Самохин Яковлевич - Время больших снегопадов
Короче говоря, эти самые Нюська с Дуськой и веселые их мужья без помех исполнили весь свой божественный репертуар, а про Рождество и «Отче наш» успели даже прогнать по второму разу.
Вылезли они, кстати, не доезжая «Садов», — на остановке «Лесопилка».
Чернявенькая Нюська выходила последней. В дверях она остановилась и, будучи уже на недосягаемом расстоянии, допела все-таки про девушек, которые зря любят красивых, отбила дробь и показала сердитой тетке язык.
МУСКУС КАБАРГИ
Теперь эта история, слава богу, в прошлом. Как медики выражаются: кризис миновал. А могло кончиться печально, если бы Семен Разгоняев не принял решительные меры.
А началось с того, что мы стали замечать некоторые странности в поведении Вени Левандовского.
Сидели, помнится, как-то — играли в преферанс. Разговаривали об одном общем знакомом — сейчас уже не помню, о ком точно. И Левандовский вдруг небрежно так обронил:
— А-а, этот-то пентюх…
— Почему пентюх? — не согласился Семен. — Мужик в порядке.
— Конечно, пентюх, — сказал Левандовский. — Галстук через голову надевает.
Мы переглянулись, но смолчали. Только когда Левандовский ушел, Семен недоуменно спросил:
— Чего это он здесь молол?.. И как их, вообще, надевать надо, галстуки эти? Через ноги, что ли?
На другой день, правда, все разъяснилось. Сам Разгоняев и нашел отгадку. Он мне по телефону позвонил.
— Слушай, — сказал. — Помнишь, вчера Венька выступал? Насчет галстуков? Так это он в «Силуэте» прочитал. Точно говорю. У меня супруга «Силуэт» выписывает, я в него от нечего делать заглянул — а там статейка. Про галстуки. Оказывается, их прямо на себе надо завязывать. Перед зеркалом. Ну, как пионеры делают. А через голову надевать — считается некультурно, понял?.. Но Левандовский-то, а? Вот пижон несчастный! Надо его проучить.
В следующую субботу мы опять собрались за преферансом.
Левандовский выглядел задумчивым, нездоровым. Козырей мастью бил. Потом, ни к селу ни к городу, сделал сообщение: в последние, мол, годы очень нарастает темп жизни.
— Ага, нарастает, — охотно подхватил Семен Разгоняев, которому карта шла по-сумасшедшему. — Все в темпе, все давай-давай. Скоро как бобики бегать станем — язык на плечо. У меня один знакомый уже галопом скачет. Раньше был выдержанный мужик — целый вечер мог в ресторане просидеть. И ничего — хватало времени, укладывался. Потом с ресторанов на кафетерии перешел — догнал его этот темп. В кафетерии заказ ждать не надо: выпил у стойки, бутерброд в зубы — и айда. А теперь и в кафетерии перестал заходить. Бежит с работы — мимо «аквариума». Там Зоя работает буфетчицей — Зою-то все знаете? Ну вот, он ей на ходу в окно стукнет, помаячит пальцами — дескать, нацеди сто пятьдесят — и кругом «аквариума», чтобы с темпа не сбиться. А Зоя уже подгадывает, выносит ему с черного хода стаканчик, как марафонцу. Замаялся мужик. Просто, говорит, не знаю, чем это кончится. Если и дальше нарастание не спадет — придется Зое за мной на велосипеде гоняться.
Левандовский поморщился и сказал, что он совсем другое имел в виду. Оказывается, ученые подсчитали, что средний современный человек за один год проезжает столько километров и посещает столько мест, сколько в прошлом веке не успевал посмотреть за целую жизнь.
— Ух ты! — изумился Семен.
А Левандовский помолчал и сделал сообщение из другой области:
— Быстрое развитие орошаемого земледелия, — сказал он, — резко повышает урожайность, но ведет к истощению запасов пресной воды на планете…
— Чего?! — ошеломленно спросил Семен. Левандовский смутился, отложил карты и сказал, что, пожалуй, лучше пойдет домой — что-то он сегодня не в форме.
— Действительно, топай-ка ты отдыхать, — поддержал его Семен. — А то я вижу, у тебя сегодня мозга за мозгу заходит.
