Валерий Хайт - Большая книга одесского юмора (сборник)
Иногда, правда, эта особенность обогащает язык новой идиомой. Мы все безмятежно используем в речи грибоедовское «кричали женщины «Ура!» и в воздух чепчики бросали» и даже не задумываемся – какие чепчики? Грибоедов и его потенциальные читатели прекрасно знали французскую идиому «она забросила свой чепец за мельницу», т. е. пустилась во все тяжкие. Мельницу, спасибо Александру Сергеевичу, мы благополучно потеряли, а все остальное используем, не понимая, откуда взялось. Да оттуда же, что и выражение «не в своей тарелке» – от тонкостей перевода. По-французски «асьет» – и тарелка, и настроение, расположение духа. Кто первый раз ошибся? Не знаем и не узнаем…
А как справиться с особенностями произношения? Постсоветские челноки, массами наводнившие Китай, до сих пор не могут – особенно женщины. Ну как еще реагировать, если пытающийся договориться с тобой китаец, улыбаясь во весь рот, называет тебя при этом исключительно «подлюкой»? Есть ведь пределы любому терпению… Только пределов невежеству нет. Все очень просто: китайцы не произносят вообще звука «р», автоматически заменяя его на «л», и поэтому безобидное и вполне уважительное обращение «подруга» принимает у них столь жуткий вид. Кстати, у японцев все как раз наоборот – они во всех заимствованных словах меняют «л» на «р». Так что неудивительны сложности советско-японских отношений – как общаться с теми, кто слова «Ленин» или тем паче «Леонид Ильич Брежнев» даже произнести не могут. Кстати, фамилия «Ельцин» тоже этого нюанса не лишена… Впрочем, челнокам вообще несладко. Как в самом челноконасыщенном городе мира Стамбуле, слыша на каждом шагу от местных жителей слова «дурак» и «бардак», не оскорбляться и не расстраиваться, если не знать, что по-турецки это просто остановка и стакан?
Впрочем, с китайским языком все еще сложней. У них ведь нет букв как таковых. Если мы еще можем попытаться передать звучание практически любого иероглифа (и даже немножко его исказить, чтоб поменьше нарушать приличия – слышал я, что имена китайского маршала Пэн Дэхуая и политического лидера Хуа Гофэна можно было бы передать русскими буквами поточней, да больно уж скабрезно получается), то китайцам остается только подобрать максимально похоже звучащую комбинацию иероглифов, благодаря которому слово приобретает еще и паразитный смысл. Иногда это даже приятно – и Эренбургу, и Фадееву нравились китайские транскрипции их фамилий Эйленбо («Крепость любви») и Фадефу («Строгий закон»), иногда вызывает непредусмотренные осложнения.
Говорят даже, что равнодушие китайцев к христианству вызвано именно китайской транскрипцией имени Иисус – И-шу, то есть бегущая крыса. Действительно, трудно убедить кого-то поклоняться бегущей крысе… А в одной серьезной статье о китайском юморе (а он во многом действительно не похож на европейский) я прочел, что плохое восприятие китайцами европейского юмора объясняется еще и тем, что передать само слово «юмор», в китайском языке не существующее, удалось только двумя иероглифами «ю» и «мо» – «темный» и «тихий». Чего уж тут смеяться?
И это не конец восточных тонкостей. Одно и то же слово в китайском и вьетнамском имеет несколько разных смыслов в зависимости от того, пищите ли вы это слово, говорите тенором, баритоном или басом. Работавший во Вьетнаме коллега в свое время жаловался на то, что почтительное обращение к Хо Ши Мину – «Бак Хо» (Дедушка Хо) в устах наших женщин казалось вьетнамцам бессмыслицей, а в устах мужчин, особенно с низкими голосами – непристойным ругательством. По тем временам могло кончиться неприятностями, а ведь старались люди.
Чтоб хоть как-то отвлечься от темы «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток…», которую можно развивать сутками, напомню, как трудно переводить и дублировать восточные кинофильмы. Мимика тоже не переводится один к одному! Когда житель Дальнего Востока крайне взбешен и вот-вот нанесет супостату оскорбление действием, его мимика нам кажется улыбкой. В одном из китайских кинофильмов герой говорит жестокому вознице, избивающему лошадь: «Если ты не прекратишь бить лошадь, я тебя убью и мы доберемся без твоей помощи!» Естественно, изображает изо всех сил, что крайне разгневан, то есть, по нашим понятиям, улыбается во весь рот, как и его спутники! Чтоб как-то сгладить недоразумение, при дубляже фразу перевели так: «Если ты не прекратишь бить лошадь, ты ее убьешь, и нам придется добираться без ее помощи!» Шутка такая… А европейцы после того, как улыбка на лице китайца или японца сменяется угрозами или чем-нибудь похуже, обвиняют восточных людей в неискренности и лицемерии.
