Леонид Лиходеев - Я и мой автомобиль
Это было в другой жизни, от которой мне остались воспоминания, неспособные уже потревожить душу, и друг-приятель Павел Павлович Петухов, совсем не похожий на младшего брата, но чем-то похожий на сестру.
Я рассматривал сфинксова зятя. Выражение лица его не менялось. Он все так же смотрел вперед широко расставленными глазами знатока и ценителя жизни.
Сфинкс листал книгу. Дом съехал с горы веселья в распадок тишины. Где-то ладили песню.
Я спросил:
- Что же делать, Яков Михайлович? Что же делать, чтобы колесо истории не скрежетало? Что же делать, если проповеди опаснее грабежей? Что же делать, Яков Михайлович, если сила предсмертного слова теряется, когда неожиданно приходит помилование?
Сфинксово домашнее питье светлело легкой прозеленью, как спитой чай. Сфинкс не торопился с ответом. Новый год гулял вовсю в каждой каюте нашего корабля. Старые заботы гремели в мусоропроводе пустым звоном опорожненной посуды. Надежда гукала по палубам беззаботными сапогами веселья. Перспективный ветер врывался в иллюминаторы. Оптимистический снег валил с неба, как манна.
- Что же делать, Яков Михайлович? Есть ли критерии бытия? Все ли сущее разумно, как утверждал Гегель, или, может быть, старик чего-то напутал?
- Критерии? - переспросил он. - В конце жизни Даль сказал: «Кроме нравственной поруки - другой нет»... Мне кажется, труднее всего воспитать одного человека: самого себя...
...На свете существует ряд неразрешенных вопросов. Например, в чем смысл жизни; каков удельный вес философского камня; где зарыта собака; для чего существует Николаевская парфюмерная фабрика имени Алых парусов - и другие вопросы, составляющие неликвидный фонд философских систем.
Я уважаю Павла Петухова за то, что он может дать более или менее вразумительные ответы на некоторые из этих вопросов. На все он, конечно, дать не может, но на вопрос, в чем смысл жизни или где зарыта собака, дает.
Он нанес мне визит с некоторым опозданием, как раз к тому времени, когда мне нечем было хвастать, поскольку рука уже была готова и время получать прошло и приспело время отдавать.
Павел Петухов был человеком, чей заметный нос попал к нему явно из лучших романтических времен. Нос его торчал подобно вздернутому бушприту с натянутым кливером и отсвечивал перламутровыми бликами океанского заката. Такие носы бывают теперь только у сугубо сухопутных лиц. Вслед за своим носом, в фарватере, стараясь не отстать ни на полкабельтова, двигался сам владелец.
На этот раз Петухов почти что обогнал свой нос. Но, кроме его носа, впереди владельца оказалось небольшое кудлатое существо, белое, в рыжих подпалинах, с черными бровями, сквозь которые пронзительно глядели пуговичные глаза. Существо вкатилось через порог, посмотрело на меня вызывающе и стало немедленно нюхать паркет.
- Входи, Филька, - сказал Петухов собаке, - чувствуй себя как дома. Здесь тебе будет хорошо. - И добавил, обращаясь ко мне: - Выводить его надо три раза в день. Он благороден и воспитан. Думаю, вы подружитесь.
- Павлик, что это за номера? - поинтересовался я.
- Это пес. Жизнь его сложилась ужасно. Ему необходимо переменить обстановку.
- Но при чем здесь я?
- Ты одинок,- сказал Петухов, скидывая пальто с пустым правым рукавом.- Он почти одинок. Вы самою судьбой предназначены друг для друга. Если хочешь, я буду платить на него алименты.
- Спасибо... Но он, кажется, хромает?
- Ну и что? - сказал Петухов.- Байрон тоже хромал.
- Но Байрон хромал на одну ногу, а этот на обе!
- Зато Байрон писал стихи, а этот не пишет! Не болтай глупости. Я тебе привел собаку, которая не пишет стихов и не пачкает в доме. Где ты еще найдешь такую собаку?! Дай ему лучше пожрать.
Я увидел, что есть время жить без хромой собаки и время жить с хромой собакой.
Хромоногий пес обнюхивал мое жилище. Петухов причесался и сел.
- Сачок, - сказал он, - кто это держит ручку всей кистью?
- Павлик, извини меня, это дело прошлое. Расскажи мне лучше о будущем. Я люблю слушать о будущем, поскольку в нем нет никаких огорчений...
Как у всякого равнодушного человека, у Петухова были привязанности. Поэтому он явился ко мне, едва ступив на землю. Он прилетел оттуда, где вот-вот со дня на день должны будут появиться на свет ватаги маленьких прекрасных автомобилей, которые заводятся на любом морозе единым поворотом ключа.
