Уильям Джейкобс - Искатели клада. Рассказы

— Пью за наш следующий обед на берегу! — сказал м-р Чок, чокаясь с Эдуардом.

— Дайте скорее о себе весточку, — ответил тот.

— Через шесть-семь месяцев сообщим по кабелю из Сиднея, — сказал Тредгольд-старший.

— Не тратьтесь на ласковые слова, — пошутил сын, — много придется заплатить, — но если, вернувшись домой, вы найдете меня умершим от переутомления…

— Но я откажусь выдать в том свидетельство! — воскликнул отец, чувствовавший себя в каком-то легкомысленном настроении.

— Как-то мы заснем сегодня ночью? — проговорила с дрожью м-сс Стобелль: — подумайте только, что дощатая перегородка отделяет нас от воды!

— Ну, это не лишит меня сна, — сказала м-сс Чок решительно; — но я бы целую ночь не сомкнула глаз, если бы я, как вы, оставила весь дом на служанок.

— Но вы оставили ваш дом без надзора, — возразила ей приятельница.

— Дом не убежит, все ценности я отослала в банк, ковры выколочены и снесены в кладовую. Не понимаю, о чем думал м-р Стобелль, не позволив сделать вам то же самое.

— Многим было бы интересно узнать, о чем я думаю, — самодовольно проговорил м-р Стобелль.

М-сс Чок презрительно взглянула на него, но, вспомнив, что она у него в гостях, воздержалась от замечаний, которые она могла бы сделать по этому поводу.

Разговор, тактично направляемый Эдуардом Тредгольдом, вращался преимущественно вокруг кораблекрушений, пожаров на море и прочих утешительных для обитателей суши сюжетов; м-р Чок угостил всех рассказом о гигантском осьминоге, почерпнутым из сборника морских приключений капитана Бауэрса, причем глаза м-сс Стобелль расширились от ужаса.

— Ты не увидишь осьминогов, — заметил ее супруг, — нечего тебе тревожиться из-за них.

Он встал из-за стола и остановился у окна, сложив руки за спиною и держа во рту сигару.

— А здесь в гостинице недурные сигары, — проговорил он, вынув сигару изо рта и разглядывая ее с видом знатока: — я думаю взять с собою ящика два.

— Мне тоже это пришло в голову, — подхватил Тредгольд-старший; — пройдем в буфет к хозяину.

М-р Стобелль медленно последовал за ним, предоставив занимать дам м-ру Чоку и Эдуарду. Первый — в летнем сереньком костюме, в рубашке с отложным воротником и в галстуке узлом — благодушно попыхивал местною сигарой, заслужившей одобрение его друзей, и уже собирался подлить себе шампанского, когда появившийся в дверях м-р Стобелль позвал его помочь им в выборе сигар.

— Они — разных сортов, а ведь вы — знаток по этой части.

М-р Чок встал и сошел за ними вниз, где, к большому его удивлению, м-р Тредгольд схватил его за руку и увлек за собою в выходу.

— Что-нибудь случилось? — спросил м-р Чок.

— Мы сейчас должны ехать на судно, — проговорил нотариус тревожным шепотом: — команда… — он не докончил.

М-р Чок хлопнул себя по голове и хотел вернуться за шляпою.

— Бросьте! — нетерпеливо прервал Стобелль, — мы тоже без шляп.

Он подхватил его под руку, и все трое быстро направились в берегу.

— Но в чем дело? — вопрошал м-р Чок, поворачиваясь от одного в другому.

— Капитан прислал за нами; если мы не прибудем немедленно, он не отвечает за последствия, — взволнованным шепотом пояснял Тредгольд; — главным образом он рассчитывал для усмирения команды на м-ра Чока…

М-р Чок смертельно побледнел.

— Бунт? — пробормотал он дрожащим голосом: — уже бунт?

— Что-то в этом роде, — подтвердил Стобелль.

Невзирая на большую физическую силу своего приятеля, м-р Чок заставил его приостановиться и заговорил о полиции.

— Не надо нам полиции, — резко прервал Тредгольд: — если вы боитесь, Чок, оставайтесь с дамами, покуда мы не уладим дела.

М-р Чок вспыхнул и, выпрямившись, замолчал. Питер Деккет с другим гребцом ожидали их у пристани и, едва дав им время спрыгнуть в лодку, быстро принялись грести по направлению в шхуне. Сердце у м-ра Чока упало при виде толпившихся на палубе людей; когда он поднимался на борт, его последнею мыслью была мысль о его жене.

В счастливом неведении событий, м-сс Чок, надев тем временем шапочку и натянув перчатки, терпеливо ждала возвращения мужчин. Она даже провела параллель между выбором шляпок и сигар, заметив благодушным тоном, что то и другое требует немало времени.

