Антология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович - Виктор Анатольевич Шендерович
СЕЛЕЗНЕВ. Вы, конечно, местный классик, но медицинскую комиссию мы все-таки соберем. Только не волнуйтесь. Там у нас такие светила — что ни доктор, то диагноз!
ЕЛЬЦИН. Вон отсюда!
СЕЛЕЗНЕВ. Ухожу за медперсоналом.
В дверях сталкивается с урядником — Степашиным.
СЕЛЕЗНЕВ. Добрый день, коллега. Как здоровье?
СТЕПАШИН. Спасибо.
СЕЛЕЗНЕВ. Руки не чешутся? (Уходит.)
4.
ЕЛЬЦИН. Слушай, хорошо, что ты пришел. А то просто спасу нет!
СТЕПАШИН. Добрый день, барин! В чем проблема?
ЕЛЬЦИН. Да вот — медицина эта! На железнодорожную станцию пешком выгоняют.
СТЕПАШИН. Уже?
ЕЛЬЦИН. Да! Хотят отрешить от имения. Говорят: несостоятельный я.
ГЕРАЩЕНКО(заинтересовавшись). А вы состоятельный?
СТЕПАШИН(кивая на Геращенко). Который медицина? Этот?
ЕЛЬЦИН. Не этот. А вон тот, с саквояжем!
СТЕПАШИН. Догнать?
ЕЛЬЦИН. Не надо.
СТЕПАШИН. А то вы только свистните.
ЕЛЬЦИН. Куда еще свистеть? И так денег нет!
СТЕПАШИН. Я как раз насчет этого и зашел, барин…
ЕЛЬЦИН. У тебя есть деньги? Слушай, дай взаймы, а то у меня тут дефолт запущенный…
СТЕПАШИН. Вам — с удовольствием. Как только появятся деньги — с удовольствием.
ЕЛЬЦИН. А ты недоимки собери!
СТЕПАШИН. Не с кого, барин. Народишко уже совсем разутый…
ЕЛЬЦИН. Ну и правильно. Опрощаться надо.
СТЕПАШИН. Они уже и так опростились дальше некуда. Вегетарианцами стали…
ЕЛЬЦИН. Вот и хорошо!
СТЕПАШИН. Еще бы не хорошо: второй год на подножном корму. (Тихо.) Боюсь, наследнички ваши народишко-то взбунтуют.
ЕЛЬЦИН. Ты что? Серьезно, что ли?
СТЕПАШИН. Ага. Осеннее наступление крепостных. С лозунгами.
ЕЛЬЦИН. И — какие лозунги?
СТЕПАШИН. Знаете, я лучше в письменном виде…
ЕЛЬЦИН. Говори!
СТЕПАШИН(достает блокнот, мнется). Ну, тут… В общем, разные есть… Вот, например… вот хотя бы…
ЕЛЬЦИН. Ну!
СТЕПАШИН. «Барина — на рельсы».
ЕЛЬЦИН. Не пойду. Дальше.
СТЕПАШИН. Дальше: «Лев Толстой — Иуда!». Четыре штуки. Потом еще вот… «Сам пахай бесплатно!» и «Где наши деньги?».
ЕЛЬЦИН (оживляясь). Да! А где их деньги?
ПРИМАКОВ. Я не знаю.
ЕЛЬЦИН. И я не знаю. (Степашину.) Когда, говоришь, оно будет? Осеннее наступление это?
СТЕПАШИН. Да вот-вот уже.
ЕЛЬЦИН. Будь другом, найди какого-нибудь урядника из профсоюзов, пускай возглавит эту гадость…
Голоса за дверями.
ЕЛЬЦИН(выглядывая за дверь). Слушай, ты уж защити меня в случае чего!
СТЕПАШИН(апарт). В случае чего — кто бы меня защитил…
ЕЛЬЦИН. Сколько их…
ПРИМАКОВ. Да уж чего-чего, а наследников вы наплодили — никаких полян не напасешься!
ЕЛЬЦИН. Ну, так само получилось. (Извиняясь.) Темперамент, понимаешь…
5.
ЛЕБЕДЬ (появляясь в двери). Здорово, папаша! Это мы.
ЕЛЬЦИН. Рязанский полк тебе папаша.
ЛЕБЕДЬ(удовлетворенно). Ага. Конфронтация.
Входят Лужков, Жириновский, Селезнев с Зюгановым и Черномырдин.
ЖИРИНОВСКИЙ. Николаич, уходить будем?
СТЕПАШИН. Простите, мне пора. У меня дел… (Исчезает в буквальном смысле слова — растворяется прямо в кадре.)
ЕЛЬЦИН. Куда это он?
ПРИМАКОВ. Пойду посмотрю. (Растворяется следом.)
СЕЛЕЗНЕВ. Начинаем консилиум.
ЗЮГАНОВ(выступая вперед). Вы, глубоко больной классик, отдайте имение законным наследникам — и уходите!
ГЕРАЩЕНКО(пришедшим). Должен официально предупредить: в настоящее время он в очень плохом состоянии.
ЕЛЬЦИН. Что?! И вы, значит, туда же?