- Я не гуманист, - предупредил Петухов, - я технарь. Не задавай мне дурацких вопросов: «Когда будет готов и сколько будет стоить?»
Он сидел в креслице, зажав коленями трубку и набивая ее табаком. Капля норовила упасть с войлочного ботинка на паркетину. Павлик посмотрел на свои ноги.
- Понимаешь, наша строительная практика накопила немалый опыт. Она учла марки бетона, но не учла размера обуви. Если бы всех строителей можно было одеть в одинаковые сапоги, одинаковые ватники и дать им одинаковый рацион - все было бы в ажуре... Но выяснилось наконец, что ноги у людей разных размеров и штаны им тоже нужны разных, размеров. И жратву они хотят выбирать по ресторанной карточке. Это называется - матобеспечение. Материальное обеспечение...
Я всплеснул руками:
- Павлик! Как же быть?
- А никак не быть... Завод построят... Бетон, железо... В конце концов - днем позже, днем раньше... Самое главное начнется потом, когда понадобится рабочий.,. Сто секунд операция, понял? Не девяносто и не сто десять, а сто! Тут уж никаких обязательств не возьмешь...
- Ну, это ты напрасно, Павлик. Как это - не возьмешь? Смешно. Как же без обязательств?
- А так! Пришел, встал и вкалывай до обеда. Ни отойти, ни покурить, ни посачковать... В обед - весь завод общим рубильником! Полчаса. Полтинник кинул в турникет, как в метро, вошел, съел и назад. И - до конца смены. Привет!
Признаюсь, эта скороговорка смутила меня. Я-то думал, Павлик начнет рассказывать о чудесах будущего производства, о прекрасных сверхкомфортабельных машинах, о прядущем автомобилизме, о завтрашних автострадах... А он притащил хромую собаку с некоторыми включениями нездорового брюзжания. Может быть, там действительно возникнут частичные трудности - не без этого, но неужели Павлик не мог обойтись без них? Тем более я еще не совсем здоров, еще совсем недавно находился на бюллетене и мне совсем ни к чему отрицательные эмоции.
- Мой брат, - строго официально сказал Павлик, - занимается дистанционным управлением. Он проектирует дороги с направляющими силовыми линиями, по которым машины поедут сами, как в сказке. Колька устроился при завтрашнем дне как кот при сметане... А нам нужен рабочий, который в состоянии делать операцию за сто секунд сегодня...
Рука у меня стала покручивать. От нервов. Кончики пальцев стали неметь, как память кибернетической машины, лишенной тока.
- Павлик, не лишай меня перспектив...
- Что тебе надо? Перспективу тебе надо или автомобиль? Мечту тебе надо или сильный аккумулятор, чтобы не крутить ручкой?
- Чтобы не крутить ручкой! - догадался я.
- Так я тебя должен подбодрить. Ручка будет. На всякий случай. На случай плохого обслуживания... В проекте ручки не было, но мы ее вставляем.
- Так это же хорошо! - обрадовался я, подумав об аккумуляторе, который месяц назад Генка, должно быть, унес на подзарядку и все еще не принес. - В конце концов, Павлик, все образуется. Если рабочему хорошо разъяснить, он не за сто секунд, а за пятьдесят все сделает.
- Не за пятьдесят! - вдруг заорал Петухов.- Не за пятьдесят! За сто! Только за сто! Ни больше ни меньше.
На крик немедленно прикатился Филька. Он посмотрел на Петухова, присел и склонил умную голову к своему собачьему плечу. Пуговицы лучились перламутровым любопытством.
- Дались тебе эти сто секунд,- обиделся я.- Только собаку вспугнул. Ты уже в самом деле хочешь из человека сделать автомат. Чтобы только и знал - гайки заворачивать, как Чарли Чаплин... Ты не прав... Рабочий прежде всего должен быть сознательным. То есть хочет - закручивает, не хочет - значит, надо его спросить: почему? Может, у него в этот момент рационализаторская мысль сверкнула? Или покурить ему охота? Или, скажем, мечта у него появилась - представить себе, как и что будет дальше...
- А конвейер?! -закричал Пашка. - А конвейер остановить? Филька перекинул голову к другому плечу, не сводя с Петухова глаз.
- Не люди для конвейера, а конвейер для людей. Правда, Филька? - резонно заявил я.
Петухов потрепал пса по кудлатой голове. Пес вытянулся, зевнул и завилял хвостом.
- Выводить три раза,- сказал Петухов ласково.
- Слушай, почему ты привел эту собаку мне?
- А кому еще? Ты единственный мой знакомый, который не выкинет собаку на улицу. Если вы не уживетесь - ты уйдешь, оставив ей квартиру. Ты гуманист. Ты ни фига не понимаешь в производстве, и поэтому я лучше расскажу тебе историю этой собачьей жизни. Ставь чайник...