— Еще успеем, — ответила она встревожившейся м-сс Стобелль: — теперь всего три часа, а мы снимаемся с якоря в четыре. Но что это за несносный шум и лязг?

— Какая-нибудь яхта поднимает якорь, — сказал Эдуард, подходя к окну и высовываясь из него. — Стой! Что это такое?.. Эй!

— Что случилось? — разом воскликнули дамы.

Эдуард в полном недоумении обернулся к ним.

— Это "Красавица Эмилия", — медленно проговорил он: — она распускает паруса!

— Вероятно, хочет испробовать, как действует машина? Муж говорил, что капитан Брискет — очень предусмотрительный человек, — предположила м-сс Чок.

Эдуард Тредгольд не отвечал. Он поглядел на три, стоявших рядом, шляпы, затем — на подошедших к окну и доверчиво смотревших из него дам. На их глазах шхуна сделала медленный оборот, открыв таким образом нагруженную багажом лодку, которую она до сих пор заслоняла собою. М-сс Чок, пораженная, глядела на нее.

— Не может быть, чтобы это была наша! — воскликнула она, задыхаясь: — они, они никогда не… Они, они…

С секунду она стояла, глядя на шляпы, а затем сбежала вниз с быстротой, изумительной для дамы ее лет и ее фигуры. М-сс Стобелль, поддерживаемая Эдуардом, старалась, как могла, поспевать за нею, но м-сс Чок, опередив ее, тяжело спрыгнула в лодку, приказывая перевозчику догнать, во что бы то ни стало, быстро удалявшуюся шхуну.

— Невозможно, сударыня, — ответил тот, — у нас нет крыльев.

— Гребите сильней! — энергично воскликнула м-сс Чок.

Гребец, не любивший лишних слов, указал большим пальцем на "Красавицу Эмилию", уже выходившую в открытое море.

— Влезьте вот на ту скалу и помахайте им! — проговорил он неспешно: — махайте сильней!

М-сс Чок с секунду колебалась, но затем, выйдя из лодки, продолжала преследование сухим путем. Минут через десять, она, запыхавшись, достигла скал, и там, смело стоя на краю утеса, она, к большому удовольствию небольшой толпы, — разыграла роль живого семафора.

Шкуна, все увеличивавшая свою скорость, не подавала вначале признаков жизни, но затем собравшаяся у руля группа людей замахала ей шляпами и платками на прощанье.

М-сс Чок следила за шхуною, покуда та не стала белым пятнышком на горизонте; ее удерживала здесь слабая надежда на то, что за ними вернутся. Принужденная, однако, примириться с неизбежным, она с пылающим лицом поднялась с травы, на которой сидела, и принялась громить мужей вообще и своего собственного — в особенности.

— Это все устроил мой муж, — сказала м-сс Стобелль, бросив на костюм своей приятельницы взгляд, не чуждый, легкого злорадства: — теперь я понимаю, почему он не желал, чтобы я сделала себе яхтный костюм…

М-сс Чок поглядела на нее презрительно-гневными глазами.

— И вот почему он велел мне взять с собою всего один сундук и не позволил запереть дом, — продолжала м-сс Стобелль с видом человека, которому внезапно открылась истина. — Подумайте, что было бы со мною! Я должна сказать, что он выказал в этом случае заботливость…

— Заботливость! — воскликнула м-сс Чок, задыхаясь.

— И как это я ничего не подозревала? А он еще поцеловал меня сегодня поутру! На прощание, конечно… Я должна была бы знать, что Роберт всегда настоит на своем.

— Если бы вы не убедили меня отправиться на этот злосчастный завтрак, ничего бы не случилось, — проговорила м-сс Чок глухим голосом.

— Почем же я знала? Помните, Роберт еще сказал, что он, главным образом, хлопотал для вас? Мне показалось, что вы были немножечко польщены, но я, по правде говоря, удивилась.

Дрожавшая от гнева, м-сс Чок не находила ответа.

— Ну, нечего тут сидеть, — философски продолжала м-сс Стобелль, — лучше нам отправиться домой.

— Домой! — воскликнула м-сс Чок, вспомнив о своих комнатах без ковров и драпировок: — как только я подумаю об этих людях, угощавших нас шампанским и говоривших о долгих вечерах на море, — я не знаю, что я готова сделать! И ваш отец был одним из них!.. — набросилась, она на Эдуарда, который даже не попытался защитить своего заблуждающегося родителя.

Когда они вернулись в гостиницу, где лакей вручил м-сс Чок письмо, лицо ее и осанка были так выразительны, что податель письма поспешил ретироваться.

Оно было от м-ра Стобелля и заключало в себе лишь несколько строк. М-р Стобелль извещал, что м-р Чок был заманен на судно обманом, и заканчивал замечанием, что женщинам, вообще, не место на корабле. Эту фразу, по мнению м-сс Стобелль, следовало считать за нечто вроде извинения.