И решить эту проблему не скоро помогут компьютеры. Определенные успехи есть, и уже отошли в прошлое времена, когда фразу «в здоровом теле здоровый дух» металлические монстры второго поколения с небольшой экскаватор величиной ничтоже сумняшеся переводили как «спирт крепок, но мясо протухло», а при попытке перевести фразу «дочь генерала читала книгу» немедленно зацикливались, будучи не в силах понять, что же делала дочь – читала или генерала (ей казалось, что оба этих слова – глаголы). А чем лучше мой нынешний гораздо более совершенный компьютерный переводчик? Он, правда, уже не переводит фразу «How do you do?» словами «Как вы это делаете?», как его первая версия – находит вариант «Как ваши дела?» Но более жесткий эксперимент – заставить его перевести известный всем с детского садика поэтический шедевр на английский, а потом обратно на русский, привел к следующему результату:
Наш Таня громко кричит,Понизился в речку мячик.Более тихий, Танечка, не плачь,Не утонет в речке шар.
Это еще хорошо. А то в одном из ранних рассказов Лема сверхсовершенный переводчик вторгшихся на Землю альдебаранцев при первом же общении с землянами вынужден был переводить фразу «А, мать вашу сучью, дышлом крещенную…» и справился с этой задачей примерно так: «Предок по женской линии четвероногого млекопитающего, подвергнутый действию части четырехколесного экипажа в рамках религиозного обряда, основанного на…» А дальше не успел – всех инопланетян перебили и вторжение с Альдебарана провалилось. Это единственный припоминающийся мне пример, когда от непонимания была хоть какая-то польза – да и то вымышленный.
В Венгрии переводческие ляпы даже имеют имя и фамилию – Якоб Лейтер. В статье одной из венгерских газет за 1863 год в репортаже о полете на воздушном шаре путешественники восклицают: «Вверх, вверх, хотим подняться так же высоко, как Якоб Лейтер!» А кто же это такой? Да никто – немецкую фразу «Jakob’s Leiter», то есть «лестница Иакова», переводчик немножко недопонял.
Кстати, о переводах туда и обратно. Неча все на компьютеры валить – люди ничем не лучше. У Корнея Чуковского я нашел рассказ о том, как какой-то немец (Чуковский стеснялся написать, что это был Карл Маркс) написал труд об экономике Украины, взяв к нему эпиграф из пушкинской «Полтавы»: «Богат и славен Кочубей, его луга необозримы, там табуны его коней пасутся вольны, нехранимы, и много у него добра – мехов, атласа, серебра…». Совсем неплохой эпиграф, разумеется, в переводе на немецкий. А потом кто-то перевел этот труд на русский. Вместе с эпиграфом – он не узнал пушкинских строк и перевел его сам, как умел. Получилось вот что: «Был Кочубей богат и горд, его поля обширны были, и миллионы конских морд, мехов, сатина первый сорт его потребностям служили». Вот такой испорченный телефон.
Чуть ли не хуже всего в этом плане родственные языки. Английская или французская фраза кажутся малокультурным людям, не владеющим никакими языками, кроме русского, просто бессмыслицей, а украинская или белорусская – чем-то смешным и безграмотным. То, что украинцу или белорусу равного с ними культурного уровня таким же кажется русский язык, им все равно не объяснишь. А что из этого выходит, мы все уже видели. Попадаются на эти крючки даже квалифицированные переводчики. И называть не хочется талантливого поэта, глубоко мне симпатичного, переведшего строку из стихотворения о злобном помещике, который, разгневавшись на своего крепостного, кричит своим холопам «Женiть його, женiть!» (то есть «гоните его, гоните!») словами, «Женить его, женить!», хотя по тексту этот помещик явно не содержал брачной конторы.
Это еще полбеды – большинство не знающих украинского уверены, что начало одного из величайших шедевров украинской поэзии «Завещание» Тараса Шевченко, занимающего в украинской литературе примерно такое же место, как «Памятник» Пушкина в русской, совершенно им понятно. «Як умру, то поховайте мене на могилi…» Чего тут переводить? «Как умру, то схороните вы меня в могиле…» Мало кто задумывается о том, что хоронят, разумеется, в могиле, а не в кафе или в прачечной, и вряд ли поэт стал бы специально это оговаривать. А уж знающих, что все еще проще и «могила» по-украински курган (как и в ряде южнорусских диалектов), не так уж много.