ГЕРАЩЕНКО. Я про бюджет! Имение заложено-перезаложено. Дебет малюсенький, дефицит огромный. Я бы на вашем месте не связывался.
ЗЮГАНОВ. Мы возьмем всю ответственность за имение на себя!
СЕЛЕЗНЕВ. И все имение тоже возьмем на себя!
ЖИРИНОВСКИЙ. Всё перепишем на себя, вообще всё, лохов нет!
ГЕРАЩЕНКО. Проценты по долгам дикие…
ЖИРИНОВСКИЙ. Я сам дикий, однозначно, не надо меня пугать!
ЗЮГАНОВ. А долги спишем на папашу.
ГЕРАЩЕНКО. Как скажете. Мое дело — посчитать.
СЕЛЕЗНЕВ. В общем, вот вам, барин, заключение консилиума: вы гений, но очень тяжелый. Пишите отвальную — и идемте пешком на станцию Астапово. Все прогрессивное человечество уже там. Би-би-си, Си-эн-эн, Сергей Доренко. Идемте. И лучше добровольно, это я вам как врач говорю…
Подступают к Ельцину.
ЕЛЬЦИН. Я, значит, сразу вам честно хочу сказать: ничего этого не будет, зачем вы пришли. Силой меня не сдвинуть, потому что я — глыба. Я такой матерый человечище, что даже сам удивляюсь!
Пауза. Все переглядываются.
6.
По проселочной дороге едет телега. На ней сидит связанный по рукам и ногам Ельцин. Рядом с ним доктор Селезнев. Телегой управляет Зюганов, в телеге и вокруг нее — Черномырдин, Лебедь, Жириновский и Лужков.
ЕЛЬЦИН (продолжает говорить). Это, значит, совершенно невозможно! Я русский классик! Это мое имение! Я тут пишу краеугольные сочинения для средней школы!
ЗЮГАНОВ. Знаем мы ваши сочинения! Богохульство одно. Правильно вас анафеме-то предавали. Надо же додуматься — писать про смерть этого… не помню, как звали… Ильича! Ильич бессмертен!
СЕЛЕЗНЕВ. Медицинский факт.
ЕЛЬЦИН. Я глыба!
ЖИРИНОВСКИЙ. Да-да, конечно. А я Наполеон.
ЕЛЬЦИН. Я писатель! Записки этого… не маркера… Президента! (Кивая на Лужкова.) Этот, в кепке, вам, что ли, лучше напишет?
ЛУЖКОВ. А что? И напишу!
ЖИРИНОВСКИЙ. Севастопольские рассказы, однозначно! Круглый год.
ЛЕБЕДЬ. Молчи, придурок. (Ельцину.) За русскую литературу не волнуйтесь. Мы тут все писатели.
ЧЕРНОМЫРДИН. Весной померяемся тиражами…
ЕЛЬЦИН. Вы всю типографию в клочья разнесете!
ЗЮГАНОВ. Зачем всю? Мы же все приличные люди. Договоримся. (Лебедю.) Правда?
ЛЕБЕДЬ. Никаких сомнений.
ЛУЖКОВ. Чего-то не понял я. Вы же оба договаривались со мной!
ЗЮГАНОВ. Это были предварительные договоренности.
Телега постепенно въезжает в туман: из тумана слышны голоса. Все говорят уже одновременно, точнее, собачатся в голос.
ЧЕРНОМЫРДИН. Погоди! Ты — с ними? А мы?
ЛУЖКОВ. Это тема для отдельных консультаций!
ЖИРИНОВСКИЙ. Чур, без меня никому не договариваться!
ЧЕРНОМЫРДИН. Давайте без интриг. А просто по-честному поделим имение.
ЛУЖКОВ. Хорошо, по-честному. Мне — одна половина, вам всем — вторая.
ЛЕБЕДЬ. Отставить! Имение — мое!
ЖИРИНОВСКИЙ. Это ты Абрамычу скажи!
ЧЕРНОМЫРДИН. При чем тут Абрамыч?
ЛУЖКОВ. Слушайте, давайте договоримся, как будто мы люди!
ЗЮГАНОВ. Товарищи! Чур, я буду зеркало революции!..
Инцидент[78]
1.
Поздний вагон метро. В нем едут Черномырдин, Зюганов и Селезнев. Лужков, Кобзон, Березовский, Горбачев, Жириновский и Лебедь. Двери закрываются, вагон трогается и въезжает в туннель.
ЛЕБЕДЬ. Мы какую станцию проехали? Как называлась?
ЗЮГАНОВ. Не помню.
СЕЛЕЗНЕВ. Кажется, «Лубянка». Или «Комсомольская». В общем, что-то такое, с красной ветки.
ЛЕБЕДЬ. Это понятно, что с красной… А следующая — какая будет?
БЕРЕЗОВСКИЙ. Знаете, тут ничего нельзя сказать заранее… Доедем — посмотрим.
ГОРБАЧЕВ. А вы что, не местный?
ЛЕБЕДЬ. Я просто под землей плохо ориентируюсь.
ГОРБАЧЕВ. Ну, я тоже, знаете ли, не Вергилий… Но Москву на всякий случай знать надо. Мало ли как
