Георгий Голубенко - Рыжий город, или Четыре стороны смеха (сборник)
– А-а-а-а-а!.. – сразу же заголосила старушка.
– Хороши весной в саду цветочки! – взвыли мы исступленными голосами.
И тут в прихожей раздался звонок.
– Странно, – удивился доктор, стаскивая рукавицу. – И кто бы это мог быть? На сегодня, по-моему, больше никто не записан…
– Я не хотела тебе рассказывать, – нервно заговорила жена Конотопского, – но этой ночью мне снился ужасный сон: огромная дикая свинья ворвалась в нашу квартиру, переломала всю мебель, разодрала ковер, а потом нагадила на туалетный столик…
– И при чем здесь?.. – пожал плечами врач.
– А при том, – сказала жена, – что я знаю, кто это пришел. Это Колокольников.
– А ну посмотри, – приказал доктор.
Жена выскочила в коридор – и тут же вернулась обратно.
– Это она! – проговорила мадам Конотопская, дрожа всем телом. – То есть он!
После чего на пороге возник лично сам этот великий и страшный Колокольников. Маленький, плюгавенький человек с серым лицом, по которому текли крупные детские слезы.
– Степан Митрофанович, дорогой! – бросился к нему Конотопский. – Боже, какая радость! Но что это с вами?!
– Зуб, – проговорил вошедший, тыча себе пальцем куда-то в рот. – Адская, нестерпимая боль!..
– Да быть такого не может, – изумился врач, недоверчиво разглядывая Колокольникова. – Вот я же и говорю: боже, какая радость… То есть я хотел сказать – значит, и с фининспекторами такое случается?
– А что ж, мы уже не люди, по-вашему? – обиделся фининспектор. – У всех, значит, могут зубы болеть, а у нас не должны?
– Нет-нет! – испугался доктор. – Вы меня неправильно поняли! Должны, конечно, должны! То есть я хотел сказать – вы больше, чем люди! В том смысле, что зубы у вас должны болеть даже тогда, когда у всех остальных людей уже перестанут… Вернее… М-да… Ну, в общем, неважно… Я-то чем вам могу помочь?
– А то вы не понимаете!.. – замотал головой страдалец из проверяющих органов. – Вырвите мне этот чертов зуб – и дело с концом!
– То есть как это «вырвите»? – В голосе Конотопского прозвучало неподдельное возмущение. – На дому?! Но, по-моему, уже весь наш город знает, что я этой незаконной деятельностью не занимаюсь! Вот, например, у меня именины. Собрались самые близкие родственники, друзья. У всех, как видите, проблемы с зубами. У многих адская боль. Но никому из них даже в голову не придет попросить меня что-нибудь там у них вырвать! Сидим. Кушаем шоколадные конфеты. Закусываем тортами. Присоединяйтесь! Жена накрыла нам стол.
– Да уж я вижу, как она накрыла вам стол, – махнул рукой Колокольников. – А это тогда что? – указал он на дымящиеся плоскогубцы.
– А это… горячее, – сориентировалась жена Конотопского.
– Но что же мне делать?! Что делать?! – Колокольников заметался по комнате, подпрыгивая на каждом шагу от зубной боли. – Поликлиника откроется только завтра. В «Скорой помощи» мне положили мышьяк, но он меня не берет!
– Ничего удивительного, – прошептала за моей спиной жена Конотопского. – Если б уже мышьяк брал фининспекторов… Так мы бы в Одессе горя не знали…
– Господи! – взмолился измученный Колокольников. – У меня уже просто сил нет терпеть эту боль! Хоть бы мне кто-нибудь этот проклятый зуб… я уж и не знаю… хотя бы выбил!..
– А вот это любопытная мысль! – заинтересовался врач. – Я вам больше скажу, уважаемый: если бы речь шла о том, чтобы выбить вам глаз или, допустим, оторвать ухо, то здесь вы могли бы рассчитывать даже на меня. В конце концов, вы это заслужили! Но выбить вам зуб на дому – при моей специальности это может быть квалифицировано как незаконная трудовая деятельность. То есть десять лет с конфискацией имущества. Вот, может, товарищ военнослужащий согласится. Ну как, – обратился он к офицеру, – выбьете зуб этому товарищу? Вы же у нас, кажется, артиллерист, так что вы в домашних условиях не имеете права только стрелять по нему из пушки.
– Вообще-то да, – согласился военный. – Хотя выбивание зуба… Драка… Тоже может быть расценено как ведение боевых действий в нерабочее время…
– Хватит, Илья! – выступила вперед жена Конотопского. – Перестань издеваться над больным человеком. Ты же видишь, ему таки хорошо плохо! Придется вырывать.
– Ты понимаешь, что говоришь? – занервничал Конотопский. – Как только ему станет лучше, он на нас сразу же донесет!
