ле-мент! — продолжал за стеклом скандировать работник магазина.

И наконец, о чудо! Наш миксер зашевелился, выпуская наружу толпу помятых людей и несколько кубов газа, которому позавидовал бы и создатель зарина.

ВСЕМ ЗАСТРЯВШИМ В ЛИФТЕ…

Помню, как в счастливом, голопузом детстве,

Что ни в сказке не сказать, не описать…

Я жил на втором этаже, а друг на первом. Этакие два классических малолетних хулигана двенадцати лет от роду. И был у нас в подъезде лифт. Не знаю, как они правильно называются, но такой, у которого двери разъезжаются. И была у этого лифта одна замечательная особенность: если немного снаружи раздвинуть двери, то лифт, на каком бы этаже он ни находился, останавливался. Чем мы иногда и пользовались.

В этот раз мы тоже решили немного влить адреналина в едущих на лифте. А что, прикольно. Дверки раздвинул, где-то наверху слышно, как пассажир выводит: «Мать так, лифт окаянный!!!» Не успевает он договорить, отпускаешь двери, лифт едет. Сверху слышится: «Ну, слава богу, заработал». Потом рраз и опять раздвигаешь. Сверху опять Ниагара матерных слов. Опять отпускаешь. И так несколько раз.

И вот что я заметил. Человек, находясь в лифте, считает, что он один и его никто не слышит, и позволяет себе выражения, которые не позволил бы себе в обществе.

Ну, например, мы два раза слышали, как крыла матом из остановившегося лифта наша учительница по литературе. Крыла так, что соседские грузчики записывали в блокноты незнакомые выражения. Или старушка-интеллигентка. Вот это была песня! Такого витиеватого мата, как от этой потомственной интеллигентки, до сих пор не ведает Рунет.

Но в этот раз старушек и учительниц не было.

Как назло, в этот прекрасный летний день вздумал подняться на лифте, ммм, ну пусть дядя Коля. Честно говоря, я уже не помню, как его звали, так что пусть будет дядя Коля.

Дядя Коля был хорош. Он был пьян, буен и болен неудержимым словопотоком, направленным на неведомую подругу, которая ждала его наверху.

Кроме того, дядя Коля был тоже хулиган, как и мы, но масштабом покрупнее. Спереть чего, дать кому-нить в рыло или морально расплющить кого жизнерадостным матерком — тут краше дяди Коли не было никого.

В общем, уверенный в себе как робокоп, дядя Коля ломанулся на восьмой этаж. В лифте.

— Здравствуй, дядя Коля, — прошептали мы и раздвинули дверцы. Лифт замер.

— Какого ху и что за ннна?!! — заревело сверху. — Ща выйду и всем… п…ц настанет!!!

Мы осторожно прикрыли дверки. Лифт поехал, дядя Коля удовлетворенно замолчал.

Подождав секунду, мы опять раздвинули створки лифта. Дядя Коля замер на уровне пятого этажа. Твою… мать!!! — завибрировали межэтажные перекрытия от выплеснувшихся дяди-Колиных эмоций.

Дабы насладится ревом брачующегося бизона подольше, мы в образованную раскрытыми створками лифта щель вставили горизонтально пятак.

Теперь и руки были свободны, и лифт стоял.

А сверху дядя Коля продолжал рушить мозг жильцов подъезда обещаниями скорой и, главное, разнообразной экзекуции.

— А вы что тут делаете? — из приоткрытой двери высунулась какая-то бабка. Мы с испугу рванули на улицу.

На улице, кстати, тоже было слышно, что в лифте застрял именно дядя Коля, а не какая-нить бабушка Агафья.

А потом приехал слесарь по лифтам. Каким-то прибором он раздвинул створки на этаже, где страдал морально дядя Коля. Слесарь от жильцов подъезда уже знал, что там уже час томится человек, вот только, что это за человек, слесаря не предупредили.

А человек дядя Коля был человек дела. Если он обещал кому-то п…ей, то обещание выполнит обязательно. Вот такой он был обязательный человек.

Радостный слесарь открывает створки и, возможно, в душе ожидает немного алкогольного угощения за свои труды, но то, что из лифта ему прилетит в пятак, слесарь никак не ожидал. Воо-от! Не ожидал, а прилетело!

Злой, как кастрированный бегемот, из лифта рвался дядя Коля, и радостное лицо слесаря никак не соответствовало трагизму его, дяди-Колиной, ситуации.

Соседи, до этого с любопытством сусликов, наблюдающих за изнасилованием тигра, ломанулись по квартирам со скоростью пенсионера, бегущего к свободному месту в вагоне метро.

Ну, а дядя Коля… А дядя Коля еще пару часов буйствовал в подъезде, писал на стены и обещал всех поиметь в извращенной форме.

ЗАБОРОСТРОИТЕЛЬНОЕ

«Заборы бывают раазные, зеленые, синие красныееее…» — песня такая.

И исчо: «Ну я-то на хрена туда полез? Я же и читать не умею?!» (Анек популярный.)

Собсно, на этом можно было и закончить, если бы обида на судьбу не стребовала положить ето на бумагу. То есть на монитор.

— Пап, ты что там творишь? — поинтересовался я спросонья. — В углу участка-то?

А там батя с упорством сваезабивочного станка со страшным грохотом внедрял в землю железные уголки. Кувалда таким размером и весом, что чемпион по метанию молота в испуге обходит ее стороной, как поршень ходила вверх-вниз, создавая непринужденный фон истребителя, преодолевающего звуковой барьер.

— Дык эта, заборчик тут делаю, — пояснил батя, — дабы сваленный в углу строительный мусор красиво скрыть от эстетствующих взглядов.

Зная умение бати только п…й красивых организовывать, я немного напрягся, но после раздумий пришел к выводу, чем бы батя ни тешился, лишь бы мне этой кувалдой не прилетело. Угу, батин энтузиазм молодого комсомольца вскоре заметно поубавился, и из угла донеслось многообещающее:

— Серега, а ну-ка иди, поможешь тут немного!

«Поможешь немного» означало, что заканчивать гениальнейшую стройку века предстояло мне.

— Пааап, ну паааап, — заканючил я, — а мож, ну на фиг меня? Еще испорчу что. Вон смотри, как у тебя самого красиво получается! Прям Церители местный! — бросил я комплимент.

Комплимент тут же утонул в витиеватых выражениях, из коих следовало, что если я сей момент не присоединюсь к возведению забора, то этот забор будет ограждать место моего последнего пристанища.

Проклиная наших предков, придумавших заборы, я выполз из дома и, предчувствуя нехилый геморрой, поплелся к месту рождения нового дачного шедевра — «забор зеленый, невысокий».

Забор обещался быть всего метров пять длиной и высотой около метра. В общем, небольшой такой заборчик. Но меня, до этого не занимавшегося заборостроением, даже эти объемы работ повергли в глубокое уныние. Попрощавшись с выходными, я взял доски и пошел их распускать на штакетины.

Подготовительные работы прошли на удивление гладко, и настрогав необходимое количество досок, я начал приколачивать их к забору. Батя взял на себя самую трудную работу — поддерживать вертикально штакетины, пока я, как макака вверх-вниз прибивал их к горизонтальным планкам. Странно, но с этим делом я тоже справился на ура. Оставалось самое легкое — покрасить забор в зеленый цвет.

Откуда-то из недр сарая батя приволок небольшое, на двадцать литров, ведро зеленой краски и дабы не омрачать мне радость общения с кистью, удалился пить пиво.