— Они не могут заходить, — возразил одевшийся уже Левандовский. — Мозг человека представляет собой парный орган, разделенный на правое и левое полушария, которые после прерывания связи могут функционировать как две независимые единицы.
Он вдруг обвел нас растерянным взглядом, опустился на табурет и, бледнея, прошептал:
— Ребята… я ведь этого не знал. Честное слово. Вчера еще не знал… Ну, допустим, насчет орошения сам мог догадаться. А тут… Слова-то какие… функционировать…
— Так, так, — заинтересованно сказал Семен, обходя Левандовского вокруг. — А ну-ка… что еще знаешь?
Левандовский с усилием пошевелил бровями:
— Да вот, например… Один килограмм мускуса самца кабарги стоит около трех тысяч долларов… Полициклические соединения разлагаются в атмосфере в результате фотоокисления, реагирования с атмосферными окислителями и…
— Стоп! — прервал его Семен. — Все ясно… Я где-то читал про такую штуку, — объяснил он нам. — Женщина одна вдруг на древнеиндийском языке заговорила. Вечером, вот как Венька, даже не подозревала, что умеет, а утром проснулась — и давай шпарить. Без акцента.
Четвертый наш партнер и хозяин квартиры, Трущеткин Игорь, покачал головой:
— Тебе, Вениамин, надо к невропатологу обратиться. Не шути с этим.
— Чего они понимают, невропатологи твои! — презрительно сказал Семен. — Напиться ему надо разок как следует. Капитально врезать — так, чтобы ни тятя, ни мама. Наутро все как палкой отшибет — по себе знаю.
…Через неделю в назначенный час Левандовский не появился у Трущеткина. То ли он не воспользовался советом Семена Разгоняева, то ли перелечился.
Мы подождали немного и, решив, что дело неладно, отправились его попроведать.
Дверь в квартиру Левандовского оказалась не запертой. Из комнаты потянуло сыростью и пылью. Сквознячок шевелил свисающую с потолка паутину. Засохшие окурки потрескивали под ногами.
Сам Веня Левандовский сидел посреди этого беспорядка и щепочкой чертил на давно немытом полу какие-то треугольники. Услышав наши шаги, он поднял воспаленные глаза и сказал:
— При погружении тела в жидкость…
Но договорить не успел.
В комнату без стука ворвался его сосед по лестничной площадке — студент электротехнического института Генка Кроликов.
— Гав ду ю ду, Вениамин Орманович! — сказал Генка, улыбаясь до ушей. — Гав ду ю фил?
Левандовский медленно поднялся, постоял с открытым ртом и вдруг тоже заговорил по-английски.
Мы остолбенели.
А Генка чуть не до потолка подпрыгнул.
— Слыхали?! Все?! — закричал он, приплясывая. — Я Вениамину Ормановичу сколько доказывал, что человеческий мозг на девяносто процентов не заполнен информацией, вхолостую работает. А он все не верил! Как же, говорит, не заполнен, если я, например, постоянно чувствую, будто у меня голова шлаковатой набита. Туда спичку уже не просунешь — не то что мысль какую. Ещё и поспорил со мной на бидон пива!..
Вот оно значит что! Они поспорили. И шляпа Левандовский, конечно, сразу же забыл об этом. А Генка, змееныш настырный, не забыл. Он приспособил за стеной магнитофон и стал по ночам заполнять мозг Левандовского разными сведениями, вплоть до английского языка.
И теперь, брызжа от радости слюной, рассказывал нам про свой удавшийся опыт. Специально, черт рыжий, свидетелей дождался.
Первым опомнился Семен Разгоняев.
Он взял Генку за грудки и так тряхнул, что у того ноги от пола оторвались.
— Ах ты, выродок лопоухий! — сказал Семен. — За бидон пива! Да я тебя сейчас так башкой об стенку шмякну — сто процентов пустоты получится!.. Попробуй только еще хоть раз свою шарманку включить! Под землей разыщу, гнида ты золотушная!
— А ты, — повернулся Семен к Вене, когда маленько остыл, — выбрось всю эту муру из головы. К свиньям собачьим!.. И в другой раз не связывайся с этими вундеркиндами! Тоже спорщик нашелся, елкин корень!
Сейчас Левандовский уже окончательно выздоровел. Единственное, что осталось у него в памяти, — это мускус кабарги.
Он теперь так, для смеха, называет тринадцатый портвейн и вермут розовый.
