Пэлем Вудхауз - Радость поутру

Пэлем Гринвел Вудхауз

Радость поутру

ГЛАВА 1

Когда описанные треволнения отошли в прошлое, опасность перестала маячить на горизонте, всем направо и налево были пригоршнями розданы счастливые концы и мы ехали домой, лихо сдвинув шляпы набекрень и отряхнув прах Стипл-Бампли с наших шин, я признался Дживсу, что в ходе этой истории Бертрам Вустер, вообще-то не слабодушного десятка, временами был очень близок к отчаянию.

– Ну просто, можно сказать, на грани, Дживс.

– Обстоятельства, бесспорно, принимали угрожающий оборот, сэр.

– Ни луча надежды. Впечатление было такое, будто Синяя Птица подняла лапки кверху и закрыла лавочку. А теперь вот мы едем-веселимся, и солнышко сияет. Тут, пожалуй, задумаешься.

– Да, сэр.

– Есть такое выражение, на языке вертится, как раз подходит к данному случаю. Вернее, не выражение, а поговорка. Афоризм такой. Вроде шутки. Что называется, присловье. Словом, изречение. Что-то такое насчет радости.

– Вечером водворяется плач, а наутро радость [ Берти, с помощью Дживса, вспоминает 29-й библейский псалом, ст. 6.], сэр?

– Вот-вот, самое оно! Не вы придумали?

– Нет, сэр.

– Здорово сказано, – похвалил я его.

Я и теперь считаю, что невозможно в двух словах лучше передать суть того убийственного происшествия, в котором принимали участие Нобби Хопвуд, Чеддер по прозвищу Сыр, Флоренс Крэй, мой дядя Перси, Дж. Чичестер Устрица, бойскаут Эдвин и старина Боко Фитлуорт, – или, как впоследствии, наверное, назовут эту историю мои биографы, «Ужас в Стипл-Бампли».

Этот географический пункт у меня еще до описываемых событий занимал первую строчку в списке мест, которые следует как можно дальше обходить стороной. Вам не приходилось замечать: на старинных картах, бывает, какое-то место помечено крестиком, и подпись: «Здесь драконы» или «Смотри в оба, тут гиппогрифы»? Что-нибудь в этом же роде, по-моему, надо из человеколюбия написать возле Стипл-Бампли для предостережения пешеходам и транспорту.

Поселение это живописное, не спорю. Равного ему по красотам не найдешь во всем Гемпшире. Оно расположено, как говорится, под сенью дерев среди улыбчивых нив и лиственных лесных массивов вблизи речки, текущей под ивами и ветлами, и куда ни бросишь кирпич – попадешь в деревенский домик с белым садиком или в голову румяного деревенского жителя. Но вы же знаете, все эти виды, ласкающие взор, бесполезны там, где мерзок человек [Ссылка на стихотворение «Миссионерский гимн» английского религиозного поэта епископа Реджинальда Хибера (1783-1826).]. А беда деревни Стипл-Бампли состоит в том, что в ней находится усадьба «Бампли-Холл», а в усадьбе, в свою очередь, находится моя тетка Агата со своим вторым мужем.

Когда же я скажу, что ее вторым мужем является не кто иной, как Персиваль лорд Уорплесдон, а при нем – его дочь Флоренс и сын Эдвин, несноснейший из всех мальчишек, когда-либо щеголявших в шортах цвета хаки и занимавшихся следопытством, или что там делают эти чертовы бойскауты, вы сразу поймете, почему я всегда отклонял приглашения моего бывшего однокашника Боко Фитлуорта погостить в его летнем домике, находящемся в той же местности.

Я и по отношению к Дживсу долгое время проявлял такую же твердость, когда он намекал, что неплохо бы нам снять там коттеджик на лето. Дело в том, что в тамошней речке, как всем известно, хоть пруд пруди рыбы, а Дживс принадлежит к числу тех, кто обожает взмахивать над головой крючком с наживкой. «Нет, Дживс, – вынужден был я ему отвечать. – Как ни больно мне лишать вас радостей простой жизни, но там ведь всегда есть риск столкнуться с этой разбойничьей шайкой. Нет уж, безопасность – прежде всего». На что он мне говорил: «Очень хорошо, сэр», – и на том вопрос бывал исчерпан.

Но все это время, неведомо для меня, тень Стипл-Бампли подкрадывалась все ближе, и настал день, когда она сорвала накладную бороду – и набросилась!

Что странно, в то утро, когда со мной произошло это огромное несчастье, я был в самом что ни на есть радужном расположении духа. Ничто не говорило о том, что мне предстоит вляпаться в такую калошу. Я отлично выспался, удачно побрился, приятно принял душ и жизнерадостным возгласом приветствовал появление Дживса с кофе и копчушками.

– Черт подери, Дживс, – говорю, – я сегодня с утра в наилучшей форме. Упиваюсь своей молодостью и готов хоть сейчас взяться за работу, не страшась любой судьбы, как писал Теннисон.

