Собрание сочинений в 7 томах - Михаил Михайлович Зощенко
У Ванюшки Леденцова во всем то есть тресте ни единого знакомого человечка не было. Не только, скажем, какого-нибудь крупного ответственного знакомого, а вообще никого не было. Был один беспартийный грузчик, да и тот поденный. А много ли может сделать поденный грузчик?
А пришел Ванюшка Леденцов раз однажды к этому грузчику. Поставил ему пару пива и говорит:
— Вот что, друг! Протекций у меня, сам знаешь, нету, в ячейках я не состою — подсоби по возможности.
Грузчик говорит:
— Навряд ли, милый человек, подсобить смогу. Неможно ведь так, тяп-ляп, без протекции. Сам понимаешь.
Но так складно все случилось. В прошлом годе грузчик мебель перевозил трестовскому бухгалтеру.
— Так и так, — говорит, — уважаемый товарищ бухгалтер. Мебель я вам в свое время перевозил. Ничего такого не сломал, исключая одной ножки и умывальника. Ткните куда ни на есть Ванюшку Леденцова. Протекции у него, у подлеца, нету. Ничего такого нету. В ячейках не состоит. Ну прямо парень гибнет без протекции.
Бухгалтер говорит:
— Навряд ли, милый человек, можно без протекции. Прямо, — говорит, — не могу тебе обещать.
Но такая тут Ванюшке удача подошла. Планета такая ему, подлецу, выпала.
На завтра, например, приходит бухгалтер к коммерческому директору, подкладывает ему бумажонку для подписи и говорит:
— Знаете, товарищ директор, нынче без протекции прямо гроб.
— А что? — спрашивает директор.
— Да так, — говорит бухгалтер, — есть тут, мотается один парнишка без протекции, так не может никуда ткнуться. А и нам-то навряд ли можно его пихнуть.
— Да уж, — говорит директор, — без знакомства как его, дьявола, пихнешь. Худо ему без протекции.
А тут директор-распорядитель входит.
— Об чем, — говорит, — речь?
— Да вот, — говорят, — товарищ директор-распорядитель, парнишка тут есть один. Леденцов фамилия, никакой протекции у него, у подлеца, нету, не может никуда ткнуться, все мотается.
Директор-распорядитель говорит:
— Ну пущай к нам придет. Посмотрим. Нельзя же, граждане, все по знакомству, да по знакомству. Надо же человечка и без протекции уважить.
Так и уважили.
А говорят — всюду кумовство и протекции. Вот бывает же…
Гипноз
Могу, товарищи, с гордостью сказать: за всю свою жизнь ни одного врача не убил. Не ударил даже.
С одним врачом, действительно, пришлось сцепиться, но, кроме словесной дискуссии с помахиванием предметами, ничего у нас такого сверхъестественного не было. Пальцем его, черта лысого, не тронул, хотя, говоря по правде, и сильно чесались руки. Только сознательность удержала, а то бы, ей-богу, отвозил.
Эта полная сознательность и его медицинскую супругу тоже не допустила тронуть.
А она меня, ребятишки, очень неаккуратно выпирала из прихожей. И орала еще, зараза, что я ее в бок тиснул. А такую бабу, ребятишки, в бок не тиснешь, так она верхом на тебя сядет и до угла поедет.
А пришел я, товарищи, до этого медика по неотложному делу. На гипноз — внушение. Попросил его внушить, чтоб я курить бросил. А то такая на меня сильная страсть нашла: курю каждую минуту. И все мне мало. И денег лишний перевод, и язык пухнет.
И пошел я по совету до этого медика и ему объясняю.
Он говорит:
— Это, — говорит, — можно в два счета.
Посадил он меня в кресло, велел из кармана махру вынуть и стал перед мордой руками трясти и пришепетывать что-то.
И вдруг, действительно, слабость на меня напала. Закрыл я глаза и ни о чем не думаю. Только думаю — не позабыть бы мне, думаю, махру на столе.
А в это время доктор говорит:
— Готово. Внушил вам, что надо. Сеанс лечения кончен.
— Вот, — говорю, — спасибо-то!
Вынул я деньги, заплатил ему и пошел назад.
На лестнице вдруг беспокойство на меня напало.
«Батюшки, — думаю, — да сколько ж я этому черту, дай бог память, заплатил?»
И помню — лежали у меня в расчетной книжке рупь-целковый, трешка и пятерка.
Развернул книжку — рупь-целковый и трешка тут, а пятерки как не бывало.
«Батюшки-светы, — думаю, — по ошибке самую крупную купюру в руку сунул, чтоб ему раньше времени сдохнуть!»
Дошел до дому и чуть не плачу — до того мне пятерки жалко.
Дома супруга мне говорит:
— Что, — говорит, — новый курс лечения захотел? Вот, — говорит, — и расплачивайся. Внушил, — говорит, — тебе чертов медик заместо рубля пятерку ему дать, а ты и рад стараться. Лучше бы, — говорит, — курил ты, черт плешивый, чем пятерками в докторей швыряться.
Тут и меня, действительно, осенило. «А ведь верно, — думаю, — внушил. Ах ты, — думаю, — паразит, какие идеи внушает!»
Сразу оделся, покуда не остыл, и к нему.
— Трогать, — говорю, — я вас не буду. Мне сознательность не допущает врачей трогать, но, — говорю, — это нетактично внушать такие идеи.
А он вроде как испугался и подает назад деньги. Я говорю:
— Теперь, — говорю, — подаешь, а раньше об чем думал? Тоже, — говорю, — практика!
В эту минуту на мои вопросы медицинская супруга является. Тут мы с ней и схлестнулись. А медика я пальцем даже не тронул. Мне сознательность не допущает их трогать. Их тронешь, а после по судам затаскают.
А курить я действительно бросил. Внушил-таки, черт лысый!
Режим экономии
Как в других городах проходит режим экономии, я, товарищи, не знаю.
А вот в городе Борисове этот режим очень выгодно обернулся.
За одну короткую зиму в одном только нашем учреждении семь сажен еловых дров сэкономлено. Худо ли!
Десять лет такой экономии — это десять кубов все-таки. А за сто лет очень свободно три барки сэкономить можно. Через тысячу лет вообще дровами торговать можно будет.
И об чем только народ раньше думал? Отчего такой выгодный режим раньше в обиход не вводил? Вот обидно-то!
А начался у нас этот самый режим еще с осени.
Заведующий у нас — свой парень. Про все с нами советуется и говорит как с родными. Папироски даже, сукин сын, стреляет.
Так приходит как-то этот заведующий и объявляет:
— Ну вот, ребятишки, началось… Подтянитесь. Экономьте чего-нибудь там такое…
А как и чего экономить — неизвестно. Стали мы разговаривать, чего экономить. Бухгалтеру, что ли, черту седому, не заплатить, или еще как.
Заведующий говорит:
— Бухгалтеру, ребятишки, не заплатишь, так он, черт седой, живо в охрану смотается. Этого нельзя будет. Надо еще чего-нибудь придумать.
Тут, спасибо, наша уборщица Нюша женский вопрос на рассмотрение вносит:
— Раз, — говорит, — такое международное положение и вообще труба, то, — говорит, — можно, для примеру, уборную не отапливать. Чего там зря поленья перегонять? Не в гостиной!
— Верно, — говорим, — нехай