– Не донесу! – угасающим голосом заговорил фининспектор. – Вы думаете, я не вижу, что происходит? Профессор Бердников – наш сосед слева – по вечерам ремонтирует зажигалки. Балерина Шляпникова держит на балконе козу и продает этому профессору молоко чуть ли не целыми стаканами. Но я закрываю глаза на эти вопиющие беззакония! Надо же людям на что-то жить! Для меня соседи по нашему первому этажу – как близкие родственники. Разве я на них донесу? Я вообще благороднейший человек! И потом, что, в нашем доме второго этажа, что ли, нет? Или, допустим, третьего… Ой, мне совсем нехорошо… – И он закатил глаза.
– Вырывай! – скомандовала жена Конотопского. – Ну и пускай донесет. Мне уже надоела такая жизнь. Как говорится, лучше ужасный конец, чем этот бесконечный ужас.
И Конотопский вырвал Колокольникову зуб.
…Конечно, такую историю хотелось бы закончить каким-нибудь эффектным финалом. Типа: Конотопского арестовали уже на следующее утро. И в тот же день в газете появилась заметка о героическом подвиге инспектора Колокольникова, который пожертвовал единственным здоровым зубом, чтобы вывести на чистую воду подпольного рвача-миллионера…
Но жизнь оказалась мудрее наших умственных построений. На самом деле Колокольников не донес на Конотопского. Просто через четыре дня их арестовали обоих. Одного за нетрудовые доходы, а второго – за недоносительство. Была и такая статья в нашем Уголовном кодексе.
И сделал это не кто иной, как та самая старушка с челюстью, перевязанной шерстяным платком, которую мы так вежливо пропустили без очереди. Потому что оказалась она не кем иным, как работником районной прокуратуры, выполнявшим в тот день специальное задание по установлению в нашем городе законности и полного правопорядка…
В общем, как говорил один мой знакомый, бывший владелец подпольной собачьей парикмахерской: вот так-то, дорогие дети! В суровые времена жили ваши родители, каждый день героически зарабатывая незаконные деньги, чтобы иметь возможность потом каждую ночь их героически перепрятывать. Так что откуда вы у нас появились, дорогие дети, – я, честно говоря, просто ума не приложу…
Грация
Монолог одного пострадавшего
Живу я хорошо. Недалеко от города. Один в девятиэтажном доме. Ну не во всем, конечно, а только в одной квартире. Однокомнатной. На седьмом этаже. А так все удобства: там, плита газовая, туалет, совмещенный с умывальником… Хорошо…
Вот только белье сушить негде.
Короче, на балконах мы его сушим, это белье, будь оно трижды неладно!.. Из-за него все и случилось.
А дело-то как было? Выхожу я, значит, на свой балкон – и вижу: лежит там какая-то вещь. Ну явно, что не моя. То есть какие-то трусики женские сиреневого цвета, а сверху к ним еще и бюстгальтер пришит. Уже потом, в больнице, когда ко мне туда милиционер приходил протокол составлять, он мне сказал, что вещь эта грацией называется. А вначале я вообще ничего не понял. Откуда взялось? С неба, что ли, упало? Потом наверх посмотрел – точно… Прямо надо мной балкон восьмого этажа, а там на веревке какие-то женские вещички болтаются. Ну ясно, думаю. Значит, ветром снесло. Так, интересно, соображаю, и что же теперь мне с этой вещью делать? Как поступить? С одной стороны, вещь, конечно, красивая. С кружевами. И, видно, цены немалой. Но с другой – мне-то она к чему? Куда мне ее, к примеру, надеть? Если на работу к себе в котельную, так она слишком маркая. А на выход… Так я, кроме как в котельную, из своей квартиры никуда и не выхожу.
И тут вдруг меня как громом ударило! А что, думаю, если ее вернуть? Законным владельцам. Вот так… безвозмездно. Просто пойти и отдать!
И так у меня хорошо на душе от этой мысли сделалось! Нет, точно, думаю, вот пойду сейчас и отдам! И пусть люди знают, что вокруг не только бандиты и алкоголики ошиваются!.. А есть еще и такие граждане, у которых, как это там говорили по телевизору, «души прекрасные позывы». И всякое такое…
Вот с этими благородными мыслями поднимаюсь я на восьмой этаж, звоню в дверь – не открывают. Тогда я стучать начал. Сначала рукой. Потом ногой. Потом уже сильно. То есть двумя.
Слышу, зашевелились. Наконец появляется. Видимо, муж. Здоровый такой хмырь. В одной руке тарелка борща, в другой – ложка. Значит, дверь, видимо, тоже ногой открывал.
– Ну, – говорит, – чего тарабанишь? Шляются тут бомжи всякие. Пожрать не дают!.. Чего тебе надо?!
И такая меня злость почему-то на него взяла!.. Я к ним, можно сказать, со всей душой, а они…
– Да мне, – говорю, – как раз от вас, гражданин, вообще ничего не надо! А вот вы бы супружнице своей сказали, чтоб она за своими трусами да лифчиками следила получше!.. А то я вот, как честный человек, принес. А другой какой-нибудь у себя дома найдет, так вы с него и через суд не получите!