– Лонгфелло [Из стихотворения Генри Лонгфелло «Псалом к Жизни» (1839).], сэр.

– Или Лонгфелло, если вам угодно. Не будем мелочиться. Ну, что новенького?

– Заезжала мисс Хопвуд, когда вы еще спали, сэр.

– В самом деле? Жаль, я ее не повидал.

– Молодая леди хотела войти к вам в спальню и разбудить вас с помощью мокрой губки, но я ее отговорил. Я счел предпочтительным, чтобы ваш сон не был нарушен.

Я одобрял такую бдительность, в ней сказывались, с одной стороны, доброе сердце, с другой – старый феодальный дух. Но в то же время я с огорчением прицокнул языком, сожалея, что разминулся с юной пигалицей, с которой всегда поддерживал самые дружеские отношения. Эта Зенобия (Нобби) Хопвуд была, что называется, «под опекой» у старика Уорплесдона. Несколько лет назад один его приятель, перед тем как отдать концы, оставил свою дочь на его попечение. Как это делается, точно не знаю, – наверняка были сочинены соответствующие документы, поставлены подписи над пунктирной линией, – но в результате, когда дым рассеялся, Нобби оказалась подопечной моего дяди Перси.

– Юная Нобби, вы сказали? Давно ли она в нашей столице? – спросил я, поскольку, попав под опеку дяди Перси, она, естественно, влилась в ряды тех, кто обитал в логове Стипл-Бампли, и теперь лишь изредка показывалась в Лондоне.

– Со вчерашнего вечера, сэр.

– И надолго?

– Только до завтра, сэр.

– Стоило ли так далеко тащиться ради одного дня?

– Как я понял, она приехала по настоянию ее сиятельства, для ее сопровождения, сэр.

Я вздрогнул.

– То есть вы хотите сказать, что тетя Агата в Лондоне?

– Всего лишь проездом, сэр, – успокоил мои опасения верный слуга. – Ее сиятельство направляется ухаживать за мастером Томасом, который подхватил в школе свинку

Дживс говорил о теткином сыне от первого брака, худшем из наших сограждан. Многие осведомленные люди ставят его в списке величайших злодеев Англии еще выше ее пасынка Эдвина. Я с удовлетворением услышал о его заболевании, и у меня даже мелькнула шальная надежда, что он сумеет заразить свинкой свою мать.

– А что говорила юная Нобби, Дживс?

– Она выражала сожаление, что так редко теперь видит вас, сэр.

– Взаимно, Дживс, я тоже сожалею. Таких славных малых, как эта Хопвуд, не много найдется на свете.

– Она выразила надежду, что вы найдете возможность в ближайшем будущем посетить Стипл-Бампли.

Я отрицательно покачал головой.

– Исключено, Дживс.

– Молодая леди сообщила мне, что сейчас у них превосходно клюет рыба.

– Нет, Дживс. Мне очень жаль, но даже если она набрасывается на пустой крючок, все равно к Стипл-Бампли я близко не подойду.

– Очень хорошо, сэр.

Голос у него был мрачный, и я попытался разрядить атмосферу, для чего попросил еще чашку кофе.

– Она одна заходила? – спросил я, имея в виду Нобби.

– Нет, сэр. С нею был джентльмен, который разговаривал так, как будто вы с ним знакомы. Мисс Хопвуд называла его Сыр.

– Могучий такой?

– С заметно развитой мускулатурой, сэр.

– А голова похожа на тыкву?

– Да, сэр, некоторое сходство с этим овощем просматривается.

– Тогда это друг моих юных дней по имени д'Арси Чеддер. Для смеха мы именовали его в своем кругу Сыром. Не виделся с ним тысячу лет. Он проживает где-то в сельской местности, а чтобы общаться с Бертрамом Вустером, требуется как минимум вращаться в столичных сферах. Удивительно, что он, оказывается, знаком с Нобби.

– Как я понял из слов молодой леди, сэр, мистер Чеддер тоже проживает в Стипл-Бампли.

– Да? Ну и тесен же мир, Дживс.

– Да, сэр.

– Прямо не припомню, чтобы я когда-нибудь видел теснее, – сказал я и уже приготовился развить эту тему, но тут призывно затренькал телефон, и Дживс как штык полетел в переднюю. Сквозь неплотно прикрытую дверь я разобрал многократно повторенные «Да, ваше сиятельство» и «Очень хорошо, ваше сиятельство» – верный признак того, что у него на крючке какой-то представитель старинной аристократии.

– Кто это был? – спросил я, когда он просочился обратно.

– Лорд Уорплесдон, сэр.

Сейчас, оглядываясь назад, я просто диву даюсь, что так спокойно отозвался на это сообщение, всего лишь произнеся: «Да?». И только. А ведь должен был бы почувствовать, как в мою жизнь, подобно ползучему туману или миазму, все настойчивее вторгается, если можно так выразиться, зловещий мотив Стипл-Бампли; почувствовать, содрогнуться и спросить себя, что бы это значило? Но факт таков. Я нисколько не затрепетал и отреагировал вполне равнодушно.